О личном отношении к истории
Каждый год 9 мая в нашей стране с особым чувством отмечается очередная годовщина Великой Победы, одержанной нашим народом в 1945 году. Я человек послевоенного поколения – родился через 13 лет после Победы – и вырос на книгах, фильмах и рассказах старших о войне, на детских дворовых играх «в войну», в которых «на смерть» сражались «наши» и «фрицы». Мои дети уже не такие. Для них война 1941–1945 годов – это что-то более далекое, хотя и семейное.
Дед мой по материнской линии Михаил Прокофьевич Слепцов ушел на германский фронт, оставив в родной деревне под Липецком жену и семерых детей. Служил командиром отделения. Воевал в пехоте под Белёвым. Можно сказать, что ему повезло. Он выжил в атаке, в которой полег весь его батальон, хотя и получил три ранения. Помотавшись по тыловым госпиталям, вернулся домой почти целым – охромев на одну ногу и с не разгибающейся в локте рукой. Раны долго не заживали. Но надо было жить, работать, кормить семью и страну. И дед выполнил свой семейный и гражданский долг, трудясь в поте лица и в опустошенном войной колхозе, и в своем подсобном хозяйстве, вырастив с женой одиннадцать детей.
Но война оставила страшные раны во всем русском народе – и в его теле, и в его душе. Жертвы той войны, «второй Германской», огромны. Бабушка рассказывала, что с началом войны в мобилизацию объявили сразу «четырнадцать годов» – четырнадцать призывных возрастов. Мальчики, мамины сверстники и одноклассники по сельской школе, почти все погибли. Вернувшихся с войны мужчин в нашем селе можно было пересчитать по пальцам. Опустела после войны русская деревня, «стали тихими наши дворы», как пел потом Булат Окуджава. Сразу после возвращения в доме деда по вечерам часто собирались односельчане – приходили послушать его рассказы о войне. Моя мама, слышавшая всё из первых уст, говорила мне, что у нее тогда от ужаса волосы на голове шевелились…
Так что 9 Мая для нашего народа – это не просто государственный праздник, официальные мероприятия и концерт на Поклонной горе, где молодое эстрадное поколение, к сожалению, не очень осмысленно и прочувствованно поет песни военных лет. Война действительно прошла огнем и болью по каждой русской семье, и День Победы для нас на самом деле праздник «со слезами на глазах», как бы теперешние критиканы, зарубежные и российские, не пытались его опорочить.
Однако за праздничными майскими торжествами, которые в юбилейные годы проходят особенно широко, как-то совсем уж тихо и неприметно в современной России отмечают другую памятную дату – 2 сентября.
Весной 2010 года после многолетних проволочек Госдума наконец приняла дополнения в Федеральный закон «О днях воинской славы и памятных датах России», и 2 сентября стало официальным праздником – Днем окончания Второй мировой войны (1945). Примечательно, что Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об объявлении 3 сентября 1945 года днем победы над Японией» был подписан именно 2 сентября, но в 1945 году.
До 1947 года День победы над Японией был выходным днем.
И до 1947 года он даже был выходным днем. Конечно, лучше поздно, чем никогда, тем более что, начиная с 1995 года, когда этот день был исключен из списка памятных дат при принятии Госдумой Федерального закона № 32–ФЗ «О днях воинской славы и памятных датах России» (от 13 марта 1995 года), Дума рассматривала этот законопроект не менее девяти раз.
Почему же на возвращение русскому народу праздника Победы над милитаристской Японией потребовалось 15, а если считать с 1991 года – и все 20 лет? Разве этой Победы не было в 1945 году? Разве не было Маньчжурской, Южно-Сахалинской и Курильской боевых операций? А ведь 7 сентября 1945 года окончание Второй мировой войны на Дальнем Востоке было отмечено в Берлине у Бранденбургских ворот совместным парадом Победы сводных полков от СССР, США, Великобритании и Франции. Сейчас победу над Японией празднуют Китай, обе Кореи, США. В отличие от России Китай в 2005 году широко отметил 60-летие окончания Второй мировой войны, пригласив большую делегацию российских ветеранов войны, освобождавших Китай от японских захватчиков.
А что же мы? До последнего времени наши законодатели застенчиво шаркали ножкой и мямлили, что де установление памятной датой Дня победы над милитаристской Японией может привести к ухудшению отношений со Страной восходящего солнца (хотя с Германией не привело), к усилению националистических и даже милитаристских настроений в нашей стране (а не к росту патриотизма и национальной сплоченности), к дополнительным расходам на организацию мероприятий, направленных на увековечение памяти российских воинов, отличившихся в сражениях. И вообще Япония не капитулировала перед СССР (??!). Создавалось впечатление, что наше государство стыдится освобождения советскими войсками Кореи и части Китая от милитаристской Японии, восстановления исторической справедливости на Сахалине и Курильских островах, уничтожения многолетнего плацдарма для японской агрессии на наших восточных рубежах.
