«Нельзя допустить, чтобы были разрушены традиции русского образования»

25–26 мая в Москве состоялся первый съезд Общества русской словесности. Одной из главных тем, обсуждавшихся съездом, было современное состояние преподавания русского языка и литературы. Много нелестных слов было высказано в адрес Министерства образования, некоторые шаги которого вызывают, мягко говоря, недоумение. Например, исключение из Федерального перечня учебников некоторых из учебных пособий, которыми были довольны учителя. В работе съезда принимала участие и председатель Координационного Совета Общероссийской общественной организации «Ассоциация учителей русского языка и литературы», профессор кафедры филологического образования Московского института открытого образования Людмила Васильевна Дудова.

Перед интервью мы попросили Людмилу Васильевну взять попавшие под запрет школьные учебники по русскому языку и литературе. На встречу Людмила Васильевна пришла с несколькими книгами в руках. Берем одну из них – учебник для 8-го класса, написанный авторским коллективом, возглавляемым Г.С. Меркиным, – и интересуемся:

– Вы, как профессионал, как оцениваете этот учебник?

– Это очень хороший учебник. Проверенный автор, – поясняет Людмила Васильевна. – Ученый-методист из Смоленска.

– А этот? – показываем на учебник В.Г. Маранцмана.

– Это один из классических учебников. Автор – В.Г. Маранцман, глава Петербургской методической школы.

– А почему этот учебник был исключен из Федерального перечня?

– Когда исключают из перечня, причин не оглашают. Это учебник с драматической судьбой. Его решили переработать, – поясняет профессор.

Листаем учебник, и в глаза бросается абзац, который имеет прямое отношение к теме интервью: «Сегодня начинает расти интерес к “хорошей” литературе. Явлением в русской литературе стала проза Татьяны Толстой, Людмилы Улицкой…»

– Людмила Васильевна, в учебнике эти писатели названы хорошими в кавычках. Не слишком ли субъективна оценка? Ведь книги и Т. Толстой, и Л. Улицкой издаются большими тиражами.

– Да, в кавычках. Владимир Георгиевич был смелым и глубоко образованным человеком. Он, кстати, в совершенстве владел итальянским языком, переводил «Божественную комедию» Данте. Человек широчайшей эрудиции. Пока был жив Владимир Георгиевич, был жив и учебник.

На съезде Общества русской словесности говорилось и о других, не менее болезненных и опасных бедах литературы в школе. К их обсуждению мы и переходим.

Людмила Васильевна Дудова

Стандарт бессодержательности

– Людмила Васильевна, на съезде говорили, что в новой программе по литературе не будет таких произведений русской классики, как «Война и мир» Л. Толстого, «Преступление и наказание» Ф. Достоевского, многих стихотворений А. Пушкина и М. Лермонтова, на которых росли, воспитывались, приобщались к нашей культуре поколения и поколения соотечественников. В это трудно поверить. Действительно ли это так? И корректно ли в данном случае говорить, что эти произведения изымаются?

– Попытки исключить какие-то произведения русской классической литературы из школьной программы предпринимаются уже не один год. Но сейчас дело не только в этом. Проблема глубже. Речь о том новом образовательном стандарте, который уже введен для средней школы – для 5–9-х классов и который планируется ввести в 2020 году в старших классах.

В новом стандарте не говорится о содержании образования, а даны только требования к результатам обучения

– А почему этот стандарт неудовлетворителен?

– Прежде всего, потому, что в нем не говорится о содержании образования, то есть не указано, что собственно изучается, а даны только требования к результатам обучения. Акцент сделан не на знание, а на то, какими навыками должен овладеть учащийся. Но дело в том, что, овладевая знаниями, ученик уже осваивает эти навыки. В предыдущем стандарте, по которому школы работали с 2004 года, это четко и ясно определялось как универсальные учебные действия, которыми действительно обладал учащийся.

Если говорить непосредственно о литературе, то в стандартах указано только, что должны освоить учащиеся, изучая произведения, но самого списка произведений нет. Не прописаны в стандартах и требования, руководствуясь которыми можно было бы отобрать произведения для изучения на уроках литературы. И в проекте Примерной основной образовательной программы по литературе, которая является основой для формирования учителем содержания литературного образования, то есть как раз списков произведений, тоже эти требования и принципы не прописаны.

