Как Сабуровы спасли князя Дмитрия Донского и породнились с византийскими императорами

Части 1

11 декабря (28 ноября ст. стиля), в день памяти преподобномученика Стефана Нового – покровителя рода Сабуровых, портал Православие.Ru продолжает публикацию статей из цикла «Потерянная династия», посвященных истории царской династии Годуновых, боярского рода Сабуровых и других потомков основателя костромского Ипатьевского монастыря боярина Захарии Чета. И историки, и писатели, как правило, писали преимущественно об основателе рода и о Борисе Годунове, так что в истории династии получался 250-летний временной провал, островками в котором виднелись малоизвестные фигуры Соломонии Сабуровой и Ирины Годуновой. Цикл статей «Потерянная династия» постарается восполнить этот пробел.

Аудио. Часть 1

Скачать
(MP3 файл. Продолжительность 28:57 мин. Размер 69.5 Mb)

Аудио. Часть 2

Скачать
(MP3 файл. Продолжительность 30:01 мин. Размер 72.1 Mb)

Богоматерь "Воплощение" Покровец. XVI в.

В завещании князь Владимир распределял между своими потомками владения, которые достались ему по завещанию деда – Ивана Калиты. Великий князь Иван I ушел из жизни примерно в 1340 году – следовательно, название села Четрековское существовало еще раньше. Это как раз время прихода внука Захарии Чета Дмитрия Зернова в Москву.

Предки и потомки Захарии в XII–XVI веках чередовали две фамилии – Чет и Зерно (Зерновы). Вероятно, кто-то из его ближайших потомков и был владельцем села Четрековское, но не оставил наследников по мужской линии и завещал свои владения великому князю. Такие случаи бывали.

В завещании Ивана Калиты обращает на себя внимание такая строчка: «А грамоту писал дьяк князя великого Кострома»^[3]. Вспомним сюжет 1208 года из Галицко-Волынской летописи, в котором упоминается предок Захарии Чета, служивший князю Даниилу Галицкому, – там он упоминается вместе со своим товарищем Чух(л)омой. В обоих случаях ономастика срослась с топонимикой: и люди, и города носят одинаковые имена (прозвища): Кострома и Чухлома (эти города расположены рядом друг с другом).

Зададимся вопросом: что первично, а что вторично? Другими словами: человек получил имя по городу или город по человеку? Чухлома известна с X века, а Кострома – с XII века. Значит, либо люди получали прозвища в честь городов, либо и люди, и города получали свои имена в честь каких-то явлений, о которых мы сегодня не знаем. Однозначного объяснения слов «кострома» и «чухлома» в настоящее время не существует. Остается предположить следующее.

В начале XIII века в Галицко-Волынской Руси жил Чухлома (сотоварищ Зерна), и в то же время на северо-востоке Руси существовал город с таким названием – это еще один факт в пользу тесной связи двух регионов.

В XIV веке жил человек по имени Кострома, приближенный к великому князю. Вполне вероятно, что он имел отношение не только к городу Костроме, но и к роду Четов-Зерновых.

Вот как описывает отношение Рюриковичей к своим боярам видный современный историк Николай Борисов в своей книге «Иван Калита»:

«Здесь, за столом Ивана Калиты, сидели свободные люди, его соратники и сотрудники. Свои отношения с князем они строили на основе неписаного, но прочного договора. Князь обязан был заботиться о своих боярах и их семьях, уважать интересы и достоинство каждого. Бояре должны были хранить верность своему князю в удаче и в беде, не жалеть сил и самой жизни в борьбе за его дело…

И как не похожа была сама атмосфера тогдашнего московского двора, дышавшая патриархальной простотой, на грубую жестокость Орды или холодную пышность Византии… С умилением глядел князь Иван на шумное застолье своих богатырей. Здесь собрались они все – отцы-основатели Московского государства: Федор Бяконт (родоначальник Плещеевых, отец святого митрополита Алексия. – М. Е.-Л.), Протасий Вельяминов, Иван Зерно (правнук Захарии Чета. – М. Е.-Л.), Андрей Кобыла (предок Романовых. – М. Е.-Л.), Родион Нестерович (из рода Квашниных. – М. Е.-Л.). Неуклюжие, тяжелые, но надежные, как валуны в северных лесах, они умели неделями не слезать с седла, одним ударом срубать головы врагам. Умели они и другое: подать князю вовремя добрый совет, разделить с ним последнюю гривну, уладить его дела с помощью своих родственников в иных княжествах и землях. Известно, что большинство московских бояр времен Калиты были выходцами из других краев»^[4].

