Бабушка, а почему?

Предлагаем вниманию читателей фрагменты из книги Ларисы Ильиничны Калюжной «Бабушка, а почему? или Разговоры с внуками: педагогические заметки» (Издательство Сретенского монастыря, 2015), в которой автор, рассказывая истории, приключившиеся в реальной жизни, делится своим опытом по воспитанию внуков в духе православной веры.

От автора

О создании православного уклада жизни в нашей семье пришлось всерьез задуматься тогда, когда в ней появились сначала один, а затем, спустя три с половиной года, и второй малыш. Можно даже сказать, что этот уклад стал потихоньку выстраиваться как-то сам собой, но по мере взросления детей появилась необходимость сознательного влияния на этот процесс, наступило время размышлений и поисков. Трудностей на этом пути было много, главная из которых состояла в том, что из четырех взрослых членов семьи заботу о православном воспитании детей могли взять на себя только двое: их мама и бабушка, то есть я. Муж моей дочери ходил в церковь крайне редко, да и то в основном для того, чтобы поставить свечу о здравии или о упокоении кого-то из близких, а мой муж в то время и вовсе не был крещен…

Здравый смысл подсказывал, что перенести православный быт, царивший в семье маленького Ванечки из моей любимой книги «Лето Господне» И. Шмелева, в нашу современную семью никак не получится, как бы нам этого ни хотелось… Тем не менее, было понятно, что, учитывая реальное положение дела, все же необходимо выстраивать быт семьи и внутрисемейные отношения так, чтобы они содействовали духовному воспитанию детей, спасали их от безверия мира.

Наш семейный опыт совместного с детьми возрастания в Православии я и попыталась отразить в «Размышлениях о православном укладе жизни современной семьи», в рассказах «Бабушка, а почему?», в миниатюрах, представляющих собой подлинные записи разговоров с внуками.

То, что ребенок видит и слышит в младенчестве, остается с ним на всю жизнь. Поэтому очень важно наполнить сердце и ум ребенка светом и добром с самого раннего детства. Светлые воспоминания из детства могут благотворно повлиять на поступки человека в будущем. Мне вспоминается случай, происшедший с сыном-подростком моих добрых знакомых. Вечером он собрался пойти в нежелательную для родителей компанию сверстников. Было понятно сразу, что никакие уговоры и тем более запреты не помогут, а только укрепят его решимость. Для подростка вообще характерно восстание против авторитета родителей. И тогда папа с мамой как бы невзначай в разговоре между собой упомянули, что сегодня вечером они собираются лепить пельмени. Это была их семейная традиция, в которой сын с малых лет принимал деятельное участие. Покрутившись немного возле вешалки с одеждой, он остался дома.

Дети с огромным интересом слушают рассказы из жизни своих родителей, воспоминания, почерпнутые из семейного архива

Совместное дело может быть привлекательно для ребенка и еще по одной причине. Это общение. Дети с огромным интересом слушают рассказы из жизни своих родителей, воспоминания, почерпнутые из семейного архива. Пельмени лепятся не в один час, у взрослых есть много времени для творчества. Тут возможен и рассказ о каком-то происшествии, и размышление о том, что в жизни самое важное, – разговор «за жизнь» (так сформулировал мой ученик воскресной школы тему беседы, которая его интересовала). С детьми надо разговаривать, это порождает доверительные отношения между родителями и их чадами. Если в личных взаимоотношениях произойдет понимание, то мы сможем передать ребенку истинные ценности, и тогда у нас появится надежда, что внешние ценности: теле, видео, улица – окажутся для него менее значимыми.

Наши мудрые прадеды оставили нам в наследство множество добрых православных традиций бытового благочестия, которые могут объединить семью, в том числе – и это самое главное – детей, для общего дела. Это и крашение яиц в Великий четверг перед Пасхой, и изготовление жаворонков из теста в память сорока мучеников Севастийских… А как приятно вместе с папой выпустить на волю птичку в Благовещенье! А еще можно сходить в поход за вербами перед Вербным воскресеньем или за зелеными веточками березы в канун Троицына дня, чтобы потом освятить их, украсить ими дом. В отличие от пельменей, где интересную беседу можно построить не о них, а только вокруг них, православная традиция сама по себе имеет великий смысл. Здесь самым естественным образом может завязаться разговор об этом удивительном обычае, о предстоящем празднике или как ответ на вопрос ребенка, который вряд ли останется безразличным к тому необыкновенному, что происходит в доме.

