Нужен ли храм в Антарктиде?

Что мы знаем о шестом континенте, кроме того, что там живут пингвины и полярники, а по прилегающим морям-океанам движутся бесконечные айсберги – «льдяные горы», как называли их моряки со шлюпов «Мирный» и «Восток», открывшие Антарктиду? Многие что-то слышали о теплом, законсервированном под трехкилометровой толщей льда озере Восток, возможно, сохранившем образцы флоры и фауны, исчезнувшей с поверхности земли миллионы лет назад, кто-то что-то читал о мифической нацистской базе 211 в полости подо льдами Земли Королевы Мод. Антарктида вообще окутана «зловещими тайнами», и число публикаций об этих тайнах заметно выросло за последние десятилетия. Ко всему этому, впрочем, сами полярники, со слов проведшего год на зимовке иеромонаха Павла (Гелястанова) из Московского Ново-Спасского монастыря, относятся скептически. Что, однако, не лишает ледяной континент его мрачно-тревожного ореола. И как бы в действительности ни обстояло дело с гигантскими карьерами, зафиксированными, как утверждают, из космоса в акваториях морей Беллинсгаузена, Амундсена и Росса, с огненными шарами, спускающимися из радиационного пояса Земли и оставляющими на снегу дымящиеся трупы, ледяной континент остается белым пятном в прямом и переносном смысле.

Здесь, как в космосе, возможно все, что угодно, и сама зимовка почти не отличается от пребывания на орбитальной станции или в марсианской пустыне

Оказавшись даже не на нем самом, а в его преддверии, на одном из прилегающих к нему островов, путешественник ощущает себя попавшим на другую планету. Где выскользнувшая из рук при 70-градусном морозе стальная болванка разбивается на осколки, а при неосторожном вдохе можно обморозить легкие, где в затяжные бураны фонари на станциях начинают светиться жутковатым зеленым огнем, а керосин можно резать ножом как студень. Здесь, как в космосе, возможно все, что угодно, да и сама зимовка мало чем отличается от пребывания где-нибудь на орбитальной станции или в марсианской пустыне.

Остров Кинг-Джордж, названный Беллинсгаузеном Ватерлоо (русские моряки, ветераны войны с Наполеоном, называли открываемые земли по местам памятных сражений) – самый мягкий по климату, полярники называют его «курортом». Но и он небезопасен даже антарктическим летом, приходящимся на январь-февраль.

Иеромонах Павел (Гелястанов)

«Здесь ведь как бывает, – инструктировал нас на утро после закладки храма в 2002 году врач станции Беллинсгаузен и наш гид на экскурсии по острову Кинг-Джордж (Ватерлоо) Александр, питерский хирург, – пойдет человек мусор выносить и до сих пор выносит. Так что вы уж, пожалуйста, не отставайте. Здесь – Антарктида».

Главную опасность представляют так называемые «каменные болота», никак не отличающиеся от окрестного ландшафта: земли там нет – лишь камни осыпающихся обломков, разбитых штормовыми ветрами гор и гравий. Его-то мокрая бурая каша и может в мгновение ока засосать забывшего об осторожности путешественника. Поэтому ходить здесь можно лишь с провожатым и желательно – как по трясине – с шестом. Кстати, наш инструктор и сопровождающий был первым российским полярником, крестившимся в Антарктиде. Вскоре после закладки красующейся сейчас на угрюмом холме, тянущейся вверх, как свеча, церквушки из алтайской лиственницы и сибирского кедра игумен Георгий (Ильин) совершил над ним Таинство крещения в округлом озере неподалеку от станции, названном ее обитателями озером Китеж.

***

Перегораживающий горизонт ослепительный, уходящий в небо, отвесный ледник, громоздящиеся в прибрежных водах причудливые обломки скал, альбатросы и чайки-крачки, морские слоны, котики, тюлени, вспыхивающие на солнце зеленоватым золотом мхи и, конечно, сами пингвины.

– Они такие любопытные, такие доверчивые, они безобидные такие, они – как маленькие человечки, с ними как-то отдыхаешь душой, – вспоминает отец Павел. – И если плохое настроение, полярник идет побродить по берегу, особенно где маленькие пингвинята выводятся, и у него эта тяжесть проходит».

Отец Павел – монах-экстремал. Кроме зимовки священником в Антарктиде, он также участвовал в авто-гонке «Экспедиция-троффи» Мурманск–Владивосток – был членом экипажа одного из внедорожников. А на ледяной континент мечтал попасть еще в юности, что не было невозможным для будущего метеоролога.   

