«Государство должно твердо встать на сторону большинства народа»

Осенью российскому обществу будет представлена дорабатываемая ныне «Концепция государственной политики в области культуры», еще на стадии проекта вызвавшая немалое раздражение у наших либералов самой попыткой госрегулировании в этой сфере.

– Сергей Феликсович, в последнем выступлении на Валдае президент Путин впервые четко обозначил необходимость культурной самоидентификации современной России, основанной на национальных духовных и культурных кодах. В администрации президента разработан проект программы «Основы государственной культурной политики». В Совете Федерации в начале июля прошли парламентские слушания по этой теме. Затем в экспертных кругах была разработана концепция  «культурного суверенитета». В чем сходство и различие президентской и экспертной концепций?

– Документ под названием «Концепция государственной политики в области культуры» родился в одном из исследовательских центров Минкультуры. 5 июня он был представлен на круглом столе в Университете культуры. Эта концепция широко обсуждалась также и в Изборском клубе, в котором я состою.

Выработанное нами понятие культурного суверенитета содержит три основных постулата. Во-первых, каждый народ имеет право жить в соответствие с теми установками и нормами, которые выработаны веками и значимы для него, никто не вправе навязывать ему неких «универсальных» норм. Строго говоря, это положение соответствует конвенции ЮНЕСКО о сохранении самобытных культур в её более широком толковании. Во-вторых, государство и народ имеют право защищаться и пресекать распространение тех культурных образцов, которые нарушают нормы, ими принятые. И наконец, в-третьих, государство и народ имеют право пресекать попытки использования сферы культуры в целях разрушения политического суверенитета страны. Авторы документа выступают за то, чтобы такой или похожий по смыслу концепт лег в основу новой государственной политики в сфере культуры.

– В чем основное противоречие вашего подхода и сегодняшних официальных проектов?

– Оно, я бы сказал, методологическое. В Кремле традиционно пытаются вырабатывать компромиссные документы, которые учтут и как-то совместят весь спектр позиций в обществе. Мы же считаем, что в судьбоносных вопросах за основу нужно брать позицию абсолютного большинства народа. Уточню, какого большинства: того, что при всех идеологических, политических и если хотите, эстетических различиях считает, что судьбу народа и выбор его целей развития должен решать сам народ, внутри страны. Что касается меньшинства, то это малочисленная, но очень активная и весьма специфическая часть общества, которая убеждена, что решать за народ должны некие внешние «прогрессивные» силы и структуры. Так вот, мы не ставим перед собой задачу – примириться с этой частью общества, которой от силы наберется 10 %. Гораздо важнее - объединить 90 %. Если мы посмотрим на «Всеобщую декларацию прав человека», на которую наше деструктивное меньшинство любит ссылаться, то увидим, что там есть положения, которыми ограничено действие нескольких десятков перечисленных в ней прав. Например, сказано, что отношения между людьми должны основываться на духе братства; каждый гражданин может требовать соблюдения своих прав, только если несет обязательства перед обществом; осуществление прав может быть ограничено, если они расходятся с требованиями общественной морали.

– Но ведь сегодня на «просвещенном» Западе сами требования морали подвергаются значительной деформации, причем уже де-юре…

– Мы считаем, что если большинство общества не приемлет каких-то этических новшеств, то они не являются неотъемлемыми «правами человека». В конце концов, есть классическая «вольтеровская» максима либерализма о том, что моя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого человека. А например, оскорбление религиозных или национальных чувств – это тот же удар по коллективной свободе народа. О чем наши «свободолюбцы» предпочитают забывать.

Кроме того, по сравнению с традиционной трактовкой, определенной, в частности, документами ЮНЕСКО, мы расширяем понятие «культурное наследие». Помимо двух признанных его составляющих: материальная и нематериальная культура, мы вводим еще одну – нормативно-ценностную, подразумевающую привычные приоритеты, ценности, нравственные установки. Главное, что эти установки признаются сегодня ценными большинством общества. Мы утверждаем, что нельзя разрушать ценностный мир другого человека, как и другого государства. По сути, – это глубоко либеральный подход в классическом понимании слова «либерализм».

– Когда мы говорим о внешней угрозе культурно-духовному коду нашего народа, не следует ли на первое место среди угроз поставить общее чудовищное падение культуры в широких слоях общества: от рабочих до высших чиновников, от школьников до их учителей?

