Ах, милый мой Гурам!

Посвящается о. Михаилу Шаталову

Отправился сегодня ремонтировать машину с чудеснейшим и безотказным о. Михаилом в качестве технического консультанта. Кто-то должен был все время «прикуривать» мой аккумулятор от своего, чтобы я мог передвигаться. А также профессионально общаться с автослесарями, чтобы они меня не надули.

Автослесарь. Фото: fotokonkurs.ru

***

Санкт-Петербург. Васильевский остров.

Приезжаем на первый адрес.

– Нужен электрик.

– Электрик пака нет. Акмаль ище не приехал, братан.

– А когда приедет?

– Пака нет. Не приехал ище.

– Хорошо, сколько ждать?

– Пака нет. Патаму чта не приедет сиводня. Он вапще, балеет.

– Как болеет?

– Вапще балеет, братан.

– Понятно. А что делать?

– Памощник есть. Пазвать памощник? Щас пазавьом. Адолат! Иди, пасмотри, машина пригнали!

Адолат смотрит, ходит, уходит, приходит. Приводит двоих. Смотрят, ходят, уходят, приходят. Подходят ко мне.

– Слышь, братан. Не можем сделать. Тестер нету.

– Как нету, у вас же написано: «Электрика».

– Не. Электрик есть. Электрика у нас тоже есть. Акмаль заболел. Ета памощник. Он тестер Ашоту атдал. Нада Ашот ехать. Недалеко тут.

– Где Ашот?

– Ета, братан. Паедещь Уральский улица. Варот читвьортый. Синий.

– Куда? Налево или направо?

– Не. Зачем налева-направа. Во-от. Уральский улица. Варот читвьортый. Синий. Туда.

– Так это и есть налево.

– Нет, братан. Налева не нада.

Подходит, пальцем рисует на мокром стекле моей машины кривой отрезок, ставит на нем четыре черточки.

– Вот, братан, – считает черточки, – адин, два, три, варот читвьортый, синий, – пальцем размазывает на четвертой черточке кружок.

***

– Ашот есть?

– Ашот нету. Ашот вчера был. Сегодня Арслан.

– Электрик?

– Электрик.

– Позови.

– Здрастути. Какой машина нада электрик?

Показываю.

Арслан смотрит, ходит, уходит, приходит. Приводит двоих. Смотрят, ходят, уходят, приходят. Подходят ко мне.

– Слышь, братан. Не можем сделать.

– Что? Тестер нету?

– Не. Тестер есть. Заказы многа.

– На утро?

– Не, ни можим. На утра ни можим. Заказы многа. А эта машина ваш вапще трудный. Не. Не будим делать.

Разворачиваются. Уходят.

– О-о-о-о…

Едем дальше. Подъезжаем к боксам. Чудо! Видим русские лица. Нам кажется, что это спасение.

– Ребята! – пытается всех их обнять отец Михаил, – Возьмите машинку. Надо генератор посмотреть.

Выходит один. Потом второй. Оба русские. Славяне. В руках тестер.

– Ребята, давайте посмотрим?

Меряют напряжение.

– У вас зарядка не идет.

– Да, я понимаю. В том-то и дело, что не идет.

Первый:

– Это у него провод или регулятор.

Второй:

– Это щетки у него. Я тебе говорю, щетки.

***

– Ребята! Загоним? Посмотрим?

– Подождите. Вы расскажите, как у вас это началось? Сразу? Или постепенно.

– Ну-у-у… Началось на прошлой неделе. Как-то все хуже и хуже дворники работали. И стекла медленнее закрывались. А потом сразу вообще перестало работать.

– Нет, подождите, и все-таки. Как у вас это началось? Сразу? Или постепенно.

– Так я же и говорю: Все так было, знаете, постепенно. А сегодня все бац и сразу. И не идет вообще.

Второй:

– ОООО! Я ж говорил щетки! Щетки! Я ж говорил. Вот надо было с тобой поспорить. Щетки! Когда медленно и постепенно – всегда щетки.

Первый:

– Нет, ну, все-таки, может быть, и регулятор. Потому что сегодня – сам понимаешь – он сам говорит, что сразу.

– Но не провод!

– Нет, не провод. Согласен. Но регулятор может быть.

– Ну, – обращается Второй ко мне, – 90 процентов, что щетки.

– Но и регулятор, – настаивает Первый.

– Но регулятор – 5 процентов, – уточняет Второй.

– Нет, – настаивает Первый, – Регулятор – 20 процентов. Щетки – 80.

– Нет, 20 не может быть. 10 процентов – может быть. Щетки – 80 процентов и регулятор – 10 процентов.

– А еще десять? – проявляю я математическую чуткость.

– Еще 10 процентов, что провод. Но провод – маловероятно, – завершает Второй.