Переживания событий церковной жизни вместе со всей семьей напитывают впечатлительную душу маленького ребенка, формируют у него православное мировоззрение.

Об одной из особенностей нашей современности стоит сказать отдельно. Речь идет об отношении к теле, радио, видео и прочим внешним включениям, в буквальном смысле этого слова, в наш быт.

Особая ответственность за пристрастие к ним лежит на семье, в которой есть дети. Что может отвлечь ребенка от телевизора и от компьютера, что может иметь для него больший вес, быть более значимым? Конечно, если мы допускали многочасовые бдения ребенка перед экраном, то «отлепить» его от него будет нелегко. Но мне кажется, что ничто не может заменить детям живого общения, в первую очередь с родителями. Как они любят совместные со взрослыми подвижные игры, вылазки в лес за грибами летом и лыжные прогулки зимой! Сколько там с ними произойдет маленьких приключений и происшествий, которые они долго потом будут вспоминать и обсуждать! Мальчики очень любят что-нибудь мастерить вместе с папой, а девочки с воодушевлением под маминым руководством обшивают и обвязывают своих кукол.

Очень прижились у нас вечерние беседы перед сном о том, что произошло за день хорошего и плохого, грустного и веселого. Мы вместе пытаемся дать нравственную оценку событиям дня, и мне кажется, что это очень важно для них.

Еще одна сторона жизни православной семьи – молитва. Если в семье есть дети, то особую значимость приобретает общая молитва.

Чтобы молитва органично, без принуждения вошла в жизнь детей, они с малых лет должны видеть молящимися отца и мать

Чтобы молитва органично, без принуждения вошла в жизнь детей, они с малых лет должны видеть молящимися отца и мать, с молитвы должна начинаться и ею заканчиваться общая трапеза в семье, на коротенькие правила утром и перед сном тоже можно собраться всей семьей или хотя бы частью ее, в детской. Когда однажды мы такой частью – я и внуки – встали на вечернюю молитву, в комнату внезапно зашел мой не очень-то религиозный зять. Я запнулась: как он в своем доме отнесется к тому, что его сыновья молятся вместе с приходящей бабушкой? Похлопав глазами, он встал в общий ряд и вместе с нами вдохновенно спел «Отче наш»!

Для приобщения ребенка к молитве нельзя пренебрегать внешними приемами, которые могут настроить его на молитвенный лад, доставить радость и запомниться как что-то необыкновенное, выделяющееся из обычной жизни. Мои внуки очень любят, когда я перед вечерней молитвой, выключив электрическое освещение, зажигаю лампадку в виде храма, из окошечек которого льется приглушенный свет, таинственно отражающийся на стенах и потолке комнаты. Восторг в их глазах передается и мне, мы все легко и радостно встаем на молитву. Да и потом, лежа под одеялом, они активно упрашивают меня не тушить сразу лампадку, чтобы еще немного полюбоваться причудливыми колеблющимися тенями. В таких условиях легко завязывается разговор о чем-нибудь «божественном».

В последний день Масленицы после вечернего богослужения я всегда заменяю белое полотенце, украшающее главную икону в доме, на черную кружевную накидку. Удивительно, но это простое действие создает в доме строгую великопостную атмосферу. Дети очень зорко подмечают такие перемены.

Влияние духовных событий, прожитых детьми вместе с семьей, – огромно. Эти драгоценные воспоминания детства могут очистить и спасти их в будущей жизни. Если мы прикладывали труды по духовному воспитанию детей, когда они были еще маленькими, мы можем надеяться, что эти усилия не пропадут, что Господь возрастит то, что посеяно, и добрые плоды созреют.

Бабки-ежки и Кощеи Бессмертные

Бабка-Ежка

Дорога от дома до детского садика занимает у меня примерно 20 минут. Обратный путь мы с внуком едва преодолеваем за вдвое большее время, потому что теперь перед нами вырастают не замеченные мной ранее совершенно удивительные вещи! Например, как это я могла равнодушно пройти мимо большого снежного сугроба, с которого можно кубарем скатиться, с наслаждением распластавшись у его подножия! А ледяная дорожка, раскатанная множеством ног, стремительно уносящая моего внука то в одну, то в другую сторону. Откуда она только взялась? Мне казалось, что ее здесь не было… А вот какая отличная дыра в заборе! Сквозь нее прекрасно виден огромный строительный кран с покачивающимся на стреле грузом.