– Сегодня возникла огромная пропасть между теми, кто признает, что есть безусловное понятие добра и зла, высшей истины и теми, кто видит цель человека только в удовлетворении любых его прихотей, кто утверждает, что истин бесконечное множество, а добро и зло относительны. Так я, будучи, кстати, атеистом, настаивал на наиболее жестком судебном решении по провокации «Пусси райт». Поскольку, если православные могут, в силу евангельских постулатов, простить такое безобразие, то атеисты просто обязаны защитить права верующих, поскольку речь идет о надругательстве над ценностным миром.

– Не типичный вы, однако, атеист... Впрочем, давайте вернемся к угрозам культурному суверенитету.

– Угрозы эти делятся на субъективные и объективные. Из числа первых – угроза информационной агрессии, направленной на разрушение культуры и политического суверенитета. Объективная же угроза – это утверждение стереотипов общества потребления, которое превращает человека в объект. Установка на безграничное потребление уничтожает мир. Противоположность ему – общество созидания, где главным достоинством человека становится не мера его потребления, а то, что он смог привнести в мир. Такая установка всегда была значима для русской культуры и нашла концентрированное воплощение в советскую эпоху.

Другая объективная угроза – массовая культура, когда широким массам преподносится опошленный эрзац великих культурных достижений. В результате от Вольтера остается только скепсис, от Шекспира – только борьба за власть и любовные страсти, от Боккаччо – лишь скабрезность. Можно ли этому противостоять? Такой, на мой взгляд, выдающийся советский писатель-философ, как Борис Стругацкий (которого нынешние псевдолибералы совершенно напрасно записывают в «свои») писал, что противостоять агрессивной западной масс-культуре можно только развивая и укрепляя собственную национальную культуру.

Третья объективная угроза – кризис так называемого общества Модерна. В Европе, со времени Декарта, само понятие разума стало такой же неотъемлемой традицией, как и вера. Однако сейчас, когда западный мир стирает все традиции, он также стирает и понятие разума.

– Позволю себе процитировать известного публициста Сергея Кара-Мурзу, выступившего на слушаниях по культурной политике в Совете Федерации. «В ближайшие 10–15 лет Россия окажется перед лицом угроз, которые лишь зародились в ходе реформ и в зрелой форме реализуются уже тогда, когда сойдет с арены поколение советских людей с их знанием, навыками и ценностями. Люди какого культурно-исторического типа должны будут преодолевать эти угрозы?» Как бы вы ответили на этот вопрос?

– Я бы сказал, что этот искомый тип «новые советские». Это люди – созидатели, чувствующие родство со своей историей, но продолжающие идти выше и дальше. Откуда они возьмутся? А они есть среди нас. Такие люди всегда рождались даже в самые темные времена. Просто государство должно помогать, поддерживать в своих людях этот огонек творчества. Объединить российских людей можно только общим делом и движением в будущее. Об этом свидетельствует вся наша история.

– Известный пушкинист Валентин Непомнящий утверждал, что культурное пространство России всегда равнялось нравственному, духовному. И в нем всегда была вертикальная лестница – от хаоса к гармонии. А ныне эта лестница, по его словам, лежит плашмя. Сегодня государство производит запоздалые манипуляции с этой лестницей. Но тоже какие-то странные: одной рукой приподнимает ее, а другой – отпускает: мол, у нас свобода падать. Чем на ваш взгляд вызвана такая непоследовательность?

– К сожалению, наше государство не может до конца определиться с целями и установками. Не стоит забывать о том, что 23 года назад произошло крушение страны. У нас государственность сегодня только-только восстает из обломков, что вполне сопоставимо с восстановлением Руси после татарского нашествия. Но сегодня нашему государству пришла пора уже опереться на народ, в широком понимании этого слова, на богатые культурные традиции прошлого.

– Сейчас уже далеко не редкостными стали намеренно провокационные, кощунственные выставки так называемого «актуального искусства», издевательства над классикой в театрах. Но ведь это, так сказать, боевая «верхушка» антикультуры. Ее основная армия, имя которой, к сожалению, легион, густо разлита вокруг: в теле- и радиоэфире, глянцевых журналах, визуальном пространстве городов… Как бороться с этой массовой пошлостью? Это ведь сложнее, чем просто запретить мат в кино, не так ли?