И всё это в ситуации, когда Япония не постеснялась еще в 1982 году законодательно включить в национальный календарь и с тех пор ежегодно шумно отмечать «День северных территорий» (7 февраля), который следует понимать не иначе как день ожидаемого реванша по возврату Курильских островов и иных земель к северу от Хоккайдо. И эта догадка тем вернее, что в законодательных актах Парламента Японии Южные Курилы именуются «исконными японскими территориями». Еще в 1981 году в Японии принят закон «О специальных мерах по содействию решению проблемы северных территорий», который постоянно дополняется и актуализируется. Он относит часть территории России к юрисдикции Японии и содержит перечень мер по реализации ее территориальных притязаний. Министр иностранных дел Японии К. Окада высказался о Южных Курилах вполне ясно и резко: «незаконно оккупированные Россией».
И вот теперь у нас памятный день окончания Второй мировой войны наконец узаконен, но Победа над Японией почему-то не празднуется так же широко, как, скажем, в Японии отмечается «День северных территорий» – с осмотром премьер-министром Южных Курил на корабле, народными демонстрациями и т.п. Опять же, вновь принятая в России памятная дата перестала быть праздником Победы над Японией, аналогичной Победе над Германией, став простой календарной констатацией окончания войны – подписанием представителями Японии в присутствии союзников (включая и представителя СССР генерал-лейтенанта К.Н. Деревянко) безоговорочной капитуляции на американском авианосце «Миссури» в Токийском заливе.
Так была ли наша Победа над Японией на самом деле, или это лишь «миф сталинской пропаганды», призванный затмить победу союзников? Может, всё решили две атомных бомбы, сброшенные американцами на не имеющие стратегического и военного значения провинциальные города Хиросима и Нагасаки? Может, Япония даже и не агрессор? Есть ведь и такое мнение. Сейчас в Японии издаются исторические труды, в которых утверждается, что, вступив во Вторую мировую войну, Токио нес свободу народам Азии от колониализма Запада.
Справедливо пишет Цзин Сидэ, профессор Института японоведения при Академии социальных наук Китая: «В отличие от ситуации в Германии, в Японии правые силы открыто сожалеют о поражении в войне и гордятся милитаристским прошлым. Они выступают против “исторического самоуничижения” и за “возрождение японского духа”»[1].
Для многих сегодняшних граждан России и стран бывшего СССР всё сказанное не отвлеченные вопросы, а очень личные: за храбрость и отвагу при разгроме Квантунской армии 308 тысяч воинов были награждены орденами и медалями, 93 человека удостоены звания Героя Советского Союза; медалью «За победу над Японией» были награждены 1 млн. 800 тысяч советских солдат и офицеров. На площади Славы в Южно-Сахалинске стоят бюсты 14 Героев Советского Союза – его освободителей, а на стеле высечены имена 1943 солдат, матросов и офицеров, сложивших головы на Сахалине и Курильских островах уже после заявления о капитуляции Японии 15 августа 1945 года. Имена многих из них – на карте Сахалинской области.
Еще живы участники той войны. У них есть дети, внуки. И так получилось, что среди них оказалась и моя семья, потому что когда в 1943 году дед вернулся из уфимского госпиталя в родную деревню, семнадцатилетним пареньком был призван в армию и отправлен на Дальний Восток мой отец. В 1945 году в составе 2-го батальона 113-й Отдельной стрелковой бригады Северной Тихоокеанской флотилии он участвовал в морском десанте из Советской Гавани на Южный Сахалин (в район Торо и Эсутору, ныне Шахтерск и Углегорск), в дальнейших боевых действиях за его освобождение (бои за Камышовый перевал на пути маршброска от Маока в Отомари), а потом – в десанте на Южные Курилы, да так там и остался служить срочную службу аж до самого 1950 года!
Историческая память народа складывается в том числе и из личной памяти каждого человека. Память эту надо хранить и передавать потомкам – в виде книг, фильмов, монументов, мемориальных мероприятий. И нам есть что помнить об отношениях России с Японией вообще и об этой последней войне в частности.
Правда о «северных территориях»
Россия и Япония узнали о существовании друг друга во времена Петра I, примерно в 1701 году, благодаря встрече русских с одним из потерпевших кораблекрушение японцев по имени Дэмбэй. После этого на государственном уровне организовываются экспедиции по поиску морского пути в Японию. В 1739 году, когда российские корабли подошли к северо-восточному побережью самого крупного острова архипелага, Хонсю, Япония узнала о существовании на севере от нее страны «Оросия» (Россия). В 2005 году в Камогава, выросшем на месте прежней деревни Амацумура, был поставлен памятный камень с надписью: «Место первой в истории высадки русских на берега Японии».
