Я учительница, и каждый раз 14 февраля мне приходилось слышать от своих учеников-старшеклассников вдохновенные рассказы о благородстве святого Валентина в деле спасения влюбленных. Причем персонажи рассказа всегда были разными, и никогда их история не заканчивалась счастливым браком. Выслушав ребят, я начинала говорить им о святых Петре и Февронии. Но, надо признаться, до определенного момента мое повествование не воодушевляло слушателей. Подростков смущало имя Февронии. Они либо ухмылялись, либо относились к истории муромских супругов с известной долей скепсиса: мол, «все это безнадежно устарело».
Но однажды я нашла в интернете работы петербургского художника Александра Простева, посвященные житию святых Петра и Февронии — и решила показать их своим ученикам.
И произошло чудо! То, что воспринималось наивной легендой, вдруг стало легендарным прошлым — ожившей историей, наполненной романтикой настоящей любви. Девчонкам понравился «мужественный и великодушный» Петр, а мальчишкам — «нежная и любящая Феврония». По сути, мои ученики, вдохновленные работами Простева, сформулировали традиционный для России идеал мужчины и женщины.
Просматривая работы Простева, изображающие Петра и Февронию с детских лет до глубокой старости, ребята поняли, что настоящая любовь может прийти к человеку вместе с сединами и что старость может быть красивой, если наполнена любовью.
Иначе говоря, произведения Простева открыли моим ученикам ценность семьи. А когда у нас с ними зашла речь о ценности жизненного пути человека, то я сразу обратилась к творчеству уже полюбившегося и мне и моим ученикам художника.
В 2014 году я задумала образовательную выставку, посвященную 700-летию со дня рождения преподобного Сергия Радонежского, где представила жизненный путь святого Сергия в произведениях русских художников, в том числе и Александра Простева. Тогда-то состоялась моя первая встреча с ним.
Мы встретились в его маленькой, скромной, но очень уютной мастерской, стены которой сплошь увешаны картинами. Некоторые мне были знакомы, некоторые я увидела впервые: это работы из цикла, посвященного блаженной Ксении Петербургской, и серии «Свете светлый». Образ святой Ксении запал мне глубоко в душу. В нем я увидела еще одну сторону женской судьбы: верной жены, которой не суждено было стать счастливой супругой и матерью, и которая потому избрала подвижничество как единственно верный путь для нее к спасению.
Позже, рассматривая циклы произведений о Петре и Февронии, Сергии Радонежском, Ксении Петербургской, я думала о том, как ошибаются современные девчонки, ища свое счастье в карьере. Вот передо мной светлый лик Февронии, буквально сияющий от счастья быть рядом с мужем; вот спокойное и умиротворенное лицо Марии — матери преподобного Сергия, слышащей восторженный крик младенца в утробе; а вот изможденное лицо Ксении, тоже озаренной светлой радостью. Она только что похоронила мужа — и теперь ее жизнь уже не принадлежит ей. Вместе с ним умерла и прежняя Ксения, чтобы воскреснуть для новой жизни в Боге.
Женские образы в творчестве Простева заставляют радоваться и плакать, а еще они вдохновляют нас, женщин, на подвиги. Да, да! Именно так! Разве не подвиг русской женщины, которая «коня на ходу остановит», запечатлен в трагикомичном сюжете «Хмель зацвел»: зловредные бесы хотят свалить на спящего подвыпившего мужичка забор, а верная жена, словно Ангел-хранитель, держит его двумя руками, оберегая тем самым своего непутевого мужа.
Художественный язык Простева удивительно богат и одновременно прост. Именно таким языком нужно и можно говорить с подростками, с молодежью.
А мне самой, искусствоведу, учительнице, жене и матери, особенно дорого небольшое произведение, почти этюд, спрятавшееся в самом неприметном месте мастерской художника, но при этом сияющее удивительным светом, свойственным всем работам Простева. Только свет этот исходил не от лика святого, а из маленьких окошек заснеженной русской избушки.
…Кто знает, быть может, художник поселил там счастливую русскую семью, на житие которой будут с восхищением смотреть наши потомки — люди какого-нибудь 41 века?