– После школы я учился в Морском гидрометеорологическом техникуме в Туапсе, и у меня была мечта попасть или на высокогорную станцию «Памир», или в Антарктиду, или на Крайний Север. Потом эта мечта на долгое время ушла и не было возможности ее осуществить, а потом я посмотрел фильм «Храм в Антарктиде» и думаю: ну, надо же, наверно, заоблачные священники там какие-то, туда не пробиться… Ну, а потом у нас тут был игумен Ириней, и он говорит: туда направляет Троице-Сергиева Лавра, у меня благочинный знакомый, если хочешь – я ему позвоню. Я ему: отец Ириней, позвони. И с трепетом жду, что там скажут. А там как раз искали священника – из Лавры никто не мог ехать. Отправился на беседу, потом меня представили владыке Феогносту, и так я оказался в Антарктиде.

Справка: именно высокопреосвященный Феогност, архиепископ Сергиево-Посадский, 10 лет назад, 15 февраля 2004 года, на праздник Сретения Господня освятил в честь Живоначальной Троицы первый и единственный православный храм в Антарктиде, на острове Кинг-Джордж (Ватерлоо). Тогда же, во время Литургии, из обложивших остров туч вдруг протянулось три широких солнечных луча. Этот эпизод запечатлен в фильме «И даже до последних земли», снятом лаврскими кинематографистами. И представляется глубоко символичным, что 700-летие преподобного Сергия совпадает с 10-летием освящения антарктического храма, окормляемого его, преподобного, обителью – сердцем православной России.

– Отец Павел, что за люди – полярники? Многие ли из них верующие? Как вам там служилось?

– Люди там, как вы знаете, каждый год меняются. Поэтому многое зависит от того, с кем попадешь. Например, кто был в компании с Робертом Скоттом – погибли, а кто был с Амундсеном – все выжили. Или с Шеклтоном – была труднейшая экспедиция, но тоже все выжили. Поэтому от начальника экспедиции очень многое зависит.

– А кто был начальником?

Полярники – это люди, которые много знают, многое умеют. Для них важно не то, что ты говоришь, а что ты делаешь и какой ты на самом деле

– Не буду называть. Общее мнение членов экспедиции: все было бы ничего, если б был другой начальник. Первым делом он сорвал икону в трапезной на станции, сказав, что при нем этой иконы не будет, но потом, зимой, ее общими усилиями возвратили на место: мы сказали, что будем поститься только на воде, не вкушая ничего. В общем-то, он неплохой человек был, но – жесткий атеист. А полярники… Первый опыт общения у меня был довольно сложный. Полярники-ученые – это люди, которые много знают, многое умеют… Или, скажем, механик, который участвовал в санной экспедиции к «Востоку»… Их просто какими-то умными хорошими словами не проймешь. Особенно для тех, кто много испытали, не раз рисковали жизнью, важно не то, что ты говоришь, а что ты делаешь и какой ты сам, на самом деле. Мне запомнилось, как отзывались полярники о иеромонахе Каллистрате (Романенко), теперь уже епископе. Он только прибыл, нужно было разгружать судно, и когда груз опустили на побережье Антарктиды, он первый, сняв рясу, клобук, пошел под мешки. И вот это полярникам понравилось. Это, мол, наш священник. К тому же он – компанейский человек, может всегда поддержать разговор. Я в силу специфики своего характера такой популярностью не пользовался, но в меру сил старался помогать. Так вот, что касается ученых: для них было непривычно слушать о том, что религия и наука не противоречат друг другу, а друг друга дополняют.

– Видимо, они не очень-то много знают о религии…

– Да. Раз в неделю там выступают с лекциями – предложили и мне. Я выбрал тему русской религиозной философии: Бердяев, Ильин, феномен русского человека, национальная идея… Мне хотелось сказать, что у России большая миссия, но, когда я начал рассказывать об этом, столкнулся с чисто западническим отношением. На России, мол, давно пора поставить крест, здесь кроме пьянства и грязи ничего нету, а все хорошее, что у нас было – это от Запада. Началась пикировка, они пришли в какое-то неописуемое нервное возбуждение… Потом один из них сказал мне, что нужно было бы представить и противоположную точку зрения, так как у ученого на каждый аргумент возникает контраргумент.

– Ну, да, закон человеческого мышления: тезис, антитезис, синтез. А многие причащались у вас?

