Катя-попрошайка

Художник: Виктор Бритвин

Сашенька пошла в отца: лёгкая фигура, тихий голос, покладистый характер. Анастасия Кирилловна вдвое шире мужа, почти мужской бас, характер командирский.

Несмотря на любовь к командованию, было за что ценить его тёщу. Добрейшей души человек, трудяга, весёлая, душа любой компании. Несмотря на габариты, легко пляшет, а поёт – заслушаешься. Как затянет «Из далека долго течёт река Волга» – аж слезу пробивает, такая мощь, такая сила. Муж и дочь в ней души не чаяли.

Приезжая в гости, могла запросто за пару недель ремонт сделать, картошку посадить, огород вскопать, сарай поставить. А также «построить» всех: Александру, семилетнего внука Кузьму, соседей и друзей. Правда, отца Бориса не «строила» – уважала священнический сан.

Тёща работала много всю жизнь, родила и воспитала четверых: Александру и трёх сыновей. На производстве бригадир, дома порядок и чистота, пироги и борщи, в саду чего только не растёт, даже виноград с арбузами, это в средней-то полосе.

Да, Сашеньке маминой энергии не хватало, хотя и она была отличной хозяйкой. Сашенька у него тише, мягче, застенчивей, любит книги читать, на клиросе в храме поёт. Это хорошо. Жена ему очень по характеру подходила.

Из-за чего же они там спорят? Зашёл в дом. Саша и Кузенька с конструктором возятся, тёща тесто месит и басом-басом:

Она молодая ещё совсем – мне ровесница, а работать не хочет, ходит – побирается!

– А я говорю, что человек трудиться должен! Нечего лодыря гонять и попрошайничать! Она молодая ещё совсем – мне ровесница, а работать не хочет, ходит – побирается! Вон отец пусть нас рассудит: скажи-ка, должен человек трудом себе на хлеб зарабатывать или бездельничать?!

– Мам, дай человеку раздеться, пообедать…

– Да тут и думать не над чём! Скажи, отец Борис, я права или нет?!

Отец Борис снял куртку, сапоги, подошёл к сыну и жене, поцеловал обоих. Осторожно спросил у тёщи:

– О ком речь-то идёт? Случилось что?

– Да ходит к вам постоянно. К вам и ко всем соседям. По всей улице пройдёт, никого не забудет! Зайдёт, сядет и сидит. Вслух ничего не говорит, знает, что сами догадаются. Подадут ей чего-нибудь, тогда уйдёт…

Саша пояснила:

– Тётя Катя.

Кузенька уточнил:

– Катька-попрошайка.

Отец Борис и сам уже понял, о ком идёт спор:

– Кузьма, про взрослых так нельзя говорить!

– А её все зовут Катька-попрошайка!

– Кузьма у нас за всех отвечать не будет, он будет отвечать сам за себя.

– Ладно, пап… Смотри, мы с мамой какой подъёмный кран собрали!

– Хороший кран!

В их маленьком городке знали всё о всех. А вот про Катю-попрошайку почти ничего не знали. Она появилась в городе уже пожилым человеком и ничего о себе не рассказывала. На что жила, какая трагедия произошла в её жизни, почему у неё не было родных – оставалось тайной. Может, и трагедии никакой не было.

Невысокая, худенькая, одни и те же старые, не первой свежести тёмные кофта и юбка, засаленный платок на седых волосах. Ходила с трудом, видно, была больна, но чем – тоже никто не знал. Лицо приветливое, глаза добрые, но молчит или отвечает односложно.

На блаженную не тянула, для простой нищенки слишком скромная и простая. Вроде умственной отсталости нет, а и особых признаков интеллекта тоже. Вот такая непонятная Катя.

Поселилась в старом домике, почти разрушенном, где раньше жил пьющий старичок. Старичок умер, а в домике оказалась Катя. Огород зарос бурьяном, в хозяйстве облезлый старый кот. В храм она ходила, но стояла только в притворе.

Отец Борис всегда подавал ей что-нибудь с кануна: хлеб, печенье, пряники. Иногда давал денег. Катя низко кланялась и уходила. Раз в неделю заходила к ним в дом, садилась на лавочку, сидела тихо, так, что о ней можно было забыть. Сердобольная Саша кормила её супом, накладывала второе, давала с собой продукты.

Кто впускал и подавал что-нибудь, кто гнал – она отвечала одинаковой улыбкой и поклоном

Заходила она и в другие дома, также садилась молча у порога. Кто впускал и подавал что-нибудь, кто гнал – она отвечала одинаковой улыбкой и поклоном.