Множество неожиданных остановок в конце концов мне надоедают, и я уже с трудом удерживаюсь от замечаний, можно сказать, борюсь с ними: «Куда тебя понесло?», «Не упади!», «Слезь», «Дай руку» и т.д. Убеждаю себя, что, во-первых, на каждый чих не наздравствуешься, да и незачем человека дергать по пустякам, хотя, понятно, бывают случаи, когда надо сказать твердое «нельзя»; во-вторых, надо войти в его положение, ведь не кисейная барышня растет, а любознательный живой парнишка; в-третьих, он должен учиться быть самостоятельным; в-четвертых… Я не успеваю додумать, что в-четвертых, так как Коля с радостным воплем поднимает с земли сучковатую палку. У меня на кончике языка уже вертятся слова: «Брось эту грязную палку! Ты что, хочешь кому-нибудь глаза выколоть?» Страшным усилием воли я заменяю их на другие:

– Какая отличная палочка! Ты только опусти кончик вниз, чтобы никого не поранить.

«Я ТИБЯ ЛУБЛУ»

Мы вместе подыскиваем для нее достойное применение. Например, ею можно что-нибудь нарисовать на снегу или написать. Коля тут же рисует человечка с торчащими в разные стороны волосами, пишет рядом печатными буквами: «Я ТИБЯ ЛУБЛУ» – и многозначительно смотрит на меня. Я удивляюсь так быстро пришедшей награде за мои усилия примириться с палочкой, но не успеваю этим вполне насладиться, потому что откуда-то сверху на меня падают комья снега и противно тают за шиворотом. Это Коля придумал еще одно применение своей дурацкой палке: ею прекрасно можно сбивать снег с деревьев.

Но сегодня внук тихо и молчаливо идет рядом со мной за руку и, кажется, о чем-то думает. Наконец он прерывает молчание:

– Бабушка, Андрей из нашего садика очень боится Бабы-яги и Кощея Бессмертного, даже плачет. Я ему сказал, что надо делать.

– А что надо делать? – рассеянно спрашиваю я Колю, озираясь по сторонам: мы переходим через дорогу.

– Как что? – удивляется Коля. – Молиться! Ты, бабушка, напиши на бумажке молитву, а я ему отдам. Я обещал, что ты напишешь.

– А читать-то Андрей умеет? – сомневаюсь я, начиная понимать всю важность обсуждаемого дела.

– Он умеет читать. Ты, бабушка, напиши, – настойчиво просит Коля. – Андрей сказал, что будет читать.

– Знаешь, Коля, – рассуждаю я вслух, – бумажка может легко потеряться. Может быть, нам лучше сделать по-другому? Есть одна очень коротенькая молитва, в ней всего два слова.

– «Господи, помоги!» – да, бабушка?

– Правильно. Андрей ее быстро запомнит. Когда ему станет страшно, пусть он скажет тихонечко, про себя: «Господи, помоги!» – и все бабки-ежки и кощеи бессмертные тут же разбегутся. Это очень сильная молитва. Так и скажи Андрею.

– Хорошо, так и скажу, – серьезно отвечает Коля.

Его теплая ладошка доверчиво покоится в моей руке.

Лужа

Замечаю в руках у Коли незнакомую мне маленькую игрушечку.

– Коля, откуда у тебя взялся этот пароходик?

– Мне Артемка подарил.

Артемка – это лучший детсадовский Колин друг. Я удовлетворяюсь ответом и только говорю мимоходом, не озаботившись последствиями:

– Ты ему тоже что-нибудь подари.

На следующий день вижу, что Коля играет уже с двумя маленькими игрушками: со вчерашним пароходиком и автомобильчиком, которого у него раньше не было.

– Коля, откуда у тебя взялся еще и автомобильчик?

– Мне Артемка подарил.

– А ты что-нибудь Артемке подарил? – опять довольно-таки легкомысленно спрашиваю я.

– Я ему подарил свой вертолет.

Вертолет – довольно дорогая игрушка, недавно купленная Коле мамой. Я осознаю свой промах.

– А ты у мамы спросил, можно ли его дарить, ведь это она его тебе купила. И потом, – спохватываюсь я, – Артемкина мама знает, что он подарил тебе пароходик и автомобиль? Ведь об этом надо спрашивать.

– Хорошо, я спрошу, – как-то уж слишком покладисто отвечает Коля.