Таким образом, выезд Захарии Чета из Галицко-Волынской земли не был чем-то необычным: многие бояре, служившие первым московским князьям, приехали из других княжеств.

Надо отметить, что потомки Годуновых, Сабуровых и Романовых имели, как минимум, равное право гордиться своей древней родословной. Мало того, в свете новых данных можно говорить о том, что род Захарии Чета гораздо древнее – с конца XII века^[5]. Оба рода в правление Ивана Калиты приблизились к великокняжескому столу. Это важно отметить потому, что в XVII столетии появится миф о «незнатности» и «худородности» Сабуровых и Годуновых, что, конечно же, не соответствует действительности.

Одним из выдающихся потомков Захарии Чета был боярин Федор Сабур, основатель рода Сабуровых. Он был женат на дочери боярина Ивана Андреевича Бутурли. Бутурлины были такими же потомками легендарного Ратши, как и Пушкины. Таким образом, все Сабуровы и Пешковы (как происходящие от Ратши по женской линии) также могут произнести пушкинские слова: «Мой предок Рача (Ратша. – М. Е.-Л.) мышцей бранной святому Невскому служил». Но не произнесут. Во-первых, потому, что Александр Сергеевич напутал с историей (не в первый и не в последний раз): Ратша никогда не служил святому князю Александру Невскому. А во-вторых, потому, что потомки Федора Сабура могут произнести гораздо более впечатляющее: «Мой прадед Федор святого Дмитрия спасал»…

Отмечу здесь, что Пушкин путался даже в своей личной генеалогии, но при этом брался вешать ярлыки представителям рода Сабуровых и Годуновых.

Пойдем дальше. Помимо сведений о военной службе, нам известны два ярких эпизода из биографии Федора Сабура. Однажды он вместе с товарищем спас жизнь великого князя Дмитрия, получившего прозвание «Донского». Это произошло в 1380 году, во время Куликовской битвы.

Перед боем великого князя просили не принимать личного участия в сече, но, тем не менее, он сделал это. Тогда его уговорили, по крайней мере, применить известную хитрость: поменяться одеждой со своим «наперсником» – Михаилом Бренком. Таким образом не только увеличивалась вероятность спасения жизни великого князя Дмитрия, но и были дезориентированы татары. Они нанесли удар по местонахождению «князя» (в костромском полку) и тем самым упустили из виду расположение основных сил русского войска.

Михаил Бренок отдал жизнь за Дмитрия: после боя его нашли убитым. Многие костромичи погибли. А сам великий князь был потерян из виду своим войском. Вот как это описывается в Новгородской четвертой летописи (список Дубровского; похожий текст и в «Сказании о Мамаевом побоище»):

Федор и Григорей Костромичи наехаша великого князя Дмитрея Ивановича под сеченою березою

Безусловно, если великий князь был сильно «изсечен», то есть ранен, он мог погибнуть, если бы его вовремя не нашли. В разных списках «Сказания о Мамаевом побоище» приведено несколько различных миниатюр, иллюстрирующих спасение великого князя Федором Сабуром и Григорием Холопищевым. Интересно, что Федор называется то с прозвищем – Сабур, то по «фамилии» – Зернов, а в некоторых поздних списках «Сказания» его стали называть «Федор Зов». Это объясняется тем, что при написании буквы «-ерн-» были вынесены над буквами «З-…-ов» и, по-видимому затерлись, либо один из переписчиков неверно понял текст.

Конечно же, Рюриковичи не могли забыть такой службы, и Сабуровы становятся доверенными служителями великокняжеского стола. Русский народ также не забыл их подвига: до недавнего времени на месте Куликовской битвы был известен хутор Сабуров.