– Знаю, что по поводу как раз этой Примерной программы по литературе много споров. Известно, кто составлял ее?

– Да. Это С.В. Волков, Е.С. Абелюк, Е.С. Романичева, профессор из Великого Новгорода С.Л. Каганович. По-моему, я назвала всех, может быть, кого-то забыла. То есть это представитель регионального Института повышения квалификации, учитель школы № 57 г. Москвы, доцент Высшей школы экономики и профессор Московского городского педагогического университета. Но ни одно из названных учреждений, ни одно из названных лиц не является представителем методической школы. А прежде, как правило, разработчиками программ были ведущие методические школы страны: Российский государственный педагогический университет им. Герцена (Санкт-Петербург), Московский педагогический государственный университет, Костромской государственный университет, другие вузы.

В Примерной программе на ступени с 5-го по 9-й классы осталась русская классическая литература: в ней есть и Пушкин, и Лермонтов, даже Достоевский как автор малой формы. Но представлена русская классика в минимальном объеме, одним-двумя произведениями, обязательными для изучения. Другие произведения перенесены в часть «Б» и изучаются уже по выбору…

– По выбору между кем и кем?

– Нет, слава Богу, так вопрос не стоит. В части «Б» даны произведения на выбор в рамках творчества одного автора. Допустим, можно взять вот это или это у Пушкина, вот это или это у Толстого и т.д. И тут ситуация более-менее приемлемая. Комиссией, которая была создана при Российской академии образования, в течение полугода каждая фамилия из списка согласовывалась с разработчиками новой концепции школьного филологического образования и с представителями нашей «Ассоциации учителей русского языка и литературы». Проблема в другом. На основе этой рабочей программы учитель должен сам составлять свою программу, по которой именно он будет работать в классах.

– А у учителя есть время для составления своей программы?

– Нет у него времени! Это во-первых. Во-вторых, он этого никогда не делал и не обучен этому. Учителя так и говорят. Поэтому они ждут утвержденного государственного документа, единственного, по которому они не только будут учить, но по которому будут и проверять ребят, сдающих экзамены в 9-м классе.

И совершенно безобразная ситуация со старшей школой. Образовательный стандарт для старшей школы должен быть введен к 2020 году, но вводить его в том виде, какой он имеет сейчас, недопустимо. Казалось бы, время еще есть. Но сможет ли та бурная дискуссия, которая развернулась вокруг этого стандарта, привести к его изменениям, вот вопрос.

Классика по минимуму

– Что именно вы считаете неприемлемым в новой программе для старшей школы?

– У этой программы статус примерной, то есть это документ, который не обязателен к исполнению. Может быть, это и хорошо. Но она утверждает принцип вариативности. Поясню. Есть колонка «А» – это список из 16 произведений, обязательных для изучения, в который, да, включены и «Гроза» Островского, и «Преступление и наказание» Достоевского, и «Обломов» или «Обыкновенная история» (тут на выбор) Гончарова, и «Война и мир» Толстого, и «Тихий Дон» Шолохова (фрагменты), и «Мастер и Маргарита» Булгакова или его же «Белая гвардия» (опять на выбор). Эти 16 произведений – на два учебных года. Вторая колонка содержит только перечень имен. Тут в основном поэты. Есть Тютчев, есть Фет – но нет Кольцова, Некрасова… И тут не указаны обязательные тексты. Повторю: это список только имен! И можно представить ситуацию, что учитель не познакомит школьников, например, со знаменитым стихотворением Тютчева «Умом Россию не понять, / Аршином общим не измерить…» или обойдет вниманием его «Silentium», потому что он может выбрать любой текст автора. А ведь эти тексты являются такими «маячками», по которым мы узнаем себя в культурном пространстве. А «Шепот, робкое дыханье» Фета? Это же маркер импрессионистической поэзии!

Но есть и третья колонка, и довольно обширная, где тоже перечень имен. И эти имена, особенно список авторов рубежа XX–XXI века, вызывают много вопросов. Тут полная свобода выбора, уже непосредственно самих авторов. Чем это опасно? Учитель может, например, не выбрать Твардовского, его «Василия Теркина». Но ведь, рассказывая о литературе XX века, не говорить о Твардовском невозможно! Как нельзя не говорить об Астафьеве, Абрамове… Причем если первые два списка – обязательны: в первом обязательные произведения, во втором – обязательные имена, а произведения – на выбор, то третий список – и имена на выбор.