Но меня подхватывают неотложные большие дела, и я забываю об этих микроскопических игрушках.

В ближайшее воскресенье мы с Колей и Ваней собираемся к Причастию. Несмотря на хлопоты с одеванием Вани, я все же замечаю, что Коля разложил перед собой на столе большое количество игрушек маленького размера. И тут в моей голове что-то проясняется. У меня опускаются руки, я растерянно смотрю на Колю. Он ловит мой взгляд. Мы оба все понимаем.

– А ведь эти игрушки тебе Артемка не дарил, – озвучиваю я наконец свою страшную догадку. – Откуда они у тебя?

– Я взял их из детского садика, – признается Коля.

– Ты у кого-нибудь спрашивал, можно ли?

– Нет…

– Но ведь взять что-нибудь чужое без спроса – это значит украсть. Получается, что ты вор и обманщик.

В сборах, на ходу – мы уже опаздываем в церковь – я говорю еще какие-то правильные слова, негодую, сержусь, но чувствую, что все это не достигает цели… Одновременно я отмечаю про себя, что Колин грех раскрылся как раз перед Причастием. Может быть, это означает, что ему уже пора на исповедь?

Храм

– Коля, – предостерегаю я, – иди по краешку, там, где сухо, не торопись.

Коля делает два осторожных шага и, поскользнувшись, падает во весь рост в черную зловонную лужу. Когда он с моей помощью поднимается, я даже не понимаю, что нам теперь надо делать: идти вперед, в храм, или поворачивать назад, домой? Коля, растопырив руки, с которых стекает грязь, с недоумением оглядывает сначала себя, потом смотрит на меня. Грязь, впрочем, стекает у него не только с рук, но и с куртки, и со штанов, и отовсюду…

– Коля, знаешь, почему ты упал в грязь? – я говорю медленно, сама удивляясь своему спокойствию. – Ведь это Бог показывает тебе, что ты изнутри такой же черненький, как теперь эта курточка. У тебя душа запачкалась от вранья. Ты понимаешь?

– Понимаю, – прочувствованно говорит Коля.

– В таком виде к Причастию идти нельзя, – раздумываю я вслух. – Что же нам теперь делать?

Взглянув на жалкую Колину фигурку с растерянным лицом, я принимаю решение идти вперед: там, в здании воскресной школы, есть кран с водой.

С помощью двух носовых платков я сердито отчищаю куртку, штаны, руки у Коли, смиренно поворачивающегося в разные стороны. Удивительно, что довольно строптивый Ваня в этой ситуации задумчив и терпелив, как никогда.

Результаты чистки оказываются удовлетворительными. Мы бежим в храм и успеваем как раз к Причастию.

На следующий день утром, краснея, заплетающимся языком, я объясняю воспитательнице суть дела. Коля, опустив голову, протягивает игрушечки. Воспитательница понимающе смотрит на меня и говорит:

– Хорошо, что ты принес эти игрушки, Коля, теперь все смогут ими играть, а не только ты один. Положи игрушки на место и иди завтракать.

Коля облегченно вздыхает, машет мне рукой и вприпрыжку бежит в группу.

С тех пор прошло уже почти два года, Коля учится теперь в младшей группе воскресной школы, но почти всякий раз, когда мы идем мимо знакомой лужи, у нас происходит примерно такой разговор:

– Помнишь, бабушка, как я упал в эту лужу, а ты меня отчищала в нашей воскресной школе? – говорит Коля.

Ваня подхватывает:

Это Колю Бог наказал, правда, бабушка?

– Это Колю Бог наказал, правда, бабушка?

– Истинная правда, – отвечаю я.

Тайна первородства

Я хлопочу на кухне, заканчивая приготовления к обеду: Коля с Ваней пришли из школы, и их надо срочно накормить. Оба уже сидят за столом, нетерпеливо поглядывая на меня голодными глазами.

– Коля, нарежь хлеб, пожалуйста, – суетливо мечась от плиты к столу, прошу я, – и булку тоже.

– Не буду я ничего резать! – объявляет Коля сердитым тоном.

Я застываю у стола с кастрюлькой супа в руках.

– Что случилось? Почему не будешь?

– А ни почему! Не буду, и все!

– Что это еще за бунтарские настроения? – удивляюсь я, бухая кастрюлю на стол.