Уже через два года после «Мамаева побоища» – в 1382 году – новый хан Золотой Орды Тохтамыш решил вернуть Русь под свою руку и пришел с огромным войском на Москву. Узнать об опасности удалось слишком поздно, поэтому великий князь вместе с семьей ушел из Москвы. Он был вместе с супругой – великой княгиней Евдокией Дмитриевной (преподобной Евфросинией Московской) и детьми – будущим великим князем Василием I, Софьей, Юрием, Марией и Анастасией. Вначале они посуху добрались до Волги, а потом по реке приплыли из Ростова в Кострому, где укрылись в Ипатьевском монастыре. Обычно историки объясняли такой выбор удобством расположения Костромы, но, безусловно, определяющим фактором стала надежность Зерновых и Сабуровых, возможность укрыться в родовом монастыре спасителя великого князя. Именно здесь у великокняжеской четы родился еще один сын – Андрей.

Вплоть до Смутного времени в Ипатьевском монастыре сохранялось особое «княжье место» Дмитрия Донского – то есть место, на котором он молился во время богослужения^[7]. После Смуты оно было заменено «царским местом» Романовых. Это – один из многочисленных примеров того, как династия Романовых вначале тщательно копировала ключевые символы, связанные с потомками Захарии Чета, а затем и вовсе попыталась вытеснить из национального сознания добрую память о своих предшественниках.

Во втором историческом известии, которое ярко характеризует Федора Сабура, содержится выражение, ставшее пословицей, – «Бог в кике». Что это значит, сейчас разберемся.

В начале XV века к московским князьям приехал служить представитель литовской династии Гедиминовичей Патрикей Наримунтович. В 1418 году великий князь отдал за его сына Юрия Патрикеевича свою родственницу (по одним источникам – сестру, а по другим – дочь), и, таким образом, породнившись с Рюриковичами, родоначальник князей Патрикеевых занял очень высокое место при дворе – выше, чем дяди Федора Сабура Константин Шея и Иван Дмитриевич.

На свадьбе Юрия Патрикеевича они сидели «ниже», то есть дальше от великого князя. Но когда старший брат Юрия Патрикеевича Федор захотел так же, как и молодой муж, сесть поближе к Василию I, то Федор Сабур не дал ему этого сделать. Федор Патрикеевич сказал Федору Сабуру: «Посядь брата моего меньшего, князя Юрия Патрикеевича», то есть после него. Но Федор Сабур ответил ему: «У того Бог в кике, а у тебя Бога в кике нет», – и сел перед ним^[8].

Здесь, кстати, перед нами наглядная иллюстрация к евангельским словам Христа: «Когда ты будешь позван кем на брак, не садись на первое место, чтобы не случился кто из званых им почетнее тебя, и звавший тебя и его, подойдя, не сказал бы тебе: “уступи ему место”; и тогда со стыдом должен будешь занять последнее место» (Лк. 14: 8–9). Именно отсюда пошло и слово «кичливость»: «кичиться» значит «излишне гордиться своей кичкой», то есть в данном контексте – женой, удачным браком.

Что такое кика (кичка)? На Руси принято, чтобы замужние женщины носили повойник. Да, именно так: «принято» – в настоящем времени, так как в старообрядческих и единоверческих семьях это по сию пору реальная традиция. Так вот, повойник – это упрощенная форма кики. То есть когда Федор Сабур говорил о том, что у Юрия Патрикеевича «Бог в кике», он имел в виду, что Бог благословил его через брак с представительницей рода Рюриковичей. А брат Юрия был женат на женщине более простого происхождения, поэтому ему указали его место.

С родом Сабуровых связано бытование и другого старинного предмета русского костюма – череза. Дмитрий Иванович Пешков-Сабуров, живший в XVI веке (правнук Федора Сабура), имел прозвание «Через», и от него пошли Черезовы-Сабуровы.

Через

Известны, как минимум, два ярких «поясных» эпизода из жизни великокняжеского двора того времени. Первый сюжет – это перечисление великим князем Дмитрием Донским в своем духовном завещании многочисленных поясов: он подробно расписал, кому из наследников какие пояса достанутся. Второй сюжет связан с тем, что на свадьбе Дмитрия Ивановича и княгини Евдокии тысяцкий Вельяминов якобы подменил подарок ее отца молодому мужу – пояс, украшенный золотом и драгоценными камнями. Но известно об этом стало только на свадьбе Василия II на княгине Марии Ярославне. Когда мать Василия II, Софья Витовтовна, узнала об этом, она ничтоже сумняшеся сорвала пояс с Василия Юрьевича Шемяки, к которому он попал совершенно законным путем – в качестве приданного. Это послужило поводом к многолетней войне.