Эти исторические события стали закономерным следствием встречного движения русских и японцев в истории и пространстве. В середине XVII века Россия активно расширялась на восток, прирастая Сибирью, Приамурьем, Чукоткой и Камчаткой. Тогда же был осуществлен поход казаков под руководством И.Ю. Москвитина (1646), в ходе которого российские землепроходцы впервые вышли к Тихому океану и узнали о существовании Курильских островов и их обитателях айнах. О первых русских поселениях того времени свидетельствуют голландские, германские и скандинавские хроники и карты.
Древнейшее автохтонное (коренное) население всех Японских островов, Курильской гряды и Сахалина вовсе не японцы.
Заметим, что древнейшее автохтонное (коренное) население всех Японских островов, Курильской гряды и Сахалина вовсе не японцы, а айны. Европейцы, столкнувшиеся с айнами в XVII веке, были поражены тем, что, в отличие от людей монголоидной расы, айны имели европеоидные черты лица, носили огромные бороды и усы. По основным антропологическим показателям айны очень сильно отличаются от японцев, корейцев и всех народов Дальнего Востока и Тихого океана. Предки японцев («раса ямато»), переселившись на Японский архипелаг с материка, со времен государства Ямато (300–710 гг.) в течение столетий медленно продвигались с юга на север, ассимилируя и вытесняя айнов.
Крупнейшие японские историки прошлого указывали, что вплоть до середины XIX века Япония не считала своими владениями Сахалин, Курилы и даже остров Хоккайдо, который не был заселен японцами еще во второй половине XIX века. Настоящая японская колонизация Хоккайдо – самого северного из четырех Японских островов – началась лишь после реставрации Мэйдзи (1868): айнов интенсивно ассимилировали, а остров заселяли японцами. В 1903 году население Хоккайдо составляли уже 845 тыс. японцев и 18 тыс. айнов. Начался период самой жестокой японизации хоккайдоских айнов.
Известный японовед А. Мещеряков утверждает, что до середины XIX века Сахалин и Курилы «не входили в орбиту интересов ни России, ни Японии. Они никому не были нужны». Но в XIX веке разграничение сфер влияния наконец было закреплено двухсторонними договорами. По Симодскому торговому договору между Россией и Японией (1855) наши владения на Курилах простирались до о. Уруп включительно (японцам отходили Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи), а Сахалин остался в общем пользовании. Договор был подписан 7 февраля (этот день стал потом в Японии «днем северных территорий»). По Санкт-Петеpбуpгскому договору (1875) весь Сахалин становился российским, а все Курильские острова были переданы Японии.
Курильские айны более тяготели к русским, нежели к японцам, поскольку русские порядки были куда мягче японских, а многие из айнов владели русским языком и были православными. Может быть, еще и поэтому всех северокурильских айнов японцы перевезли на южнокурильский остров Шикотан и превратили в бесправных рабов. Разрушение традиционного уклада привело к тому, что к 1941 году, по японским данным, большинство жителей резервации умерли.
Эволюция конфликта
К началу XX века интересы России и Японии на Дальнем Востоке за контроль над Маньчжурией и Кореей пришли в столкновение. Частичные уступки с российской стороны не смогли охладить воинственный пыл Японии, и в ночь на 9 февраля 1904 года без официального объявления войны (это станет обычаем для Японии в XX веке) японский флот внезапно напал на русскую эскадру на внешнем рейде Порт-Артура. Началась первая русско-японская война, которая закончилась поражением России и подписанием 5 сентября 1905 года Портсмутского мира.
В результате войны Россия утратила свое влияние в Китае и Корее и уступила Японии южную часть Сахалина (уже оккупированную на тот момент японскими войсками). Однако историк А.Н. Боханов считает, что портсмутские договоренности были успехом русской дипломатии[2]. К тому же материальные потери и потери в живой силе с российской стороны были значительно меньше японских. Но в общественном мнении современников и в культурной памяти русского народа события той войны (военные поражения на суше и на море) запечатлелись как национальная трагедия и унижение (вспомним песни «Варяг» и «На сопках Манчжурии»).
После революции японская интервенция на российском Дальнем Востоке продолжалась с 1918 по 1922 год (на Северном Сахалине до 1925 года) и характеризовалась его откровенным экономическим ограблением.
Уже в 1938 году между советскими и японскими войсками у озера Хасан в районе Владивостока произошел новый конфликт, закончившийся победой СССР. А с весны по осень 1939 года Япония фактически вела необъявленную войну против СССР и союзной ему Монголии в районе реки Халхин-Гол. В этой войне японская армия потерпела сокрушительное поражение, которое позже позволило победить в Японии «морской партии», отстаивавшей идею экспансии в сторону Юго-Восточной Азии и островов Тихого океана. На монголо-маньчжурской границе японская армия была разбита в августе, а перемирие стороны подписали в сентябре. В 1945 году история повторилась, но с худшими для Японии последствиями. Заметим, что Халхин-Гол стал началом полководческой карьеры Г.К. Жукова.