– В общем, покупайте щетки – не ошибетесь.

– Ну, и вы, мужики, нам эти самые щетки поставите! Да? – радостно подводит черту отец Михаил.

– Не. Мы не поставим. У нас времени нет.

– Мужики, не дайте пропасть! – взывает отец Михаил, – Мы всю Уральскую проехали. Везде кругом Арсланы, Ашоты. Я вообще-то интернационалист. Но, главное, не понимаешь, понимают ли они тебя. И потом еще не понимаешь, а понимаешь ли ты их. Мужики! Возьмитесь!

– Не. Мы не можем. У нас времени нет. И еще у нас подъемник не работает. Мы бы так и так не взялись.

– Как не работает?

– Так. Не работает и все. Мы тут покурить вышли.

– А куда ехать?

– Вон, напротив поезжайте. Там тоже русские. Они сделают. У них подъемники хорошие. Крепкие. А мы нет, не сможем.

– Но там точно русские?

– Точно-точно, русские там.

***

Там – грузины.

Но мы рады им, как дети.

– Братья! Православные, – кричим мы с отцом Михаилом, – Не бросайте. Возьмите машинку! У вас подъемники, говорят, крепкие. Возьмите, а! А мы сейчас в магазин за щетками смотаем. Подъемник– то есть свободный?

Подходит старший. Зовут Нугзар. Высокий. Немножко сутулый. В черной вязаной шапочке. С большим грузинским носом.

Грузинский акцент передавать не стану. Отмечу только, что он музыкален и нежен. Слух ласкает необыкновенно. Исполнен хорошей такой артикуляции и дополнен жестами в виде собранных в щепоть всех пяти пальцев руки. Звучит и выглядит эта речь непередаваемо прекрасно. Попробуйте представить сами.

– Гурам, – зовет Нугзар юного племянника, – сделай ребятам, чтобы все было хорошо. Ты понимаешь? Подъемник им не нужен. Загони на яму и посмотри.

– А вы пока снимайте генератор, – торопим мы с отцом Михаилом, – А мы съездим пока щетки купим.

– Подожди. Зачем ехать? – вставляет свое мудрое слово Нугзар, – Пускай посмотрит сначала. Потом поедете.

– Нет-нет, все ясно, – перебиваем мы с отцом Михаилом, – Нам уже ребята напротив все объяснили. Разбирайте пока, – и убегаем.

***

На машине отца Михаила едем в магазин.

Юный совершенно юноша-менеджер чистопородной славянской внешности долго, невыносимо долго изучает по заводскому номеру моего автомобиля содержимое своего компьютера.

– Значит так. Щетки на вашу машину стоят шесть тысяч рублей.

– Сколько?

– Шесть тысяч рублей. Дело в том, что они идут в комплекте с регулятором. Поэтому – шесть.

– Простите, а без регулятора – сколько?

– Поэтому и шесть, что с регулятором. А без регулятора – нету, – пытается втолковать нам юный юноша-менеджер.

– А если бы были, – почему-то нужно уточнить мне, – если бы были без регулятора. То сколько бы стоили?

– Шесть тысяч стоили бы, – устало изрекает юный юноша-менеджер, – Шесть тысяч!

– Но ведь без регулятора!

– Все равно шесть тысяч. Потому что без регулятора не бывает. Понимаете?

– Понятно. С регулятором – шесть тысяч – двести долларов. А без регулятора не бывает. И тоже – двести долларов. А может, что-нибудь дешевле? Неоригинальное, например?

– Вы поймите, – говорит нам солидно юный юноша-менеджер ортодоксально славянской наружности, – Их и за шесть-то все равно тоже нету.

– Все равно тоже, – повторяю я про себя, – А почему?

– Только на заказ, – пытается уничтожить нас юный юноша-менеджер, – В течение двух недель.

– Сколько?

– Две. Недели.

Опустошенные, разводим руками, уходим.

Уже двадцать лет я за рулем. Не вылезая. Живу в ней, в родимой. И меня всегда удивляло, почему все русские автосервисные менеджеры общаются со мной сверху вниз. То ли в них есть что-то особое. То ли во мне какой изъян. В принципе, конечно, понятно, что несчастно-просительное и к тому же совершенно беспомощное выражение лица водителя, у которого только что верный железный конь его захромал, и не располагает русского человека к другому общению. И все же… И все же… Вот, говорят «проблемы межнационального диалога». А тут какие? Может, они чувствуют, что у меня папа – еврей?

Возвращаемся к русским грузинам. Мысль одна. Попросить их снять все же генератор целиком, уговорить оставить машину на несколько дней у себя. А эти несколько дней потратить на то, чтобы где-то в мастерской отремонтировать неработающий агрегат.