– Нет, немногие. Два человека крестилось, но они причащались нерегулярно. Мой помощник причащался, один эколог из Владикавказа и сотрудник чилийской станции, Эдуардо, православный чилиец – он женился на русской, обвенчался с ней в нашем храме, это было первое венчание здесь… Он работает там на чилийском аэродроме и довольно хорошо поет, мы с ним очень близко подружились. Вера – она сближает. Не столько национальность, культура, сколько вера.

***

В фильме Владимира Соловьева «Храм в Антарктиде» есть кадры, когда все зимовщики – не только российские, но и из соседних станций – подымаются среди свинцово-серых равнин на холм, неся трехметровый крест. Нельзя не вспомнить столь распространенный в иконописи и религиозной живописи сюжет «Несение креста». Сам же крест – осьмиконечный, строго по православному канону – был сделан на станции «Беллинсгаузен» полярниками из белых сосновых досок и именно он был воздвигнут на голом холме, видимом издалека и с моря и с воздуха. И в этом сказалась воля свыше: крест в разобранном виде наша группа везла из Москвы, но при пересадке в Париже он, сданный в багаж, был загружен не в тот самолет. Пришлось полярникам делать свой – гораздо выше, тяжелей, проще, но и красивей в этой мужественной простоте, без лака.   

Сразу после Литургии, запомнившейся белыми крещенскими облачениями и белым, не похожим ни на один другой на Земле антарктическим светом в окне холла, где она, первая православная Литургия на шестом континенте, служилась, процессия с пением тропарей двинулась к холму над берегом. И вот мы на вершине, где ветер вмиг задувает поднесенную к кадильному углю свечу. Прикрываем ладонями со всех сторон снова затепленный огонек – мы, зимовщики, чилийцы, немцы, испанцы.

– Благоволи, Господи, Иисусе Христе, Боже наш, знамением страшным и силою Креста Твоего оградитися месту сему в славу Тебе, распятаго Бога нашего…

Фотовспышки, брызги крещенской воды и на фоне серого марева – лимонный пуховик испанки Кармен. Полярники.

Закат в Антарктиде. Фото: иеромонах Гавриил (Богачихин)

– Отец Павел, чем объяснить их тягу? Многие, я слышал, не могут жить без зимовок.

– Мне понравилось, что полярники – те, кто много раз бывал на зимовках – называют Антарктиду «белая блондинка». Сначала я подумал – как это? Блондинка – она и так белая, а тут еще белая блондинка… Но тут важно не слово «блондинка», а слово «белая». По моему ощущению в этот эпитет «белая» вкладывается что-то наподобие «чистая», «непорочная». Ну, вы сами знаете: уходят полярники – двери всегда открыты, тебе никто не обокрадет, если что – с тобой поделятся те же чилийцы, уругвайцы. Ты идешь – с тобой здороваются. Дружелюбие, готовность помочь…

– То есть, дело в полярном братстве? А к природе это имеет отношение? Там же самый сумасшедший климат на Земле, место, совсем не приспособленное для человеческой жизни…

– Мне кажется, в силу этой неприспособленности человек особенно радуется, например, когда сходит лед. Весной у нас пять процентов острова освобождается ото льда и на этих пяти процентах кое-где виден мох. И так приятно походить по этому мху босиком. На большой земле оранжерее так не радуешься, как там какому-то мху. Или когда сильный шторм, а ты стоишь на берегу океана, и сам этот шум действует как-то успокаивающе.

– А в чем отличие церковной жизни там и на большой земле?

Если здесь часто надо себя подвигать идти в храм, то там просто сам туда бежишь. Было ощущение, что храм нас защищает и бережет

– Мне кажется, жизнь там сродни жизни в скиту, а не в монастыре, когда мы общаемся с людьми, с прихожанами. Мы жили на острове в нескольких шагах от храма, служили, молились там каждый день по утрам и вечерам. И было ощущение, что храм нас защищает и бережет. Если здесь часто надо себя подвигать идти в храм, то там чаще просто сам туда бежишь. Нас никто там не заставлял служить Литургию, мы служили с моим помощником практически для себя, и было ощущение, что нам надо и помолиться, и причаститься. И после Причастия было легче переносить все тяготы.

– Помнится, когда появилась сама идея постройки храма в Антарктиде, многие усмехались, мол, для кого он нужен – для пингвинов, что ли? Как бы вы ответили на этот вопрос?