– Прежде всего, надо поддерживать классические образцы культуры и те морально-нравственные императивы, эстетические основы, которые они генерируют. Давно замечено: культура расцветает отнюдь не в условиях вседозволенности. Требования и ограничения, предъявляемые извне, концентрируют мысль создателя произведения культуры, позволяя высказаться глубже и многограннее. Отсутствие запретов расслабляет не только дух, но и разум. В конце концов, сама культура – это система запретов, так было всегда. От запретов свободен дикарь, исповедующий промискуитет и съедающий побежденного врага.

Проблема в том, что когда людям нечего сказать в содержательном смысле, они пытаются утвердить себя произвольным изменением формы. В конце 1980-х – начале 1990-х произошел ценностный погром в нашем обществе. Но внутренне большинство людей, даже неосознанно, сопротивлялось этому. Именно поэтому советские фильмы до сих пор пользуются массовой популярностью: там внутренне близкие для большинства моральные установки. Кстати, нам в советское время показывали лучшие образцы зарубежного кино, прошедшие через тщательный отбор, и мы ими очаровывались. И лишь потом, когда к нам хлынуло их массовое, второсортное кино, мы увидели, что оно гораздо ниже уровнем, чем отечественное. Не следует забывать и о том, что сам Запад за последние десятилетия сильно деградировал.

– Сегодня нас всех последовательно превращают в homo economicus, выведенного впервые в трудах теоретика современного капитализма Макса Вебера. Общие условия рыночной «игры» таковы, что любая публичная деятельность, в том числе в сфере культуры зависит от дебета-кредита, за всем стоит банковский ростовщический капитал. А рыночные механизмы, как известно, в итоге воспроизводят для массового потребления – играя на самых низменных чувствах – секс, насилие, пошлость. Как нам выбраться из этой западни?

– Рыночные отношения – это система короткой мотивации. Поэтому вполне естественно, что в рамках этой парадигмы торговать порножурналами выгоднее, чем продавать Гегеля или Трубецкого. Но когда мы начинаем удовлетворять какие-то потребности, мы начинаем их и стимулировать. Неизбежно возникает вопрос целеполагания. Поэтому позиция «допустимо все», которой долгое время придерживалось Министерство культуры и до сих пор придерживается влиятельная часть чиновников – лукава. На недавнем заседании общественного совета Минкультуры и СПЧ под председательством господина Федорова, мы высказали свои замечания о недостаточной последовательности государственного регулирования в сфере культуры, а они, наоборот, были недовольны самой тенденцией начавшегося регулирования. Такое вот принципиальное противоречие в обществе.

– Тот же Сергей Кара-Мурза, называет одной из явных угроз российскому обществу углубляющийся ценностный раскол, выход из которого «сильное» меньшинство ищет в социальном и культурном апартеиде. Сергей Георгиевич предлагает обдумать «обеспечение культурной автономии расколотых частей общества и диалог между ними, чтобы затормозить стихийный уход большинства в катакомбную культуру». Поставлю вопрос так: а остались ли общие культурные доминанты у нашего расколотого общества?

– Общество расколото по многим направлениям. Но центральный пункт раскола тот, о котором я уже упоминал: одни считают, что народ должен сам решать свою судьбу, определять форму государственности, нормы культуры и морали, другие – с разной степенью откровенности – выступают за подчинение в этих вопросах внешним силам.

Перед лидером страны сегодня стоит очень серьезный выбор: стать на позицию меньшинства, как это было в 90-е годы, попытаться примирить обе части общества в некоем паллиативе или же твердо встать на позицию большинства народа. Первый путь явно катастрофичен и чреват социальным взрывом, второй – практически исчерпан. Примирить непримиримое уже не получится: недовольны будут и те и другие, а в итоге клубок противоречий все равно обратится против государства. Для искренних государственников и патриотов остается только третий путь и на него надо вступить обеими ногами после стольких лет балансирования.