Учителя, участвующие в дискуссии, которая ведется сейчас, очень резко отзываются об этой программе. Во-первых, собственно установленной программы нет, на плечи учителей перекладывают тяжесть создания этой программы, а создание программы им просто не под силу, и они не хотят этим заниматься – и правильно делают, потому что их задача иная – учить.

Декларируя свободу, создатели этой Примерной программы на самом деле продвигают полную безответственность государства за результаты обучения предмету.

Произведения в традиционную программу по литературе отбирались не случайно, это же была целая система

Я помню, мы изучали не только «Войну и мир» Толстого, нам предлагалось и «Воскресение», и «Анна Каренина» – конечно, в обзоре, но мы могли изучить эти романы. Я в школе делала доклад по «Воскресению» Толстого. Мы изучали «Преступление и наказание», но были в программе и «Бедные люди», это не запрещалось. Могут сказать: «Мы же ничего не запрещаем!» Но ведь у учителя просто нет времени на поиски того, что взять и где взять. И ведь не случайно отбирались произведения в традиционную программу по литературе, это же была целая система… А сегодня учитель ограничивается этим минимумом.

– При такой постановке вопроса, выходит, школьник никогда не узнает, кто такая Катюша Маслова?

– Конечно, не узнает. Да с него и не будут этого требовать. Кстати, выпал из программы Лесков – совсем.

– Нет ни «Соборян», ни «Очарованного странника»?..

– Ничего этого нет. Из Тургенева остался только роман «Отцы и дети». Бесспорно, это великое произведение, но когда я работала в школе, был «Рудин», было «Накануне», было «Дворянское гнездо», «Ася». А теперь наши ученики могут не иметь вообще представления о том, кто такие «тургеневские девушки», а этот образ, между прочим, код русской культуры. Мне кажется, тут сознательная работа на разрушение традиций русского литературного образования.

– А тот список из 16 обязательных произведений не вызывает вопросов и нареканий?

– Вызывает. Например, отсутствие романа Тургенева «Накануне», отсутствие романа «Дворянское гнездо» – это знаковое произведение для русской культуры, потому что показывает разрушение «дворянских гнезд». В списке есть «Обломов» – это очень хорошо, хотя роман этот трудный для чтения, но для того и учитель, чтобы организовать изучение так, чтобы учениками был освоен этот текст. У некоторых возникает вопрос: а почему пропал Горький? Как бы мы ни относились к личности Горького, но это писатель мирового значения. И известно огромное количество высказываний очень уважаемых писателей, лауреатов Нобелевской премии, к примеру Ромена Роллана, о романах А.М. Горького. Учителя удивлены, почему пропал Лесков. Почему из Островского оставлена только «Гроза», потому что изучалась и «Бесприданница». Даже обязательный список учителя не считают оптимальным.

Что касается имен и произведений поэтов, то ничего, кроме недоумения, их список не вызывает. Учителя наши любят поэзию, и им хотелось бы, чтобы в школе они были достойно представлены. И если мы говорим о Маяковском, то это «Облако в штанах» – эта замечательная поэма всегда изучалась в школе. Если мы говорим об Александре Блоке, то это «Стихи о Прекрасной Даме» и «Двенадцать».

Все учителя удивлены – и это их удивление, скажу честно, мне было приятно, – так вот, учителя удивлены, почему столь скуп список произведений о Великой Отечественной войне. Великая Отечественная война – это феноменальное явление не только с точки зрения история, но и с точки зрения культуры вообще. До сегодняшнего дня абсолютно необъясним феномен такого всплеска военной лирики. И это же золотой фонд поэзии ХХ века! И куда делась «лейтенантская проза» о Великой Отечественной войне?..

– Значит тут и альтернативы нет – просто выкашивание?

– Да. Тут такие подмены: вроде что-то есть, вроде что-то маячит, но совершенно четко подменено то, что устоялось, что имеет огромную практику, чем-то иным. Причем причина подмены банальна. И хотя подмена идет под лозунгом так называемой «свободы» – непонятно, от чего и от кого, – и дурной вариативности, которая якобы подтверждает эту «свободу», но это не что иное как желание заместить высокохудожественные памятники литературы очень часто прозой низкокачественной или же тенденциозной.