Япония продолжала осуществлять последовательную враждебную СССР политику, заключив первоначально с Германией антикоминтерновский пакт (1936), а затем тройственный союз с Германией и Италией (1940). Собственные планы по захвату советских дальневосточных территорий вплоть до Байкала и Омска Япония пыталась замаскировать советско-японским пактом о нейтралитете (апрель 1941), одновременно пообещав поддержку Гитлеру. В «Секретном дневнике войны» японского генштаба 14 апреля 1941 года была сделана следующая запись: «Данный договор… лишь дает дополнительное время для принятия самостоятельного решения о начале войны против Советов»[3].
Ставка высшего командования Японии уже 24 июня 1941 года разработала «Программу национальной политики империи в соответствии с изменением обстановки», которая была утверждена 2 июля Императорским совещанием – высшим японским военно-политическим руководством в присутствии императора Хирохито. В этом секретном документе указывалось: «Мы будем скрытно усиливать нашу военную подготовку против Советского Союза, придерживаясь независимой позиции… Если германо-советская война будет развиваться в направлении, благоприятном для нашей империи, мы, прибегнув к вооруженной силе, разрешим северную проблему (выделено нами. – В.Н.) и обеспечим безопасность северных границ». Выступавший обычно на Императорских совещаниях от имени японского монарха председатель Тайного Совета Хара заявил на совещании 2 июля: «Я с нетерпением жду возможности для нанесения удара по Советскому Союзу. Я прошу армию и правительство сделать это как можно скорее. Советский Союз должен быть уничтожен»[4].
Согласно разработанному японским генштабом плану войны против СССР «Кантокуэн» («Особые маневры Квантунской армии»), начало японского наступления планировалось на 29 августа 1941 года. Зная об этом, советское командование не ослабляло свою дальневосточную военную группировку[5]. По замыслу японского генштаба, военные действия против СССР должны были начаться при условии сокращения советских дивизий на Дальнем Востоке и Сибири наполовину (с 30 до 15), а авиации, бронетанковых, артиллерийских и других частей – на две трети. Но в июле 1941 года с Дальнего Востока на Запад было переброшено лишь 17% советских дивизий, а механизированных частей – около одной трети.
Так и не дождавшись отвода советских войск на Западный фронт, Координационный совет правительства и императорской ставки 3 сентября констатировал, что, «поскольку Япония не сможет развернуть крупномасштабные операции на севере до февраля, необходимо за это время быстро осуществить операции на юге». Поэтому 6 сентября Императорское совещание вынесло решение отложить нападение на СССР до весны 1942 года.
В случае падения Москвы в 1941 году Япония планировала оккупацию Сибири и Дальнего Востока.
Однако, как стало известно после войны из японских документов, в случае падения Москвы в 1941 году японцы планировали незамедлительно «малой кровью» оккупировать советские Сибирь и Дальний Восток (включая Северный Сахалин и Камчатку). В этом случае допускалось одновременное проведение операций как на юге, так и на севере. Выделенные для войны против СССР японские войска не включались в планы войны на юге и продолжали усиленно готовиться к действиям на севере[6]. Япония держала на советских границах Квантунскую военную группировку численностью в 1 млн. человек. В свою очередь это вынуждало нас держать на границах с Маньчжурией значительную часть своих вооруженных сил, которых так не хватало на германском фронте. Но даже формально Япония не соблюдала пакт о нейтралитете: передавала Германии военную информацию о СССР, задерживала, арестовывала и даже топила советские суда и всячески препятствовала нашему судоходству на Дальнем Востоке[7]. Все эти факты были подтверждены в приговоре Международного военного трибунала для Дальнего Востока (Токийский судебный процесс, 1946–1948).
Нацизм по-японски
Профессор Цзин Сидэ пишет: «В последние годы японские официальные лица с новыми силами занимаются приукрашиванием японской агрессии во время Второй мировой войны. Китай и другие страны Азии должны более активно распространять правду об агрессивном прошлом Японии»[8].
Правда эта состоит в том, что по Тройственному пакту между странами «оси» от 1940 года (Германия, Италия, Япония) Япония получила согласие Германии и Италии на превращение в зону своих исключительных интересов всей Евразии восточнее 70 градуса долготы (т.е. от Урала на севере до Афганистана и Пакистана на юге). В борьбе за ресурсы Восточной Азии Япония объявила ее «сферой сопроцветания» и стала «освобождать» от европейского колониализма, заменяя его японским. Однако, как пишет А.Н. Мещеряков, японский «новый порядок» обернулся для народов Азии гораздо большими лишениями и горем, чем владычество европейцев[9].
Еще в 1910 году Япония аннексировала Корею. В 1931–1932 годах Япония оккупировала Маньчжурию, а летом 1937 года вторглась в Центральный Китай. Кроме того, японская армия захватила Филиппины, Индонезию, Малайю, Сингапур, Бирму, Таиланд, Вьетнам, Лаос и Камбоджу, Алеутские острова, переходила границы Монголии и Индии. Японская оккупация по площади территории и численности населения даже превысила размеры гитлеровской оккупации.