– Стоит уточнить, что в отличие от начала 2000-х, когда эта политика баланса и «примораживания» была относительно успешна, сегодня сами противоречия вышли на новый уровень глубины и остроты. Особенно, в связи с событиями на Украине. Порой кажется, что у нас в государстве живут два разных народа…

– Так оно и есть. Формирование современных западных наций происходило как хозяйственно-рыночное объединение на языковой культурной основе. Сейчас складывается наднациональный рынок, который начинает эти нации разрушать. Противостоять этому может только сохранившийся языковой культурный компонент. Если он ослаблен, то народ превращается в беспамятных туземцев, полностью открытых самым примитивным внешним влияниям. Скажем, прибывает миллионер на роскошной яхте, и туземец думает: если у меня будут такие же белые штаны, я буду таким же, как он. И тогда он либо крадет эти штаны, либо сшивает их из банановых листьев и красит белой краской. Но он не становится от этого миллионером.

–- Ведущие западные социологи и культурологи, а вслед за ними и некоторые наши «прогрессисты» утверждают, что время национальных культур ушло безвозвратно, а вместо них пришла транскультура. При этом они как бы не отрицают национального своеобразия, если подавать его как хорошо упакованный рыночный брэнд. То есть, перефразируя известный советский постулат, «национальный по форме, капиталистический по содержанию». На этом фоне многие наши соотечественники весьма эмоционально требуют возврата «железного занавеса». Другие возражают: у России есть шанс стать новым центром духовно-культурной «сборки» мира. Что вы думаете по этому поводу?

– Надо просто идти своим путем. Конечно, есть ветви восходящего цивилизационного развития. Если говорить о европейском восходящем потоке, то он сегодня остался только в России. В Западной Европе в целом утеряна классическая европейская идентичность, к которой мы часто еще по привычке апеллируем. То, что там именуется «развитием» и «прогрессом», к традиционной культуре уже не имеет никакого отношения.

Трудно сохранить свою идентичность в одиночку – в необъятном окружающем море распада. Чтобы нам ее сохранить, нужно сегодня поддержать классическую европейскую культуру, ее корневые начала, ее оставшихся немногих носителей. Сегодня Россия отчасти, пока, правда, больше на уровне деклараций, уже начала это делать. Но требуются более последовательные и системные усилия. Я вижу их в ретрансляции лучших (не только российских) образцов культуры на весь мир, создании культурных представительств, своеобразного «Культинтерна» под покровительством Москвы, противостоящего культурной и моральной деградации. Ведь особенность российской культуры еще и в том, что, выйдя на историческую арену позже культур западных народов, она стремительно возвысилась, вбирая и переосмысливая лучшие достижения Запада и Востока. В итоге русская культура стала интегративной или «всечеловеческой», что подметил еще Достоевский. И сегодня мы можем и должны возвратить Западу то, что он практически утратил.

– Многие исследователи констатируют, что идеологическая, общественная, культурная надстройка обществ в большинстве стран превратилась в борьбу симулякров, то есть объектов, лишь имитирующих эту борьбу. Есть, скажем, симулякры борьбы за справедливость, симулякры патриотизма и духовности. И это очень удобно для тех, кто «рулит». Возможно ли, на ваш взгляд, сегодня в рамках одного государства справиться с этим?

– Когда некие силы начинают играть формой, игнорируя или извращая содержание, они не только уничтожают его, но и невольно пропагандируют… Россия не просто отдельная страна, а одна седьмая часть планеты Земля. На такой территории и с такими традициями, безусловно, можно сделать что-то свое. Нам необходимо сыграть на естественном глубинном протесте против манипулятивных западных симулякров, который бродит в умах и сердцах значительной части тех же европейцев. Мы сегодня находимся в ситуации, когда у нас, с одной стороны, нет сил, готовых к напряженной созидательной работе в обществе. А с другой – у нас нет и 4-5 лет, чтобы запустить, как в центрифуге, процесс кристаллизации этих сил. Поэтому приходиться действовать осторожно, не допуская разрушений, но, при этом, ловя моменты созидательного начала, чтобы их консолидировать и развернуть для созидания нового государства.

В конце концов, перед Россией стоит вызов: согласиться с нынешним «беспорядком вещей» и исчезнуть, либо попытаться изменить мир, вернув ему смыслы.

– Кто должен сделать это: государство, народ, гражданское общество?

– Прежде всего, это может сделать та часть государственных людей, которые понимают сам вызов, и та часть общества, которая хочет этого. Тем более что в союзе они составляют абсолютное большинство.

Беседу вёл Андрей Самохин