***

С опустошенными лицами заходим в сервис и начинаем излагать наш долгий план Нугзару.

– Зачем такие грустные? – как добрый папа, улыбается Нугзар, – Зачем расстраиваться? Не надо генератор. Вообще не надо снимать.

– Вот смотрите, – радостно появляется юный совсем Гурам, – Ничего снимать не надо. Вот. Болтик один у вас сломался, – показывает, – И все! Я его поменял. Ремень теперь хорошо натянут. Зарядка идет. Можете ехать.

– Гурамчик! Дорогой ты наш! – бросаемся мы с отцом Михаилом пожимать его черные от машинной грязи руки, – Брат ты наш православный! Шесть тысяч нам сэкономил! Времени сколько сэкономил! Сколько мы тебе должны?

– А если я скажу «шесть тысяч»? – с улыбкой смотрит на нас Гурам.

– Сколько?

– Ладно! Ладно! Пошутил. Пошутил! Платите одна тысяча двести – хорошо будет.

***

Иерей Михаил Шаталов

Посмотри, все поголовно хотят дать детям высшее образование. Все. Хоть какое-то. Как ты думаешь, почему? Чтобы не работали физически. Человек, ставший простым рабочим, в общественном мнении – «лузер». Неудачник. «Будешь плохо учиться – станешь дворником» – обычная родительская пугалка.

Причем это даже не вопрос низкой зарплаты. Посмотри, какие зарплаты у водителей маршруток или у строителей. Да не ниже, чем в офисе. А часто даже и выше. И в советские времена так было. Рабочий зарабатывал в разы больше, чем инженер. Но никто не хотел быть рабочим.

Это, действительно, началось не сейчас. В семидесятые – восьмидесятые годы ты не встретил бы у нас на стройке ни одного ленинградца. А дворники? А станочники? Был так называемый, «лимит». Приезжали иногородние. Им давали общежитие, а в перспективе – отдельное жилье. За этим и ехали. Теперь жилья не дают, поэтому приезжают менее прихотливые. Которые готовы скитаться по углам и баракам.

А что наши? Наши ворчат от засилья иностранцев. При этом из-за офисных столов никто вылезать не хочет. Ничего нового не происходит.

А вообще-то, закон простой. Хочешь сидеть офисным планктоном в конторе, будь готов к тому, что дороги и дома строить за тебя будут те, кто готов потрудиться. Они занимаются настоящим серьезным трудом. Они создают реальную жизнь. Вот они немножечко еще язык подучат и встанут твердо на ноги.

А ты будь еще готов. Что вот эти самые, которые готовы за тебя потрудиться, приедут к тебе и будут посреди тебя жить. Покупать жилье, отдавать детей в школы, сидеть напротив тебя в кафе.

И у них, заметь, есть еще одно преимущество. Причем какое!

Они готовы родить каждого ребенка, которого им дает Бог. Как бы они Его при этом не называли. Каждого! Вот это – сила! Вот это – будущее!

Надо с ними не воевать, не усмирять, не дрессировать, как многие пытаются, не переделывать их. Да и как мы можем их переделать? У нас у самих нет никакой укорененности, ни в культуре своей, ни в вере. Что мы можем им передать? К каким образцам призвать? Надо самим идти работать. И детей рожать. А, главное, в Церковь идти. В этом наша сила! Мы все думаем, что мы – особенные. В Боге сила, не в нас.

***

– Вот я первый раз вижу, – выныривает откуда-то из-под машины юный орлиноносый Гурам, – Я первый раз, извините, вижу, чтобы люди в автосервисе так стояли и спокойно разговаривали. Обычно здесь другие совсем разговоры. Совершенно другие. Вы, наверное, друзья?

– Ну, да, друзья, – соглашаемся мы.

А я про себя думаю:

– Точно, отец Михаил мне целый день помогает, а я пользуюсь. Потому что я ни гайку не умею завернуть. Ни с автослесарем толком поговорить. Это у нас называется – дружба. Ладно. Приеду домой, напишу про отца Михаила рассказ. Глядишь, порадуется.

***

– А куда деньги платить, Гурам? – спрашиваю я нашего чудо-мастера, – Тебе или в кассу?

– Это не имеет никакого смысла, – говорит юный тонкий Гурам с непревзойденным изящнейшим грузинским акцентом и захлопывает капот.

– Не понял.

– Это никакого смысла не имеет, мне платить или в кассу.

– Почему?

– Ну, потому, что это не имеет никакого смысла вообще. Можете мне заплатить. Или в кассу. Нету никакого смысла. Мы тут все одна семья.

Мы переглядываемся. Но не осмеливаемся поправить его.

Ах, милый мой Гурам! – говорит отец Михаил, – Спасибо тебе за все!