Япония осуществляла свою экспансию исключительно бесчеловечными методами. Так, в Китае после захвата Нанкина (1937) в нарушение собственного кодекса воинской чести бусидо японцы за шесть недель вырезали штыками и мечами 300 тыс. пленных и мирных жителей[10].
Во Французском Индокитае японцы заставили крестьян сеять джут для своей армии вместо риса. В результате в 1944–1945 годах от голода погибло 2 млн. человек. Во время строительства железной «дороги смерти» между Таиландом и Бирмой умерли 84 тыс. человек. Широко известен Батаанский «марш смерти» пленных американских и филиппинских солдат на Филиппинах, во время которого погибло 8 тыс. человек. В годы войны на принудительные работы в Японию с материка завезли 667 тыс. корейцев и 50 тыс. китайцев, с которыми японцы обращались особенно жестоко[11].
По китайским оценкам, за годы войны «число погибших китайцев превысило 35 млн. человек, прямой экономический ущерб составил более 100 млрд. долларов США, а непрямой – 500 млрд. долларов США»[12].
Азиатские коллеги германских «сверхчеловеков»
Япония была единственной участницей Второй мировой войны, применившей бактериологическое и химическое оружие. Профессор Цзин Сидэ приводит сухую статистику: «С 1931 по 1945 год японцы по крайней мере 16 раз в масштабном порядке применяли бактериологическое оружие… По меньшей мере 270 тыс. человек (не считая китайских военнослужащих) погибли вследствие использования бактериологического оружия японскими фашистами. Нет точных сведений о бесчисленном количестве “косвенных” жертв – людей, погибших вследствие распыления бактерий после непосредственно бактериологической атаки»[13]. «Химическое оружие применялось японцами на протяжении всей войны в течение 8 лет с 1937 по 1945 год в 18 провинциях Китая. Точно зарегистрировано более 2 тыс. сражений, в ходе которых применялось химическое оружие, вызвавшее гибель более 60 тыс. чел. Реальное количество случаев применения химоружия и реальное число жертв гораздо больше – по японской статистике, химоружие применялось намного чаще»[14].
Бесчеловечные опыты на живых людях, разработка и применение бактериологического оружия не оставили равнодушными и честных японцев. О леденящих душу преступлениях зловещего японского «Отряда 731» под Харбином и его клонах в своей книге «Кухня дьявола» рассказал японский писатель Сэйити Моримура (род. 1933), который выступает против ремилитаризации страны[15].
Врачи-убийцы[16]
Японская армия вела бактериологическую войну главным образом в Северо-восточном Китае – Маньчжурии. Методов ведения войны было три: рассеивание бактерий артиллерийскими снарядами и минами; сбрасывание с самолетов начиненных бактериями бомб; бактериологическое заражение жилых районов, источников, пастбищ.
Генерал-лейтенант Сиро Исии: «Мертвый металл при артиллерийской стрельбе поражает лишь определенные объекты на конкретном участке. Иное дело – живые бактерии».
Ведение бактериологической войны было поручено «отряду 731» под командованием генерал-лейтенанта медицинской службы Сиро Исии. Вот слова генерала о военном значении бактериологической войны: «Особенность нападения с использованием бактериологического оружия заключается в первую очередь в его высокой эффективности. Мертвый металл при артиллерийской стрельбе поражает лишь определенные объекты на конкретном участке, раненые быстро выздоравливают и возвращаются в строй. Иное дело живые бактерии. Передаваясь от человека к человеку, распространяясь из сельской местности в города, они наносят всё возрастающий ущерб. Более того, бактерии, проникая в человеческий организм, действуют длительное время и дают высокий процент смертности. Люди после бактериологического поражения выздоравливают редко. Вторая особенность заключается в том, что бактериологическое оружие наиболее выгодно для Японии, бедной запасами полезных ископаемых. Это оружие не требует крупномасштабных экспериментов и громоздкого оборудования для разработки и производства. Все работы возможно замаскировать под медицинские исследования. Соответственно невелики и расходы».
А вот другое высказывание генерала Исии: «В отличие от артиллерийских снарядов бактериологическое оружие не способно мгновенно убивать живую силу, зато эти “невзрывающиеся бомбы” – снаряды, начиненные бактериями, – без шума поражают человеческий организм и животных, принося медленную, но мучительную смерть. Производить снаряды не обязательно, можно заражать вполне мирные вещи – одежду, косметику, пищевые продукты и напитки, съедобных животных, можно распылять бактерии с воздуха. Пусть первая атака не будет массированной – всё равно бактерии будут размножаться и поражать цели».
«Отряд 731» был сформирован под названием «Управление по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии», на самом же деле его целью были крупномасштабные эксперименты и исследования в области бактериологического оружия.