Коля сидит молча, со злобным выражением лица глядя в одну точку, и я понимаю, что он действительно не пошевелится, хоть убей. Что это на него нашло? Такого еще никогда не было… Переходный возраст, что ли, сказывается такими перепадами в настроении? И что мне теперь с ним делать? Все эти вопросы молнией проносятся в моей голове, не находя ответа.

– Давай, бабушка, я нарежу хлеб! – предлагает Ваня и хватает нож: он не любит всяческих обострений в отношениях с домашними.

– А ты не порежешься?

До сих пор я поручала резать хлеб только Коле. Он старше Вани на три с половиной года, и я всегда старалась подчеркивать ответственность его старшинства, доверяя именно Коле особо важные дела, назначая его за старшего, когда братья оставались вдвоем. Для поддержания этой необходимой, на мой взгляд, иерархии в их отношениях первым за столом всегда получает тарелку с едой или кружку с чаем Коля, а потом уж Ваня. И Коля очень дорожит такой привилегией, всякий раз ревностно следя глазами за моими действиями.

Ваня старательно режет хлеб, а я беру тарелку и наливаю в нее суп.

– Коля, я, конечно, не оставлю тебя голодным, – во мне медленно созревает план действий, – но сегодня первая тарелка по праву будет Ванина. Это он взял на себя обязанности старшего, резал хлеб, так что не обессудь. Считай, что ты временно лишился своего первородства, как Исав, который продал его за чечевичную похлебку! А до вечера я еще буду думать, кого оставить за главного, пока не придут папа с мамой: тебя или, может быть, Ваню.

Коля растерянно хлопает глазами, молча взирая на то, как тарелка с супом проплывает мимо его носа… Он явно не ожидал такого позора перед младшим братом и теперь не знает, что ему делать. Но голод не тетка, и Коля остается сидеть за столом, делая вид, что ему все нипочем… Жаркое тоже первым получает Ваня, которому это очень нравится. Я свои действия не комментирую, и так все ясно. К тому же нельзя доводить ситуацию до критического порога. К концу обеда, когда мы уже пьем чай с горячим пирогом, Коля заметно веселеет, мы даже что-то обсуждаем друг с другом. Выходя из-за стола, он говорит:

Спасибо, бабушка, за вкусный обед. И… и прости меня, пожалуйста!

– Спасибо, бабушка, за вкусный обед. И… и прости меня, пожалуйста!

Конечно, мы тут же миримся.

Вечером, при расставании, когда я уже стою в пальто у двери, Ваня спрашивает:

– Бабушка, а кого ты сегодня оставишь за главного? Меня?

Оба внука застывают передо мной в напряженных позах, ожидая ответа: Ваня – с надеждой в глазах, Коля – с тревогой.

– Нет, Ваня, за главного, как всегда, будет Коля. Он ведь попросил у меня прощения.

Коля поворачивается к Ване и, радостно смеясь, выкрикивает:

– Ну, Ванька, ты у меня сегодня попляшешь!

Ваня с хохотом удирает. В конце коридора между ними завязывается маленькая дружеская потасовка.

Давай я!

Калюжная Л. И. Бабушка, а почему? или Разговоры с внуками : педагогические заметки. — М. : Изд-во Сретенского монастыря, 2016. — 224 с.

– Коля, принеси из кухни кружки для чая, – прошу я, накрывая в гостиной стол к завтраку.

– Все я да я, пускай Ванька сходит! – недовольно откликается мой старший внук.

Я огорченно причитаю:

– Ну почему вы всегда все дела друг на друга сваливаете?! Что за мода такая? Когда я была маленькая, у нас в семье было не так. Мы говорили: «Давай я сделаю!», «Нет, давай я схожу!», а у вас все наоборот: «Сделай ты!», «Нет, ты!»

Коля нехотя отправляется на кухню. Через некоторое время я прошу Ваню:

– Ванечка, сходи на огород за укропом, – и твердо добавляю: – пожалуйста.

В ответ слышу ворчливое бурчание:

– Я вчера ходил на огород за укропом, пускай теперь Коля идет!

Вслед за этим между братьями начинаются длительные разбирательства, кто за чем когда ходил… Я, в свою очередь, начинаю мучительные размышления, как переломить эту уродскую, непонятно откуда взявшуюся традицию…

Вечером того же дня приходит решение. Случается это неожиданно, в тот момент, когда я читаю размышления святителя Игнатия (Брянчанинова) об одном из видов смирения, который назван святыми отцами самоукорением:

«Самоукорение есть насилие падшему естеству, как служит ему насилием молитва и другие иноческие подвиги… Самоукорение имеет, при начале упражнения в нем, характер бессознательного механизма, то есть произносится языком без особенного сочувствия сердечного, даже в противность сердечному чувству; потом мало-помалу…»

Так-так-так… Упражнение… Механически произносится… потом мало-помалу… Да это же замечательная идея!