Бытование среди потомков Захарии Чета пояса-череза – это еще одно доказательство в пользу галицко-волынского происхождения рода. Дело в том, что именно в этих землях традиция ношения череза наиболее развита. В этом можно убедиться, посетив Закарпатье, где проживают русины – потомки подданных Даниила Галицкого.

Зерновы и Сабуровы были очень знатными лицами при дворе Дмитрия Донского и его сына Василия I. Об этом, в частности, говорит тот факт, что духовные завещания Василия Дмитриевича (их было три: 1406, 1417, 1423 годов) в качестве свидетелей неизменно подписывали Федор Сабур и два его дяди – Константин Шея и Иван Дмитриевич. Конечно, для засвидетельствования завещания, от которого зависела судьба русского государства, великие князья не приглашали случайных людей^[9].

Святой Савва Крыпецкий исцеляет дочь Михаила Сабурова

Уже упоминалось о том, что двоюродный брат Дмитрия Донского владел селом, принадлежавшим одному из Четов. В развитие темы взаимоотношений потомков Захарии с Рюриковичами не лишним будет сказать, что внучка Владимира Храброго Мария Ярославна (в иночестве Марфа) стала женой великого князя Василия II Темного (внука Дмитрия Донского) и матерью Ивана III. История Сабуровых тесно связана с жизнью этой выдающейся женщины. Старший сын Федора Сабура Михаил (умер в 1464 году) завещал ей часть своих владений, а пятый сын Сабура, Семен Пешек, в 1478 году был воеводой великой княгини, которая доверила ему сопровождать своего сына Андрея Меньшого на удел в Вологду. И наконец, правнук Дмитрия Донского (внук его рожденного в Костроме сына Андрея) Василий Семенович, князь Стародубский (умер в 1518 году) женился на правнучке Федора Сабура – Марии Юрьевне, родной сестре великой княгини Соломонии Сабуровой.

В 1470 году боярин Семен Пешек (от него пошли Пешковы-Сабуровы), будучи воеводой Андрея Меньшого, принял участие в походе на Казань. Местом сбора всех военных сил назначен был Нижний Новгород, и на Семена Сабурова было возложено поручение: захватив с собою устюжан, двинуться на судах к Вятке, жители которой незадолго до этого заключили союз с казанским царем. Семен Федорович от имени великого князя стал их уговаривать отказаться от союза с татарами, и ему удалось это сделать – Вятка перешла на сторону Москвы. Окончательно Вятка вошла в состав Московского великого княжества в 1489 году.

В 1478 году Семен Пешек принял участие в походе великого князя Ивана III на Новгород: он руководил отрядами из Галича, Ярославля, Углича и других городов. В итоге Великий Новгород был присоединен к Москве.

Свв. Евфросин Псковский, Савва Сербский, Иоанн Богослов и Савва Крыпецкий

Вот как это описывается в житии преподобного Саввы: «Благоверный князь псковский Ярослав Васильевич, нареченный в святом крещении Севастиан, имел великую веру ко святому Иоанну Богослову и к преподобному отцу Савве, пустынножителю. Давал многую милостыню на сооружение монастыря, и братию радушно угощал, и каждую неделю приезжал из города молиться за всенощным бдением… Однажды в обитель святого Саввы пришел упомянутый князь Ярослав с княгинею своей, очень болящей, чтобы приняла княгиня благословение от старца и чтобы помолился о ней старец Богу… Князь Ярослав захотел войти в монастырь святого со своей княгиней. Святой старец послал навстречу князю некоего своего ученика… со словами: “Грешный Савва сказал: князь, не входи в монастырь с княгиней своей. У нас здесь, господин, обычай по преданию святых отцов: жены да не входят в обитель иноческую. Если заповедь преступишь отеческую, то будешь преступник закона, а княгиня твоя ни исцеления от Бога от болезни своей не получит, ни благословения принять не сподобится”. Князь, услышав это от ученика, пришел в обитель к святому и пал ему в ноги: “Отче святый, прости мне, грешному, мое согрешение, потому что не ведал я заповеди этой и едва не дерзнул на такой грех”.