«Отряд 731» дислоцировался в районе поселка Пинфань провинции Биньцзян, в 20 километрах южнее города Харбина. В 1935 году в местечке Мэнцзятунь было создано «Иппоэпизоотическое управление Квантунской армии». В 1939 году в Центральном Китае начал действовать «отряд Тама». Все эти подразделения японской армии выполняли те же боевые задачи, что и «отряд 731». «Иппоэпизоотическое управление Квантунской армии» называлось также «Маньчжурским отрядом 100». Он занимался исследованиями болезнетворных микроорганизмов, предназначенных для заражения домашнего скота.
Самым крупным и самым жестоким из трех был «отряд 731» генерала Исии. Первый отдел отряда занимался фундаментальными исследованиями бактериологической войны, главной функцией второго отдела были практические опыты на живых людях. Начальник этого отдела полковник Оота в дальнейшем был назначен командиром нового «отряда Тама».
Экспериментировали во втором отделе на бойцах Красной Армии, солдатах и офицерах китайской армии; в качестве подопытных использовались так называемые «антияпонские элементы» – китайские разведчики, студенты, рабочие, журналисты, а также люди, задержанные за уголовные преступления. Это были главным образом китайцы, а также русские белоэмигранты. Для подопытных существовала специальная тюрьма. Жандармерия и разведка неустанно заботилась о пополнении «материала»: в грузовиках с черным закрытым кузовом без окон привозили всё новые и новые жертвы.
Погибших в результате экспериментов сжигали в печах. Подопытным давали порядковые номера; для конспирации они назывались «бревнами». Жертв опыта крепко привязывали к врытым в землю железным столбам и заражали чумой; с самолета рассеивали на опытное поле с заключенными чумных блох; у других подопытных оставляли обнаженными только ягодицы и на предельно близком расстоянии от них взрывали бомбы со шрапнелью, зараженной возбудителями газовой гангрены. При проведении совместных опытов с химическим «отрядом 531» в качестве индикаторов степени заражения местности ОВ использовали живых людей.
В 1939 году на втором этапе боев на Халхин-Голе источники воды во всем районе были заражены тифом, холерой, чумой. За эту боевую операцию «отряд Исии» получил благодарность от командующего 6-й отдельной армией.
Бывшие служащие отряда поведали еще об одной операции: 3 тысячи китайцев, содержавшихся в лагере военнопленных в Нанкине, накормили пирожками, зараженными тифозными бактериями, после чего всех отпустили на волю – разнести заразу по территории противника.
«Отряд Исии» являлся гигантской фабрикой по производству смертоносных бактерий. В месяц производилось бактериальной массы чумы до 300 кг; сибирской язвы – до 500–600 кг; брюшного тифа, паратифа, дизентерии – до 800–900 кг; холеры – до 1 тонны.
В отряде было 3 генерал-лейтенанта медицинской службы, 6 генерал-майоров, 10 полковников, 20 с лишним подполковников и майоров, 300 младших офицеров и прапорщиков. Кроме того, сюда собрали ученых-бактериологов со всей Японии, и к концу войны в 1945 году общая численность «отряда 731» превысила 2000 человек.
Бактериологические отряды вызывали ужас у местных жителей, они видели в них источник страшной заразы. Недаром они называли их «гокан-бутай» – «отряды насильников». Тем более что одним из них командовал японский офицер по имени Гокан. Стоило местным жителям узнать, что к ним прибывает отряд Управления по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии, начиналась паника, поднимались крики: «Идёт “гокан-бутай”!..»
Людей помещали в барокамеры, фиксируя на кинопленку агонию, обмораживали конечности и затем наблюдали, как наступает гангрена…
В «отряде 731» на живых людях, которых японские изуверы между собой называли «бревнами», проводились и другие, не менее жестокие и мучительные опыты, не имевшие непосредственного отношения к подготовке бактериологической войны. Изучались пределы выносливости человеческого организма в определенных условиях, например на больших высотах или при низкой температуре. Для этого людей помещали в барокамеры, фиксируя на кинопленку агонию, обмораживали конечности и затем наблюдали, как наступает гангрена… Таким образом, экспериментаторы из «отряда Исии» производили опыты, подобные тем, которыми занимался эсэсовский «доктор» Рашер в лагере смерти Дахау и которые Нюрнбергский международный трибунал по справедливости отнес к числу наиболее жестоких и бесчеловечных экспериментов над живыми людьми, совершенных гитлеровскими преступниками.
После окончания Второй мировой войны специалисты из «отряда 731», включая Исии Сиро, нашли убежище в армии США, которая переняла их преступный опыт.
Чума Его императорского величества
(Из книги Сэйити Моримура «Кухня дьявола»)
«Бывший генерал-лейтенант медицинской службы Кадзицука показал на суде, что с самого начала своей преступной деятельности Исии получал всестороннюю поддержку со стороны стратегического отдела японского генерального штаба. В 1936 году по требованию японского генерального штаба и по указу императора были созданы мощные базы для претворения в жизнь злодейских замыслов и преступных экспериментов, осуществлявшихся до этого под руководством Исии в лабораторных условиях. В Маньчжурии были сформированы и приданы Квантунской армии две крупные части, получившие позже наименования “отряд 731” и “отряд 100”, которые должны были обеспечить массовое производство бактериологического оружия, достаточного для ведения Японией широкомасштабной бактериологической войны. Первый из этих отрядов возглавил Исии, второй – генерал-майор ветеринарной службы Вакамацу».