Раз программа, два программа…

Людмила Васильевна Дудова

– Родителю это объяснить как раз очень легко. Вот, например, у ребенка меняется учитель литературы. Приходит в класс другой, пусть даже работающий в той же школе. У прежнего была своя вариативная программа, у нового – иная, потому что ему нравятся другие произведения. Ему, допустим, не нравится Маяковский, и он его пропустит, он не будет говорить о «Тихом Доне» Шолохова в полном объеме, а выберет несколько сцен. Ребенок, переходя из класса в класс, может оказаться в совершенно другом образовательном пространстве и обучаться совершенно по другой программе. Для родителя отсутствие установленной государственной программы, единственной, безвариантной – это в известной степени отсутствие гарантий качества образования. Нет жесткой программы – родитель не может прийти и спросить: «Извините, а на каком основании стихотворение “Silentium” Тютчева не изучалось?» Это должно быть изучено.

Отсутствие государственной программы, единственной, безвариантной – это отсутствие гарантий качества образования

Я располагаю результатами довольно обширного опроса, проходившего в 18 регионах: практически все родители – 90% – высказались за необходимость единой программы и по русскому языку, и по литературе, в которой четко было бы выделено, что в обязательном порядке, а что рекомендуется.

Сейчас школа пока еще работает по стандарту, принятому в 2004 году, итоговая аттестация идет по нему же. И в этом стандарте зафиксированы строго и произведения, и теоретико-литературные понятия, которые подлежат обязательному освоению, но даны также и рекомендации для дополнительного чтения – уже именно как рекомендации, и для внеклассного. Обратите внимание: «рекомендовано для внеклассного чтения», то есть определен государством список литературы, из которого учителя выбирают произведения для внеклассного чтения. Учителя знают, что в этом списке проверенные тексты, что и они, и дети не столкнутся с какими-то проблемами этического характера при чтении этих произведений.

В новой программе – полная свобода всего, но я считаю, что это полная безответственность.

А нужна ли легкость?

– А какие аргументы у разработчиков программы? Как сами они объясняют необходимость изменить курс литературы в школе?

– Разработчики программы говорят о том, что учащиеся перегружены, что они не могут читать большие тексты. Но ответы учителей свидетельствуют: это совсем не так. Восемь текстов на один учебный год, если говорить о 10–11-м классах, это не много. Прочитать их вполне по силам ученикам. К тому же эти тексты должны быть прочитаны до учебного года, потому что на уроках в школе идет уже вторичное чтение и разбор текста, который уже знаком.

Второй аргумент: «в этих произведениях используется язык, который непонятен ребятам». Но для того и существует учитель, для того и существуют словари и справочники, чтобы объяснить непонятное. А чтение и уж тем более изучение литературы – это очень трудная работа.

В новой программе очень четко прослеживается тенденция «облегчить» сам процесс учения. А это неправильный подход. Суворов говорил: «Тяжело в учении – легко в бою». Учиться трудно, а иначе опыта не будет. Мозоли должны быть набиты. Поэтому возникает вопрос: хотят «облегчить» учение, освободить ребенка – и чем занять?

– Хотят, чтобы мозг атрофировался?

– Действительно, вероятно, чтобы атрофировался мозг, чтобы в этот мозг можно было залить другое содержание, вот это рваное постмодернистское. Кстати, я посмотрела некоторые постмодернистские тексты и могу сказать, что их без словаря читать невозможно. Это к вопросу о «непонятности» классики.

Чем сильна русская классическая литература, чем сильны тексты, которые прошли многолетнюю апробацию в методических школах? – Тем, что они заставляют мозги работать. Тем, что их система ценностей органична ценностям русской культуры. А нужно выбить эти сложившиеся, устоявшиеся, проверенные временем и непростыми испытаниями ценности. Вот эту я вижу цель у новой программы.

Бюрократические игры

– Новые программы обсуждались и специалистами, и педагогической общественностью, и родительской. Какие-то результаты это обсуждение дало?

– Только кафедра, на которой я работаю, дала три заключения по тому стандарту, что сейчас утвержден. И все эти три заключения были отрицательными. И, я думаю, количество отрицательных заключений было достаточным. Но, тем не менее, когда мы указали на это создателям стандарта, нам было сказано, что это наше мнение было отрицательным, но были и положительные отзывы.

– Есть отчет, сколько было положительных?