Начитанная Саша сказала задумчиво:

Матрёна. Художник: Виктор Бритвин

Анастасия Кирилловна книги тоже читала:

– Так Матрёна – трудяга была! Всем соседям бесплатно помогала! А ваша Катя никому не помогает, и сама себя прокормить не может! Сравнила тоже! Скажи нам, отец Борис: может лодырь спастись или нет?

Отец Борис покачал головой:

– Я себе роль Господа Бога присваивать не буду и вам не советую. Я про самого себя сказать не могу, а вы хотите, чтобы я над другим человеком суд творил… Спасаются разными путями, вспомните: блаженны и кроткие, и милостивые, и нищие духом…

Тёща фыркнула и припечатала:

– Заповедь трудиться ещё никто не отменял! Не люблю я лентяев!

Наступил Великий Пост. Начались длинные постовые службы. Отец Борис тихо радовался: ещё пять лет назад храм стоял пустой, и ко кресту подходила только старая Клавдия из соседней к церкви избушки да сторож Фёдор. А больше прихожан в старом храме не было, и отец Борис один шёл мимо полупустой свечной лавки к выходу, а старинные иконы в полутьме смотрели так печально…

А теперь – длинная очередь на исповедь, дружное чаепитие в трапезной после службы. Собрал приход, слава Богу!

За трудами Великого Поста они с Сашенькой как-то не заметили, что уже несколько дней не видно Кати. Стали спрашивать прихожан, те устыдились, собрались навестить. Оправдывались: неделя рабочая, все работали, только в воскресный день и обнаружили, что нет привычной фигурки в притворе.

Отец Борис не стал никого ждать, сразу после службы сам пошёл к Кате. Сашенька отправилась домой варить обед, делать с Кузьмой уроки, а вот тёща неожиданно изъявила желание сходить вместе с ним:

– Помогу по хозяйству, снег там почищу или дров принесу… Наверное, грязью поросла Матрёна ваша местная…

Калитка занесена снегом, следов никаких, видимо, несколько дней никто не приходил в этот старый, полуразрушенный дом. Отец Борис с трудом отодвинул калитку, отгрёб снег у заметённой незапертой двери. Нехорошие предчувствия наполнили душу: сейчас войдут – а там мёртвая Катя. Попросил тёщу:

– Давайте я один пойду, погуляйте пока у дома.

Сообразительная тёща только головой помотала:

– Вместе зайдём.

Катя охнула, стала садиться:

– Простите, батюшка, приболела. Встать не могу.

Отец Борис такой непривычно длинной Катиной речи даже поразился:

– Это вы нас простите! Мы к вам долго не приходили! Свою вину искупим!

Отец Борис поставил на стул сумку с продуктами, стал открывать, доставать свёртки и пакетики.

– Батюшка, да я не голодная! У меня есть еда!

И отец Борис с Анастасией Кирилловной увидели на столе, покрытом старой, в нескольких местах порванной скатертью, когда-то красного, а теперь бурого цвета, – кружку с чистой прозрачной водой и большой ломоть хлеба. Отец Борис в недоумении осторожно взял ломоть в руки и тут же испуганно положил назад – он был ещё тёплый, только испечённый.

– Катя, а хлеб у вас откуда?

Но Катя на сегодня, видимо, исчерпала свой словесный запас. Она только улыбнулась и показала рукой на одну из старых тёмных икон. Отец Борис подошёл ближе: святитель Николай Чудотворец.

Тёща стояла молча. Потом подхватилась, её полная, но подвижная фигура замелькала по дому: помыла, прибрала, затопила – с его тёщей мало кто мог тягаться в делах хозяйства.

Отец Борис помолился, прочитал Последование ко Святому Причащению, исповедал больную, как обычно, пробормотавшую лишь пару слов, причастил.

Всю дорогу домой тёща молчала, уже перед домом спросила тихо:

– Это что такое было, отче? Это что – чудо?! Вот этой самой Катьке-попрошайке – чудо?!

– Это что такое было, отче? Это что – чудо?! Вот этой самой Катьке-попрошайке – чудо?!

Отец Борис пожал плечами:

– Может, кто-то навестил её перед нами и принёс хлеб.

– Отче, ты сам калитку откапывал и дверь, занесённую снегом, открывал. Я понимаю чудеса святой блаженной Ксении или святой Матроны Московской. А здесь-то – с чего чудесам быть?! Может, почудился хлеб-то?

– Что, обоим сразу?

Катя умерла на Пасху, двадцатого апреля. Прихожане удивлялись:

– Надо же, как Господь сподобил… Чем-то заслужила, значит…

После отпевания и похорон Анастасия Кирилловна подошла к отцу Борису:

– Благослови, отче, вот земля согреется, я у Кати на могилке цветочков хочу посадить. Разных можно посадить, чтобы красиво было…

И голос тёщи звучал непривычно робко.