Когда мы снова все вместе собираемся за обеденным столом, я произношу краткую речь:

– Итак, с сегодняшнего дня, если я попрошу Колю принести, например, соль из кухни, то встать и пойти за солью должен вовсе не Коля, – я делаю глубокую театральную паузу, – а Ваня!

Ваня возмущенно затягивает привычную песню:

– Ну почему все я да я!

Не обращая на него внимания, я продолжаю:

– А если я скажу: «Ваня, нарежь хлеб!» – то делать это должен вовсе не Ваня, – я опять выдерживаю паузу, – а Коля!

Коля и Ваня уже с некоторым интересом смотрят на меня.

– Раз уж мы не умеем делать добрые дела добровольно, – поясняю я, – будем делать механически, как упражнение, чтобы это в конце концов вошло в привычку, а там, глядишь… Ну, а пока будем считать, что у нас игра такая. Только не забудьте, надо обязательно сказать слова: «Давай я сделаю!» Итак, начали!

Я оглядываю стол: так, не хватает поварешки – и торжественно провозглашаю:

– Коля, принеси, пожалуйста, поварешку для щей!

Коля начинает хохотать, не сдвигаясь с места. Ваня насупливает брови, но все же встает со стула и говорит сквозь зубы механическим голосом, как робот:

– Коля, давай я схожу!

Я начинаю разливать щи принесенной Ваней поварешкой и тут обнаруживаю, что нет ложечки для сметаны. Совершенно забыв про нашу игру, прошу:

– Коля, принеси маленькую ложечку для сметаны.

И сразу же спохватываюсь, ведь идти надо опять Ване! Тихонько ахнув, зажимаю рот рукой и испуганно смотрю на него. Ваня бросает на меня гневный взгляд, но игра есть игра, и он, сделав зверское лицо, почти рычит, совершая явное насилие над своим падшим естеством:

– Коля, давай я схожу!!!

Но тут совершается невероятное! Коля встает из-за стола и великодушно говорит:

– Да ладно, Ванька, сиди. Я схожу!

Мы с Ваней потрясенно переглядываемся. Я говорю:

– Если у нас так дела пойдут, представляете, как папа с мамой удивятся, когда приедут! Наверное, они подумают, что вы заболели!

Коля приносит ложечку и, хитро посматривая на Ваню, многозначительно говорит:

Бабушка, попроси меня еще что-нибудь сделать!

– Бабушка, попроси меня еще что-нибудь сделать!

Ваня не остается в долгу:

– Нет, бабушка, попроси лучше меня!

Коля молниеносно парирует:

– А давай, бабушка, я съезжу на родник за водой!

– А я, а я… прополю грядку с луком!

Оба, чрезвычайно довольные собой, хохочут.

Через несколько дней, заполненных нашими упражнениями в добрых делах и оттачиванием остроумия, нежданно-негаданно приезжают из города папа с мамой и попадают прямо к обеду. Окинув взглядом стол и не обнаружив своей любимой приправы к мясу, ничего не подозревающий папа просит:

– Коля, принеси-ка горчицу из холодильника.

Коля не двигается с места. Папа хмурит брови и выжидающе смотрит на него, удивляясь такому злостному непослушанию. Я замираю. В это время с другого конца стола раздается Ванин голос:

– Коля, давай я схожу!

Мама перестает есть и провожает бессмысленным взглядом метнувшегося на кухню Ваню. На папином лице, наоборот, появляются, сменяя друг друга, промежуточные результаты сложного мыслительного процесса. Но вскоре он оставляет самостоятельные попытки постичь непостижимое и смотрит на меня:

– Что происходит?

Я смущенно бормочу:

– Это у нас игра такая…

– Ну и дела… – папа мотает головой, как бы отгоняя наваждение.

Тут прибегает Ваня с горчицей, и папа, устало вздохнув, сосредотачивает все свое внимание на аппетитном куске мяса, который лежит у него на тарелке.

Тем временем мама начинает кое о чем догадываться и поворачивает голову ко мне:

– Как тебе это удалось?

Коля и Ваня сияют, от души наслаждаясь произведенным эффектом!