– Наверное, такой отчет был, стандарт же утверждался на федеральном уровне. Но, кстати, само «обсуждение» иногда велось в странной форме. Последний документ, который мы получили как основу для проведения экспертизы Федерального образовательного стандарта, состоял из нескольких листочков, где всё было максимально формализовано и требовалось только ответить «да» и «нет». И наш ректор был очень удивлен тем, что экспертиза документа, который определяет жизнь школ России, имеет такую форму. Это ведь образование, где ответ «да», «нет» или «не знаю» не является собственно ответом на возникающие вопросы.

Директор школы сдал 1800-страничный отчет. Представляете, сколько времени на это было затрачено?

– Каков механизм проведения в жизнь новой образовательной программы?

– Очень громоздкий и совершенно неуклюжий. Я только что вернулась из Петербурга. Мы посетили потрясающий лицей – Президентский лицей № 239, который подготовил не одного победителя международных олимпиад. Тут учились Григорий Перельман, Станислав Смирнов – лауреаты премии Филдса. Там работают блистательные учителя русского языка и литературы. Так вот, директор накануне сдал 1800-страничный отчет. Вы можете себе представить, сколько времени было затрачено администрацией школы, учителями на то, чтобы приготовить этот «кирпич»?

– А кто читает эти отчеты?

– Они сдаются чиновникам для аккредитации школы. А кто читает? Не знаю. Если каждый чиновник будет читать такой отчет, ему работать будет некогда.

Раньше директор школы утверждал на педагогическом совете решение методического объединения учителей о том, что они изучили предложенные линии федеральных учебников, предложенные к этим линиям федеральные рабочие программы, которые были основаны на единственном утвержденном Федеральном государственном образовательном стандарте – с этим документом всё соотносилось, и он был никакой не примерный, а обязательный. И директор был спокоен, и учителям не нужно было писать рабочие программы, занимаясь переписыванием из разных источников. И родители имели инструмент контроля. И контролирующие организации тоже имели материалы для осуществления этого контроля. Сейчас – всё «примерное». Школы загружены, и они тратят еще время на то, чтобы разрабатывать пакет документов, действие которых абсолютно бессмысленно.

А контроль при этом какой! Директор одной из московских школ мне сказала в начале марта: «С января по середину марта у нас было 18 проверок».

Учителя говорят: «Дайте нам возможность учить детей!» Родители говорят о том, что они не могут разобраться в этой куче документации. Администрация школы получает ежедневно огромное количество разных документов, по которым требуют отчета.

Детьми надо заниматься!

– С учреждением Общества русской словесности появились и программы, отличающиеся от этого нового стандарта. Не могли бы вы рассказать о них?

– Уже через несколько дней после учредительного заседания общества мне на почту пришло письмо с предложением принять участие в обсуждении другого списка произведений для изучения в школе – пока только списка. Он был составлен под руководством профессора Санкт-Петербургского университета Игоря Николаевича Сухих. В нем принцип вариативности сохранен, но сам список несколько расширен и уточнен. Но какое отношение к этому списку имеет Министерство образования и науки, которое и до сегодняшнего дня продолжает обсуждение на портале Общественной экспертизы, совершенно непонятно.

Мало того, в процессе экспертизы вбрасываются новые документы. Ну, например, в конце декабря 2015 года вышел приказ министра образования Ливанова, которым вводится огромное количество уточнений в раздел «Требования к результатам обучения по русскому языку», они касаются обучения детей с особыми потребностями. Как соотносится это изменение требований к результатам обучения с изменением содержания образования, которое обсуждается на портале? Причем речь о Примерной рабочей программе для 5–9-х классов, которая уже принята. Означает ли это, что утвержденная Примерная образовательная программа 5–9-х классов не отвечает этим требованиям, о которых издается приказ? Или эти требования предполагают какую-то соотнесенность с этой программой? А не далее прошлой недели появился еще один документ, касающийся уже требований к результатам преподавания литературы. На каких принципах основано изменение, почему именно так изменяется, кто это изменяет? Ответа нет.

Учителя в растерянности. Говорю со знанием дела, потому что много встречаюсь с учителями. Они не понимают, что происходит. Они задают вопрос: как соотносится концепция школьного филологического образования, с учетом которой разрабатывалась программа для 5–9-х классов по русскому языку и литературе, с концепцией преподавания русского языка и литературы в Российской Федерации? Как концепция преподавания соотносится с принятыми программами? Мне кажется, надо уже ситуацию обнулить и начать все заново. Другого пути не вижу.