Посему отец наш Савва благословил князя, простил его и, наставляя, вышел с игуменом и братией за монастырские ворота и пошел к княгине. Так княгиня сподобилась благословения. После молебна святой оградил ее Животворящим Крестом и святою водою окропил. И тогда княгиня с великим смирением пала в ноги святому, прося прощения и исцеления от болезни своей… И так старец, по молитве поучая ее, простил и произнес: “Во имя Отца и Сына и Святого Духа и молитвами святого славного апостола и евангелиста Иоанна Богослова, будь здрава от болезни своей…” И с того времени исцелилась княгиня от болезни своей по молитвам святого Саввы… А потом благодарный князь повелел устроить мост по дороге через большое болото до обители святого, мост же тот по сей день зовется Ярославов»^[10].

Здесь уместно упомянуть, что как названная представительница рода Сабуровых осталась запечатленной на иконе, так и из мастерских Сабуровых, Годуновых, Пешковых и их родственников князей Булгаковых вышло большое количество шитых золотом и серебром икон, сударей и т.п. Эти произведения золотого лицевого шитья считаются лучшими образцами русского искусства той поры.

О мастерских Соломонии Сабуровой и Ирины Годуновой еще пойдет речь. А сейчас упомяну о том, что из мастерской Варвары Пешковой в 1580-е годы вышла сохранившаяся до сих пор пелена «Преподобный Александр Свирский в молении перед Богоматерью». Это одно из самых древних изображений преподобного Александра – человека, который единственный, кроме Авраама, видел Пресвятую Троицу. Пешковы жили в Обонежской пятине Новгородской земли, неподалеку от Свирского монастыря, и вполне могли быть лично знакомы с преподобным Александром (упокоился в 1533 году).

А сестра Семена Дмитриевича Пешкова-Сабурова вышла замуж за князя Андрея Ивановича Кураку Булгакова. После смерти родителей их сын князь Григорий Андреевич пожертвовал монастырям три замечательных произведения лицевого шитья, изготовленные в его мастерских. Это три сударя 1560-х годов: «Троица Ветхозаветная», «Преображение Господне» и «Богоматерь Воплощение»^[11].

Сын князя Ярослава Оболенского и его жены из рода Сабуровых навсегда остался в истории благодаря тому, что с ним связано первое упоминание о картографических работах на Руси.

В 1483 году игумен и старцы псковского Снетогорского монастыря пожаловались псковскому наместнику князю Оболенскому, что их не только лишают законно принадлежащей им части реки Перервы, но даже не дают ее пересекать. Дабы не оставлять монастырь, названный по имени снетка, без причитающегося ему улова рыбы и для выяснения этого дела, князь послал боярина Михаила Чета. «Княжной боярин с сотским тое воды досмотрели, да и на луб выписали и перед [г]осподою положили»^[12].

Преподобный Александр Свирский в молении перед Богоматерью

Но мы знаем, что псковским наместником в 1483 году был основатель рода князей Ярославовых князь Ярослав Васильевич Оболенский, женатый на дочери Михаила Федоровича Сабурова. И когда он посылает некого Михаила Чета для осмотра Перервы, мы имеем все основания предположить, что он посылает своего сына, который получил имя в честь деда и прозвание в честь пращура. Этому, на первый взгляд, противоречит то, что у князя Ярослава Оболенского известен только один сын – Константин. Однако известны многочисленные представители русской знати, которые в родословцах были обозначены как «бездетные», но в итоге оказались весьма плодовитыми. Так и в данном случае можно утверждать, что либо Константин и Михаил – это одно и то же лицо (двойные и тройные имена были обычным делом), либо у Константина был брат. То, что сын князя Оболенского упоминается по фамилии матери, легко объяснимо: согласно местническому делу Юрия Пильемова-Сабурова 1594 года (по другим данным – 1604 года), Сабуровы были «выше» (то есть знатнее), чем князья Оболенские.

Таким образом, можно заключить, что первым русским картографом был псковский боярин Михаил Ярославич Чет-Оболенский. А первая сохранившаяся до нашего времени карта всей России была также составлена потомком Захарии Чета – сыном царя Бориса Годунова Федором Борисовичем.

