Субкультурные войны

Мы часто сетуем на то, что церковные недоброжелатели загоняют нас в конфессиональное гетто, но не замечаем, что, демонстрируя отсутствие желания быть открытыми обществу, мы сами себя загоняем в это гетто.
Из выступления Святейшего Патриарха Алексия II на Епархиальном собрании города Москвы 5.12.2006

Игумен Сергий (Рыбко) на концерте

Со станции метро поднимается толпа. Если вглядеться в отдельные лица и силуэты, в общей массе можно увидеть и менеджера в костюме, при галстуке и с кейсом под мышкой, и панка с татуировкой на бритом виске и огромной заклепкой в ухе, и бабушку в платочке, и юную модницу, и цыганок в пестрых юбках. Все они – наши современники и соотечественники.

Современная культура – это причудливая мозаика различных субкультур. Казалось бы, при таком культурном плюрализме давно пора научиться не придавать значения количеству и форме серег в ушах твоего соседа, а уж тем более фасону его брюк. Но, тем не менее, субкультурные противоречия – одна их наиболее частых причин для самых жарких и бескомпромиссных дебатов внутри церковной ограды. И вполне понятно, почему: очень трудно сказать о себе «мы» вместе с кем-то, кто внешне на тебя не похож и говорит на другом языке. Далеко не всегда комфортно быть пассажирами одного транспортного средства вместе с панками, «черными» или даже менеджерами (как подумаешь, что эта его игрушка-смартфон по стоимости равна твоей двухмесячной зарплате, так и задушить хочется), а уж признать одновременно себя и его – «другого» – православными христианами и вместе приступать к чаше – несопоставимо тяжелее.

Именно субкультурные противоречия легли камнями преткновения на пути в Церковь многих городских интеллигентов начала 1990-х – помните классическое, «как это я, да вместе с бабушками?» Кое-где образовались особые «интеллигентские» приходы, а кое-кто так и не смог протиснуться ко Христу через «бабье-платочковое» окружение, остался на этапе «верю в душе, а в церковь не хожу».

Может быть, действительно, православным христианам следовало бы собираться в отдельные приходы по признаку национальности, уровню доходов, возрасту и стилю одежды? Чтобы не было «чужих», все понимали и принимали друг друга, и никто не раздражал «инородными» субкультурностями. Кстати, как показывает опыт, такого рода «специализированные» православные общины часто оказываются очень миссионерскими. В «татарском» приходе активно воцерковляются татары, в «молодежном» – молодежь, в «деловом» – солидные мужчины с положением в обществе, в «богемном» – актеры и музыканты. Только правильно ли, когда в основу единения православных христиан ложится не святая православная вера и участие в церковных таинствах, а какие-то внешние второстепенные детали? Не рискует ли «моносубкультурный» приход выродиться просто в тусовку по интересам? И вообще, насколько позволительна такая роскошь, как «приход для своих», при нашей страшной нехватке православных храмов? Например, в 12-миллионной Москве один православный храм, включая даже маленькие часовни, приходится по статистике примерно на 17 000 жителей, 10 000 православно крещеных москвичей и 1 400 воцерковленных горожан, приступающих к таинствам более-менее регулярно. Представьте себе маленький деревянный храм-часовную в спальном районе, пытающийся вместить в себя во время воскресной литургии 1 400 причастников и 10 000 желающих поставить свечку, и вы получите наглядную картину соответствия количества храмов духовным потребностям населения. А ведь далеко не в каждом из деревянных храмов возле станций метро литургия по воскресеньям вообще совершается, во многих из них богослужение ограничивается молебнами в будни.

Конечно, каждому человеку Господь посылает наилучшие условия именно для его спасения и очищения от страстей. Не потому ли большинство из нас вынуждены проводить жизнь не в милом сердцу узкопрофильном гетто, а среди людей разных и на нас непохожих. В том числе и духовную жизнь. Может быть, именно «трение спинами в одной лодке», пребывание в «Ковчеге спасения» вместе с представителями чуждых субкультур, помогает отсеять то внешнее, лишнее, наносное, что для нашего духовного возрастания просто не важно, а то и вовсе вредно?

Тем более странно выражать превосходство одной субкультуры над другой, считать одну из них «более православной». Почему субкультура молодежи – пирсинги, косички, свисающие штаны – это однозначно плохо, а субкультура «профессиональных православных» – демонстративно грязная и поношенная одежда, серые юбки до пят, платки на глаза, мужские ботинки на женщинах, свалявшиеся бороды – это однозначно благочестиво? Да, конечно, можно сослаться на то, что на Руси всегда был в почете монашеский идеал, но что общего с ним имеет приходская субкультура нарочитого нищенства, притом довольно агрессивная и нетерпимая к тем, кто не спешит следовать этой моде, и потому явно антимиссионерская?