Сочинение и… порядок в голове

– В ЕГЭ удалось вернуть сочинение – большими, как говорят, усилиями. Чем, на ваш взгляд, отличается ученик, часто пишущий сочинения, от молодого человека или девушки, которые не имеют такого опыта?

– Человек, которому приходится часто писать, – это человек, который склонен к рефлексии. Устная речь, конечно, предполагает размышление, но мы не всегда можем отслеживать, как идет наша мысль, а когда вы пишете текст, вы невольно сосредотачиваетесь, вы задумываетесь над каждым словом, вы думаете над порядком слов, вы в большей степени погружаетесь в то, о чем вы пишете. И я объясняю феномен блистательной русской литературы XIX – начала ХХ века именно тем, что в русской дореволюционной школе очень много писали, и это было хорошо. Это были и сочинения, и какого-либо рода заметки. Чтобы научиться писать художественные произведения, нужно просто научиться писать – письменно излагать свою мысль. Письменная речь в известной степени наводит порядок в голове, она дает возможность человеку посмотреть, каким он был, как он рос. Так что возвращение разных форм сочинения, которое произошло в последние годы, – это замечательно. Вот еще бы вернули уроки внеклассного чтения и уроки развития речи, на которых мы всегда готовили ребят именно к написанию сочинения. Сейчас говорят, что каждый урок – это урок развития речи. Бесспорно. Но именно на выделенных уроках развития речи мы обучаем отдельным формам речи – и письменной, и устной.

Письменная речь – это, повторюсь, возможность саморефлексии, более сосредоточенного вглядывания в себя и выражения каких-то суждений хорошим, правильным русским языком.

Русская классическая литература дает жизненные ориентиры – об этом пишут сами дети

– А как бы вы определили значение русской классической литературы, от которой сейчас, как получается, пытаются отлучить целое поколение?

– Русская классическая литература дает жизненные ориентиры. Об этом, кстати, пишут дети. Мы проводили эссе на тему «Зачем нужно изучать русскую классическую литературу», и ребята из разных уголков страны написали, что ее изучение дает жизненные ориентиры, показывает истинные ценности. Это первое. Второе, что тоже определяют сами дети: литература – это и знакомство с историей нашей страны. Они пишут так: «Мы узнаём, как жили наши деды, прадеды в далекие времена». И третье: они говорят, что классическая литература дает им ответы на многие вопросы. Дети, между прочим, указывают на то, что они не всегда могут рассказать о своих переживаниях, о первой любви, о каких-то сложных вопросах… И это они находят в классической литературе. Она потому и классическая, что говорит о вечных вопросах. Другое дело, что в разные времена по-разному могут быть поставлены эти вечные вопросы, но дети видят, что нет безысходных ситуаций, есть решения, и эти решения предлагает литература. Я, кстати, специально привожу вам взгляд детей.

Да, они отмечают и то, что порой им трудно читать эти произведения, в них много незнакомых слов, но ведь так интересно узнавать о них. Одна девочка из тамбовской гимназии имени Г.Р. Державина написала: ей очень жаль, что они уже изучили эти старые произведения, а так было интересно знакомиться с новыми словами. В физико-математическом лицее в Петербурге, который я уже упоминала, мы видели прекрасный Литературный вторник – у них есть такая традиция, – посвященный Александру Сергеевичу Пушкину. В маленьком городке Урюпинске, что в Волгоградской области, в гимназии, которой уже 158 лет, я видела потрясающую композицию литературной студии, посвященную О. Мандельштаму, – «Осип и Надежда». Это была настолько пронзительная композиция, что все приехавшие на семинар учителя были просто потрясены. А у ребят целый цикл литературных вечеров, посвященных Мандельштаму. Да, вроде бы это и XX век, но это уже классика.

Вот говорят, что дети не читают классику. Нет! Читают! Это учителя не умеют донести классику. Это общество не заинтересовано в том, чтобы дети читали классику. Или определенная часть этого общества. Посмотрите, с каким интересом следили за проектом «Читаем “Войну и мир”»! В нем, кстати, приняли участие три учительницы, которых я прекрасно знаю, – они учились у нас на кафедре, – и мне было интересно, какой фрагмент ими был выбран. Эти отрывки раскрывали их совершенно с другой стороны. И читали они очень проникновенно.