Известно и то, что именно с потомками Захарии Чета связаны самые древние писцовые книги – то есть описания русских земель, которые проводились в налоговых целях. Эти книги по сию пору являются кладезем для исследователей в области генеалогии, ономастики и топонимики. Брат Федора Сабура Данила Иванович Подольский писал писцовые книги Костромы 1410 года; правнук Федора Сабура Юрий Константинович Сабуров (отец великой княгини Соломонии Сабуровой) писал писцовые книги Великого Новгорода 1494 года, а целый ряд других потомков Захарии Чета в конце XV – начале XVII веков писали писцовые книги многих других земель. Можно уверенно говорить о том, что выбор государями мужчин из этих фамилий для описания и составления карт русских земель и прилежание женщин этого рода на поприще лицевого шитья в равной степени объясняются родовыми, генетически предопределенными чертами их характера – способностью к точным и кропотливым работам.

Потомки Захарии Чета прекрасно знали свои родовые связи, и, однажды породнившись с той или иной фамилией, они веками поддерживали с ними отношения, вступая во все новые и новые браки.

Так, в XVI веке жила Евдокия Михайловна Годунова (в иночестве Евнивия) – праправнучка Ивана Годуна, основателя рода Годуновых. Ее отец и отец царя Бориса – троюродные братья. Она вышла замуж за другого представителя рода князей Оболенских – князя Федора Ивановича Туренина-Оболенского, который был троюродным братом князя Михаила Ярославича Чета-Оболенского.

Прежде чем потомки Захарии Чета породнились с русским царствующим домом (в начале XVI века), они успели породниться с потомками византийских императоров из династии Палеологов! Как известно, в 1472 году состоялось венчание Ивана III (правнука Дмитрия Донского) со второй супругой – гречанкой Софьей Палеолог. В свите с ней приехали ее родственники, одним из которых был потомок византийских императоров Микула Ангелов. Он женился на дочери Дмитрия Семеновича Пешкова-Сабурова (правнучке Федора Сабура, троюродной сестре великой княгини Соломонии Сабуровой). Родившийся у них сын стал известным своей благочестивой деятельностью келарем Троице-Сергиевой лавры Адрианом (Ангеловым)^[13].

О нем известно много интересного. Так, после Стоглавого Собора 1551 года решения Собора были разосланы для исполнения по монастырям. Следуя постановлениям Стоглава, игумен Троице-Сергиева монастыря Иоасаф, «поговоря с келарем с Андреяном и с соборными старцами», запретил в землях, принадлежащих обители, держать скоморохов, волхвов и лихих людей.

В следующем 1552 году Адриан (Ангелов) возил царю Ивану Грозному под Казань в благословение от монастыря различные святыни и как очевидец описал взятие Казани русскими войсками.

Адриан (Ангелов) исполнял роль посредника между Троице-Сергиевой лаврой и святым митрополитом Макарием. В 1559 году Троицкий игумен через Адриана (Ангелова) сообщил митрополиту о чудесах у гроба святителя Серапиона Новгородского. Об этом говорится в житии архиепископа Серапиона: «…игумен же Иоасаф з братьею совеща… И посла к Москве, к келарю Андреяну, и повеле то сказати подлино Макарию митрополиту. Макарий же митрополит, слышав то преславное знамение, удивися о даровании Божием, яко угодников Своих прославляют и по смерти явлением»^[14].

Таким образом, мы видим, что в XIV–XV веках потомки Захарии Чета – Зерновы, Сабуровы, Годуновы, Булгаковы, Оболенские, Ангеловы – находились непосредственно у великокняжеского престола. Они породнились с потомками византийских императоров, с целым рядом княжеских родов, верой и правдой служили Церкви и Отечеству, внесли огромный вклад в нашу культуру. С их именами напрямую связаны такие события, как спасение жизни раненого великого князя Дмитрия Донского, присоединение к Москве Вятки и Новгорода. Именно с именами потомков Захарии Чета связаны первые карты и земельные описания Руси.

Неудивительно, что в следующем XVI веке потомки Захарии не только дважды породнились с царствующей династией, но вскоре и сами взошли на престол Русского царства.