В Антарктиде служение священника должно быть подобным служению в Звездном городке, где Церковь опекает космонавтов. Для полярников нужна похожая психологическая помощь

– Изначально его полезная роль состоит хотя бы в том, что не закрыли станцию «Беллинсгаузен», так как она предполагалась к закрытию. Может быть, это Промысл Божий, но после того, как поставили храм, резко изменилось отношение со стороны правительства, и туда зачастили экспедиции, например, из Германии, стали заходить теплоходы, а на них по 200-300 человек экскурсантов, и первым делом, когда люди сходят со шлюпок на берег, все идут в храм. Он стал визитной карточкой не только Российской антарктической экспедиции или станции «Беллинсгаузен», а вообще острова Кинг-Джордж. В нем часто и иностранцы бывают. У нас на Пасху было много сотрудников и чилийской станции, и уругвайской, и китайцы – полный храм был. А что касается священника, то его служение должно быть чем-то подобным тому, какое происходит в Звездном городке, где Церковь опекает космонавтов. Для полярников, которые, как космонавты, находятся в отрыве от своего дома и при всем желании не возвратятся в течение 10 месяцев к своим родным, близким, нужна похожая психологическая помощь. И хорошо бы, если бы священник находился на центральной станции «Прогресс», зная имена всех полярников, если бы были регулярные сеансы связи со станциями и теми полярниками, которые хотят поговорить со священником. И, может быть, следовало бы организовать их посещение – кого-то надо исповедовать, кого-то причастить – с освящением всех этих станций, когда летит самолет и судно проходит по всем станциям. Но, к сожалению, это не запрограммировано логистикой.

– Хочется верить, что храм в Антарктиде – это начало освящения ледяного континента, открытого русскими моряками. Какими вам видятся перспективы Православия в Антарктиде? Вы говорили, что причащались у вас единицы. Так, может быть, храм для полярников не так уж и нужен?  

– Если полярников набрать таких, как наш начальник станции, то, конечно, не нужен. Но сразу после нас был другой начальник. Я назову его имя – Олег Сахаров. Он, как я понял, набирает сам команду. Когда мы уже улетали, они пришли в храм. Я объявил, что служу благодарственный молебен перед тем, как мы садимся на судно и отплываем, и с нашей станции никто не пришел, но пришли зато все новые – из команды Олега Сахарова, который еще не прилетел. Я после благодарственного отслужил молебен перед началом всякого доброго дела. Их благословляю, окропляю святой водой, они все радостные… Почему бы не набирать православных ученых – океанолога, гляциолога, метеоролога, механика, повара и врача? Это не так сложно, можно было бы создать православную станцию, целиком с православным коллективом. Но, как мне сказали в Российской антарктической экспедиции, руководство РАЭ никогда на это не пойдет.

– Вы в нашем разговоре упомянули о чилийце Эдуардо, обвенчавшемся с русской девушкой и ставшим православным человеком. По-моему, удивительный случай, может быть, лишь ради этого стоило построить храм в Антарктиде.

Я думаю, что прихожане этого храма – это не только те, кто приходят на службы, но и те полярники, которые закончили свою жизнь в Антарктиде

– Конечно. Я думаю, приход этого храма – он больше, чем один-два человека, которые приходят. Приход – это и все те люди, которые следят за этим храмом. Я, когда был там, переписывался со многими людьми, и мне писали, что нашли веб-камеры, которые следят за происходящим в Антарктиде, в том числе и снимают службы. Это были как бы интернет-прихожане нашего храма, так что интерес есть не только среди полярников. Еще я думаю, что прихожане – это и те полярники, которые закончили свою жизнь в Антарктиде. Это более ста человек. И вот, читая помянник, испытываешь ощущение, что они ждут этих поминовений.

***

Храм Святой Троицы в Антарктиде. Фото: иеромонах Гавриил (Богачихин)

Помню его стоящим с камерой на плече, нацеленной в иллюминатор транспортно-десантного С-130. Со снятых тогда кадров с облаками, крылом и пропеллерами летящего в Антарктику военного самолета начался через несколько дней сюжет о нашей экспедиции в программе «Время». Через два года храм, собранный на Алтае, разобранный, доставленный на остров Кинг-Джордж и собранный снова из пронумерованных бревен, был освящен епископом Феогностом во имя Святой Троицы, хотя сначала планировалось, что он будет посвящен святителю Николаю – покровителю моряков и, должно быть, полярников. Но вот что символично: единственной иконой на столе, заменявшем престол, была небольшая пластмассовая икона, купленная мной накануне в католической лавке в Пунта Аренасе – самом южном городе Чили и Латинской Америки. Настольная икона Святой Троицы преподобного Андрея Рублева. Все символично. И храм в Антарктиде, храм посреди ледяной вселенной с Южным Крестом над ней, может быть, есть лучшая иллюстрация к последней строке Символа веры: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века».