А вспомните, что творится, когда осуществляется какая-нибудь постановка по русской классике или выходит новая киноверсия известного романа… Мы вот делали и такой проект – о «Тихом Доне», причем это была инициатива ребят из Ростовской области, из той станицы, где снимался фильм С. Урсуляка «Тихий Дон». Дети высказались по поводу того, как они восприняли эту экранизацию. Потрясающе! И все написали, что они еще раз перечитали этот роман. Понимаете? А нас убеждают, что «Тихий Дон» читать не будут!

Забытый урок Бисмарка

– Хотелось бы затронуть и еще одну важную проблему, о которой много говорилось на съезде общества, – подготовка учителей. Как вы считаете, педагогическое образование у нас сегодня удовлетворительное? И правда ли, что студенты педвуза второго курса уже могут идти преподавать в школе?

– Они не со второго, а уже с первого курса идут в школу. С педагогическим образованием творится просто безобразие. У нас система педагогического образования разрушена. Вот показатель: на конец 1990-х годов на территории Российской Федерации было 110 педагогических вузов – на сегодняшний день их менее 30. Какие-то педагогические вузы объединили с другими вузами, причем не обязательно с классическими университетами, но и с политехническими вузами, сельскохозяйственными… А ведь наша система педагогического образования, подготовки кадров для школы была уникальной. Мы этим гордились, и гордились совершенно правильно. И ее надо было дальше развивать.

Плохо подготовленный учитель не может подготовить хорошего ученика

– У вас нет ощущения, что ее разрушили намеренно?

– У меня давно такое ощущение, я в этом даже не сомневаюсь. И я даже понимаю, для чего это делается. Потому что плохо подготовленный учитель не может подготовить хорошего ученика.

Всё направлено на понижение планки образования, на девальвацию ценности самого знания. Игнорируются и вопросы воспитания. Я уже не говорю о них как об отдельных вопросах, а, опять-таки, в связи с содержанием образования, где такая чехарда. Ведь образование – это обучение плюс воспитание. И, идя на урок, мы всегда ставим воспитательную задачу. И тексты выбираются с этой целью. И все наши действия тоже направлены на достижение воспитательной цели.

А после разрушения системы образования следующий этап – разрушение общества. Тысячу раз уже приводились слова Бисмарка об учителе, который выиграл войну. Можно вспомнить и документы фашистской Германии, которая, придя на территорию России, первое, что делала, – открывала школы. И на оккупированных территориях изучение литературы велось в очень больших объемах. И предмет литературы как отдельный предмет сохранялся.

И немного о Шекспире

– Людмила Васильевна, а как преподается национальная литература за рубежом?

– Вот так общо говорить о зарубежье очень трудно, потому что в каждой стране своя система образования. Я приведу мнение известного методиста в преподавании литературы из Швеции, который провел очень интересный эксперимент. Он сравнивал уровень читательского и личностного развития шведских и российских школьников – школьников из города Тихвина Ленинградской области. О его исследовании пишет профессор Е.Р. Ядровская в своей монографии, посвященной читательскому развитию и читательской культуре школьников. И вот каково мнение шведского методиста: во-первых, наши дети более взрослые, чем шведские школьники, причем в Швеции 12-летнее обучение; во-вторых, их суждения о мире, о себе более ответственные и обоснованные и с точки зрения речевого выражения более убедительные. О чем это говорит? О том, что на уроках литературы мы достигаем той цели, которая поставлена в стандарте, – а это социализация ребят, то есть подготовка их к жизни. Шведские ребята того же примерно возраста оказались более ранимыми, их больше волнует проблема сохранения планеты, экологические аспекты. Наши дети демонстрировали большую начитанность, чем шведские школьники. Кстати, в Швеции тоже бесконечное реформирование образования.

Если взять Англию… Но о ситуации в этой стране можно говорить только приблизительно, потому что очень сильная разница между обучением в массовых школах и элитных школах. Вот как раз в элитных школах литературу изучают серьезно, и изучают прежде всего классику. А читать Шекспира современному британскому школьнику гораздо труднее, чем нам Толстого, потому что язык Шекспира – это язык далекой эпохи – XVI – начала XVII века. Но, тем не менее, Шекспира изучают.