«База, которой руководил его превосходительство генерал Исии, была сформирована по личному указу императора. Это была единственная в японской армии часть, созданная по высочайшему указу. Поэтому мы располагали неограниченными финансовыми средствами…» (Кобаяси, адъютант генерала Исии Сиро).
«В отряде 731 “важнейшим оружием” считали бактерии чумы и производили их в больших количествах. Однако при многократном посеве их в культиваторах они постепенно теряли свою вирулентность. Чтобы этого не происходило, необходимо было иметь в качестве исходного материала культуру повышенной вирулентности.
Для решения этой задачи в группе Такахаси был разработан способ постепенной “пересадки” бактерий чумы от одного “бревна” (подопытного человека. – Ред.) к другому. Например, подопытному А. прививали живые бактерии. Он заболевал чумой и умирал. Однако в человеческом организме вплоть до самого наступления смерти идет жестокая борьба между бактериями и образующимися в крови и лимфе антителами. Выжившие в этой борьбе бактерии становятся сильнее именно в той степени, в какой им было оказано сопротивление. Учитывая это, сыворотку крови подопытного А. вводили подопытному Б. В результате борьбы бактерий чумы, уже имеющих повышенную токсичность, с антителами в организме подопытного Б. появлялась еще более сильная культура бактерий, которую вводили третьему подопытному, В. Так решалась проблема повышения вирулентности бактерий и создания особо сильных культур».
Главный враг – СССР
(Из книги Сэйити Моримура «Кухня дьявола»)
«Отряд 731» был организован в целях подготовки бактериологической войны против Советского Союза.
«Как заявил на суде в Хабаровске бывший командующий Квантунской армией Ямада, “отряд 731” был организован в целях подготовки бактериологической войны главным образом против Советского Союза, а также против Монгольской Народной Республики, Китая и других государств. Ямада показал, что на “отряд 100” возлагались задачи по производству бактериологического оружия и проведению диверсионных мероприятий, то есть заражению эпидемическими бактериями пастбищ и водоемов.
Эти отряды имели густую сеть филиалов, расположенных на основных стратегических направлениях на границе с Советским Союзом. Основная задача филиалов состояла в подготовке к практическому применению бактериологического оружия.
В ходе судебных заседаний выяснилось, что основным методом проверки действия бактериологического оружия являлись бесчеловечные опыты над живыми людьми, проводившиеся систематически и в массовых масштабах. Обвиняемый, бывший генерал-майор медицинской службы Кавасима, показал: “В 731-м отряде широко применялись эксперименты по действию всех смертоносных бактерий на живых людях. Материалом для этого являлись заключенные китайские патриоты и русские, которых органы японской контрразведки обрекали на истребление… Если заключенный, несмотря на заражение его смертоносными бактериями, выздоравливал, то это не спасало его от повторных опытов, которые продолжались до тех пор, пока не наступала смерть от заражения… Во всяком случае, живым из этой фабрики смерти никто никогда не выходил» (Материалы судебного процесса; с. 15–17).
Непокорившиеся. Бунт «бревен»
(Из книги Сэйити Моримура «Кухня дьявола».
Глава IV. Взлет человеческого духа)
Заключенные, предназначенные для изуверских опытов и презрительно называемые японцами «бревна», содержались в спецтюрьме – двухэтажном бетонном сооружении. В ходе опытов все они умерщвлялись в результате заражения различными смертельными инфекциями. На место умерших приводили новых. Однажды в июне 1945 года двое русских заключенных смогли оглушить заманенного в камеру охранника и, отобрав у него ключ, выпустили всех остальных пленников. Однако, выйдя из камер, они оказались запертыми в общем коридоре.
В левой части коридора один из заключенных, схватившись за решетку, начал что-то громко кричать наружу сотрудникам отряда, целившимся в него. Это был русский, шатен, лет сорока, широкоплечий. Его мощный голос разносился по всему внутреннему двору. Японцы были ошеломлены гневной речью русского и его энергичными движениями, однако продолжали держать его под прицелом.
Переводчик перевел слова русского: «Вы нас обманом сюда заключили, проводите зверские опыты и погубили уже много людей. Вот вы на нас винтовки навели, а нам всё равно не страшно… Все японцы трусы… Немедленно освободите нас… Или уж сразу убейте. Это лучше, чем быть морскими свинками для ваших опытов».
Русский, широко раскинув руки и выпрямив грудь, схватился за прутья решетки. Всем своим видом он как бы призывал: «Ну, стреляйте же!» Его громкий, уверенный голос и гневные интонации озлобляли служащих отряда.