Неформалы – враги миру, но еще не друзья Богу

Эпиграфом к статье И.Я. Медведевой и Т.Л. Шишовой избрана цитата из послания апостола Иакова: «Дружба с миром есть вражда против Бога… Итак, кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу» (Иак. 4: 4). К числу друзей мира, соответственно, Божиих врагов, авторы относят всевозможных рок-звезд: Кинчева, Гребенщикова, Шевчука, а также творящую из них кумиров «уголовно-наркоманскую» молодежь и заодно известного миссионера диакона Андрея Кураева, слишком рискованно для православного священнослужителя заигрывающего со всей этой «прикольно-похабной» публикой. Довершает эту галерею образов закоренелых грешников главное исчадие ада – Борис Моисеев, шоумен «нетрадиционной ориентации». Намек более чем прозрачен – «сегодня он поклонник рока, а завтра и дитя порока». Вспоминаются лучшие традиции советского антиджазового агитпропа – «от саксофона до ножа всего один шаг».

Но можно ли назвать молодых неформалов «друзьями мира»? Да, вот этих самых – «с татуировками и африканскими косичками, торчащими гребнем волосами», в рваных джинсах, фанатов Кинчева, Шевчука и Гребенщикова? Так ли уж они в ладах с современным миром корпоративных матриц, глянцевых журналов и неуемного потребления? Скорее, неформалы, будь они рокерами, байкерами, панками или ролевиками, – это те, кто «покинул берег свой родной, а к другому так и не пристал». С миром они уже в серьезном конфликте, они уже его возненавидели и прокляли, а вот Богу еще пока не стали друзьями. Это промежуточное висение в воздухе очень мучительно и опасно. Именно поэтому неформалы представляют собой группу риска, в которой наркотики и самоубийства отнюдь не редки. Но, где боль, где мучительные поиски смысла, там гораздо глубже западает в сердце евангельская проповедь и приносит многократный плод.

Вообще странно, что для кого-то столь явная необходимость миссионерской работы с молодежью, в том числе и неформальной, еще остается открытым дискуссионным вопросом. Это после того, как по этому поводу совершенно однозначно и неоднократно высказывался Святейший Патриарх Алексий II. «Если мы не хотим потерять для Церкви молодых людей, то должны относиться к ним с теплом и вниманием, стремиться увидеть за внешней холодностью и настороженностью живую душу, жаждущую тёплого слова и обращенную к Богу», – было сказано Предстоятелем Русской Православной Церкви на ежегодном епархиальном собрании города Москвы в 2004 году. «Работа с молодежью остается приоритетной для пастырей, – подчеркнул Святейший Патриарх. – Свидетельство миру о Христе становится сегодня нашей главной задачей. Нужда в евангельской проповеди особенно сильна в крупных городах. При этом следует иметь в виду, что миссионерство на некогда православных территориях, “вторичная христианизация”, требует новых методов и специальной подготовки проповедников, которым придется трудиться в условиях современного мегаполиса».

Против наводнения – с огнетушителем

Да, безусловно, ошибки и перегибы в деятельности наших миссионеров встречаются. Пожалуй, «духовная дискотека», организованная одним известным игуменом – это уже явный перебор. Но, критикуя ту или иную церковную либо общественную проблему, всегда важно иметь в виду: а куда сейчас наблюдается крен в церковном и общественном сознании – вправо или влево? Что в данный исторический момент таит в себе наибольшую угрозу: либерализм или фундаментальное «закручивание гаек»?

«Мода в воззрениях предназначена для того, чтобы отвлечь внимание людей от подлинных ценностей. Мы направляем ужас каждого поколения против тех пороков, от которых опасность сейчас меньше всего, одобрение же направляем на добродетель, ближайшую к тому пороку, который мы стараемся сделать свойственным времени. Игра состоит в том, чтобы они бегали с огнетушителем во время наводнения и переходили на ту сторону лодки, которая почти уже под водой. Так, мы вводим в моду недоверие к энтузиазму как раз в то время, когда у людей преобладает привязанность к благам мира. В следующем столетии, когда мы наделяем их байроническим темпераментом и опьяняем “эмоциями”, мода направлена против элементарной “разумности”», – обозначил эту проблему К.С. Льюис в «Письмах Баламута».

Увы, но многие наши «ревнители благочестия» из числа публицистов поступают именно так, как советует в этом произведении бывалый бес. Задумайтесь, а много ли у нас сейчас в России православных миссионеров? Кого вы сможете с ходу назвать по именам? Диакон Андрей Кураев да Константин Кинчев – один православный клирик и один мирянин. И это при том, что Сам Господь в Евангелии заповедует благовествовать каждому клирику и каждому мирянину. Что Церковь наша, по словам Символа веры, апостольская.

Чтобы припомнить кого-то еще, уже нужно задуматься. Например, имя игумена Сергия (Рыбко), имеющего богатейший опыт проповеди в среде неформальной молодежи, известно даже далеко не каждому воцерковленному человеку, хотя в 2004 году миссионер был награжден премией Святейшего Патриарха «Обретенное поколение». А о религиозных воззрениях рок-звезд слухи ходят порой самые противоречивые и нелепые. Например, того же Бориса Гребенщикова в прессе называют то буддистом, то оккультистом, хотя он давно уже пришел к Православию и участвует в церковных таинствах.