В Соединенных Штатах Америки есть список из девяти обязательных произведений литературы, которые должен знать любой школьник этой страны. И в этом списке был автор XVIII века, была «Жизнь в лесу» Торо, был Эдгар По. Фолкнера, правда, не было, но это сложный писатель. В основном классики американской литературы. Хотя, конечно, американская литература по сравнению с литературой европейской или российской – это сравнительно молодая литература. И для них Торо всё равно что для нас Гомер.

– Интересно, а Амброз Бирс в этом списке был?

– Нет. В Германии обязательны для изучения Шиллер и Гете. Хотя современному немцу язык Шиллера и его драматургия могут показаться довольно тяжеловесными. Но ни в одной стране необходимость обращения к классической литературе под сомнение вообще не ставится.

Работа над ошибками

Надо наложить мораторий на все нововведения в области образования

– Людмила Васильевна, скажите, а были ли еще в нашей истории такие радикальные попытки пересмотреть школьную программу? И к чему они приводили?

– Были. Эти попытки очень хорошо отражены в романе Вениамина Каверина «Два капитана». Обучение по так называемому лабораторному методу и методу проектов. Кстати, на заседании Святейший говорил, ссылаясь на воспоминания своей мамы, об этом методе проектов. Результат применения такой методики был печальным. И к концу 1930-х годов был выпущен целый ряд постановлений, которыми вернулась в школу русская классическая литература, ее стали изучать как систематический курс. И во многом это помогло молодежи обрести те убеждения и смыслы, которые привели нас к победе в Великой Отечественной войне. Вспомните совершенно замечательный эпизод из романа Бориса Васильева «А зори здесь тихие». Что читают девушки на войне? Блока! Ну, а в Музее Великой Отечественной войны мы можем увидеть огромное количество примеров, когда в вещмешке солдат, где должно было быть только самое необходимое, оказывалась классическая литература.

– На ваш взгляд, можно изменить нынешнюю ситуацию к лучшему? И как?

– Ситуацию к лучшему надо менять. Во-первых, необходимо всё-таки вернуться к конструктивному разговору о том, что мы ждем сегодня от школьного предмета «русский язык и литература», каковы должны быть задачи изучения этого предмета. Однозначно надо остановить маховик, запущенный для проталкивания программы 10–11-х классов, и вообще остановить внедрение Федерального государственного образовательного стандарта в старшей школе. Мы с вами только по верхушкам прошлись, а этой программой наносится удар вообще по всей системе образования. Она же распиливается на профили! И неизвестно, кого мы будем выпускать из школ в результате.

Мы же столкнулись с проблемой, которой вообще-то у нас не было: дети не хотят идти в школу. И везде родители говорят о том, что непонятно, чему детей учат да и учат ли вообще. А нам твердят, что всё прекрасно, всё замечательно. Да ничего подобного! Дети, проучившись полтора месяца в школе, которая напичкана сейчас электроникой – а это замечательно, – не хотят идти в школу. Родители не понимают, почему при поступлении в 1-й класс от детей требуют, чтобы они умели писать печатными буквами, а потом 2,5 месяца в школе пишут только крючки и кружочки.

Школьное образование гарантируется Конституцией, поэтому государство и должно определять его содержание

Надо наложить мораторий на все нововведения в области образования. Надо вообще-то провести анализ того, что было сделано за эти безумные последние 10 лет. Стандарт старшей школы абсолютно невозможно внедрять, потому что там ничего не проработано. Сейчас дети в 5-м классе обучаются уже по новому стандарту. И надо провести серьезный мониторинг результатов обучения в сравнении с тем, что давало обучение по стандарту 2004 года. Надо пересмотреть всю систему подготовки учебников. Сейчас зачастую учебники пишут люди, которые никогда в жизни школьных учебников не писали. А школьный учебник – это книга, которая запоминается на всю жизнь и которая имеет свои законы и правила. Должны быть, наверное, какие-то конкурсы учебников. Но разрешать писать любому… И, конечно же, нужны утвержденные государством учебники и программы. У нас Конституцией гарантируется бесплатное всеобщее школьное образование. А значит, государство и должно определять содержание этого образования, требования к написанию учебников, к подготовке учителей и так далее. И остановить уничтожение системы педагогического образования. Иначе нас ждет катастрофа.