«А-а, негодяй! Умри!» – с этими словами один из молодых вольнонаемных, у которого сдали нервы, нажал на спусковой крючок.
Русского как бы отбросило, он развернулся, затем, пытаясь ухватиться рукой за решетку, рухнул и остался лежать недвижим. Голос смолк. Китайцев, которые до этого сочувственно толпились вокруг русского, охватил страх. Некоторые из них, сложив руки ладонями вместе, протягивали их к служащим отряда, как бы говоря: «Мы вернемся в камеры, только не стреляйте».
То, как этот русский до последнего вздоха стоял, широко расправив плечи, произвело на нас сильное впечатление. Он, лишенный свободы, был сильнее нас
Вот что рассказывает бывший на месте происшествия служащий «отряда 731»: «Когда думаешь об этом теперь, становится ясно, что голос русского был криком души, у которой отняли свободу… Но тогда я не мог правильно понять его гнев. «Бревен» мы людьми не считали. Так как же можно было спокойно отнестись к тому, что они взбунтовались? Однако протест этого русского, то, как он до последнего вздоха стоял, широко расправив плечи, произвело на нас сильное впечатление. Мы заставили его замолчать пулей, но он, безоружный и лишенный свободы, несомненно, был сильнее нас. Тогда мы все в душе почувствовали: правда не на нашей стороне. Когда я вспоминаю всё, что произошло тогда, я не могу спать по ночам».
После гибели русского все узники спецтюрьмы были отравлены ядовитым газом. «Однако, – пишет С. Моримура – на этот раз смерть людей отличалась от той, которой они умирали во время экспериментов. Подняв бунт, заключенные перестали быть “бревнами”. Пленный, ударивший сотрудника спецгруппы и выхвативший у него ключ, поднялся в глазах служащих отряда до уровня человека, имеющего свое, человеческое достоинство. И хотя этот русский был сражен пулей, его голос, звучавший в течение часа, потряс “отряд 731” и ослабил его абсолютную власть над узниками».
Не только чума
Японские военные думали и об атомном оружии. Летом 1941 года Военное министерство поручило известному физику И. Нисиме возглавить «проект НИ» с целью «создания урановой бомбы». Впоследствии бомбардировки Токио американской авиацией разрушили институт атомных исследований.
В конце войны, когда ресурсы Японии были уже крайне истощены, ее солдаты и военные моряки страшно голодали. В приговоре Международного военного трибунала для Дальнего Востока (1946–1948) указан необычный вид преступления: «К концу Тихоокеанской войны японская армия и флот скатились до каннибализма, поедая части тел незаконно убитых ими союзных военнопленных. Эта практика имела место не без ведома и согласия командования японской армии».
Еще одна позорная страница японской военщины – «женщины для удовольствия». На оккупированных территориях в армейские бордели было мобилизовано до 200 тыс. сексуальных рабынь, которых заставляли заниматься проституцией за еду с нормой выработки до 40 человек в день.
Человечество не забывает о преступлениях японских милитаристов. В докладе «Amnesty international 2009» сообщается, что «парламенты Тайваня и Южной Кореи приняли резолюции с требованием восстановить справедливость в отношении жертв системы военного сексуального рабства, существовавшей в Японии в годы Второй мировой войны. Комитет по правам человека порекомендовал Японии принести извинения и взять на себя юридическую ответственность за систему “женщин для удовольствий”»[17].
Как сообщило ВВС в 2005 году, премьер-министр Японии Дзюньитиро Коидзуми на ежегодном Азиатско-африканском саммите в столице Индонезии, на который съехались лидеры 80 стран, обращаясь к делегатам, признал: «В прошлом японское колониальное правление и агрессия привели к огромному ущербу и страданиям народов многих стран, особенно азиатских наций. Япония смотрит в лицо этим историческим фактам со смирением»[18].
Последнее утверждение не что иное, как лицемерие. Подобные признания Япония делает только под жестким давлением Китая и других стран и не только продолжает политику замалчивания и замазывания преступлений против человечности, совершенных японской военщиной во время Второй мировой войны, но и упрекает, например, Китай за рассказ об этом в школьных учебниках. Ответом на эти упреки и стала статья профессора Цзин Сидэ.
(Окончание следует.)
на тему капитуляции : по-японски, этот документ имеет смысл "признание поражения (40% смысловой нагрузки) и просьба об остановке боевых действий (60% смысловой нагрузки)", и для японцев имеет только эту культурологическую ценность : достаточно посетить и исследовать мемориал мира в Нагасаки, где все это можно ощутить.
на тему цифр Нанкина - все очень неоднозначно.
я бы не стал озвучивать какой-то ряд цифр, но уточнил, что существуют сильно разнящиеся оценки
с Корейцами и Китайцами тоже все "нелинейно": Японцы вложили очень много в счет "извинений и восстановления"