Что же мы имеем в действительности? Заметную часть нашего церковного тела составляют люди инертные, вялые, боящиеся любой инициативы. Это и священники-«требоисполнители», которых год за годом обличают в своих докладах Святейший Патриарх и епархиальные архиереи, и миряне с психологией людей из «конфессионального гетто», которые, по меткому выражению одного батюшки, «при храмах прихрамывают». За долгие годы гонений православные привыкли видеть своей задачей выживание, а не экспансию. Преодолеть этот стереотип за прошедшие 15 лет церковного возрождения, увы, не удалось. Пока ты бездельничаешь и «не высовываешься», ты можешь рассчитывать на репутацию «доброго христианина», но стоит начать хоть мало-мальски заметное дело, будь то проповедь в молодежной среде, создание православного телеканала или работа с национальными диаспорами, как ярлык «обновленца и либерала» тебе обеспечен. Вот что писал еще в начале XX века выдающийся миссионер святитель Николай Японский: «И грустно думалось: бредет-то к нам народ все больше ленивый, кто поживее и поумнее и не думает заглянуть к нам – идут на другие службы (к протестантам, католикам. – О.К.). Впрочем, и в России не то же ли? Не уходят ли и там все лучшие силы в политику, разные министерства, оставив духовенству лишь нижний слой? Оттого и духовенство у нас плохо, духовная литература мелочна, духовенство… такое, что до сих пор в 30 лет ни одного доброго миссионера не выслало сюда Отечество».

А общество? Неужели во всех его слоях истина Православия проповедана настолько широко, что останови на улице любого прохожего, и он тебе подробно объяснит, чем сущность отличается от ипостаси? Как-то совсем не похоже на правду. Увы, большинство наших современников-россиян проявляет именно в религиозных вопросах какую-то поразительную дикость и невежество, независимо от уровня образованности и начитанности. Почему-то считается, что быть русским и не знать названий трех романов Гончарова или балетов Чайковского – это стыд и позор, а называть себя православным (православных у нас, по данным последних социологических опросов, 61%) и понятия не иметь об основных церковных догматах, совмещать свое «православие» с полным оправданием любых грехов, вплоть до колдовства и детоубийства (по мнению святых отцов, именно эти грехи вопиют к небу об отмщении, и за них гневом Божиим истребляются целые народы), а то и вовсе с отсутствием веры в Бога – это нормально, это «право на собственное мнение». Есть люди, живущие в Москве, которые никогда даже не видели православного священника в рясе и с крестом. Все это свидетельствует о том, что мы живем в постхристианском обществе, представляющем собой необъятное поле для миссионерских трудов, а настоящих миссионеров у нас единицы. Так стоит ли выискивать и акцентировать отдельные недостатки в методах работы и личных качествах тех немногих подвижников, которые работают в одиночку с аудиторией, для охвата которой и сотен проповедников мало? Да, у Кинчева на плече татуировка. Можно считать ее греховной язвой, оставшейся от его прошлой до-церковной жизни. Но зато Константин – воцерковленный православный человек, постоянный прихожанин одного из центральных московских храмов, духовное чадо уважаемого протоиерея. И своих детей он воспитывает в вере и послушании Церкви, что тоже не мало значит. У Кинчева имеется весьма многочисленная армия поклонников, и они благодаря его выступлениям воцерковляются. Все же правильнее судить о древе по плодам, а не по числу зарубок на коре.

Есть еще один важный момент: следует помнить о том, что «правые», ревнительские, фундаменталистские расколы и ереси в русском и вообще вселенском Православии всегда оказывались гораздо опаснее и привлекали во много раз больше сторонников, чем «левые», обновленческие и реформаторские. «Ревнителей»-монофизитов в наши дни насчитывается около 60 млн человек, а их либеральные оппоненты-несториане сохранились лишь в виде немногочисленных общин на Ближнем Востоке. Старообрядческий «правый» раскол увлек за собой огромное количество русских, а кто вспомнит сегодня о «левых» жидовствующих, с которыми некогда боролся преподобный Иосиф Волоцкий? И совсем уже в наши дни – все «обновленческое» движение отца Георгия Кочеткова ограничилось несколькими «интеллигентскими» приходами в крупных городах и очень быстро заглохло, а «ревнительское» движение против ИНН, за канонизацию Ивана Грозного и Григория Распутина чуть не привело к расколу в Русской Церкви. Учитывая эту особенность нашего религиозного сознания – «фундаменталист, ревнитель – значит, праведный, святой человек», – очень трудно себе представить, что, продолжая дело миссионеров диакона Андрея Кураева и игумена Сергия (Рыбко), наше духовенство толпами пойдет проповедовать на рок-концертах патлатой молодежи, а уж тем более заменит участвующие в богослужении хоры бабушек на юношей с электрогитарами. А вот в то, что «ревнители» затравят и выживут из храмов новообращенную неформальную молодежь, верится очень даже легко, ибо таких примеров из жизни, увы, немало. А допустить этого, ой, как не хотелось бы.