Смерть в кино

Кадр из фильма «Револьвер»

Мой друг Андрей Николаевич включил посмотреть кино Гая Риччи «Большой куш» и с омерзением выключил через 10 минут, потому как там слишком много насилия и убийства. Конечно, ищущему тишины духовной лучше молиться, читать книги и смотреть на детей и деревья. А я вот считаю фильм того же Гая Риччи «Револьвер» одним из самых христианских по сути фильмов, потому как я – киноман, а в этом деле бдительность важна, как отцовская ответственность. Многие отказавшиеся от бдительности, видимо, считают, что человеческое сознание – большая ошибка. Все не так. Дело в отношении к смерти. Почитайте фундаментальные монографии Филиппа Арьеса «Человек перед лицом смерти» и Мишеля Фуко «Надзирать и наказывать» – и вы увидите, что отношение к смерти радикально изменилось за совсем небольшой период. Реальную смерть стали скрывать от людей. Человек теперь умирает в больнице или хосписе. Похоронные корпорации обмывают и обряжают тело, кладут в лаковый гроб, укрывают церковным покрывалом так, что печальное и обострившееся лицо покойника видно только на отпевании (если оно есть), а далее все очень быстро: закопали – и все, никакой драматургии. Как у Вертинского:

И какая-то женщина с искаженным лицом
Целовала покойника в посиневшие губы
И швырнула в священника обручальным кольцом…

Еще раз повторюсь: все очень быстро, потому что возраст таков, что встречаюсь с друзьями только на кладбище, единственное ощущение от похорон – все происходит очень быстро.

А ведь раньше смерть, как любой конец, была жизни венец. То есть вот как в пьесе: понятно, почему герой умирает в третьем акте, и почему умирает именно так. Он умирает заслуженно, он как-то пошумел, отбегался. Человек ведь умирает только тогда, когда он спасен или спасение уже невозможно. Отсюда в ад идут только добровольцы.

Кино, как и любая имитация жизни, прямо пропорционально увеличивает количество смертей – настолько, насколько смерть прячут от живых. В кино показано столько страдания, насколько велик в реальной жизни набор болеутоляющих.

Смерть в кино либо героизируется (а это уже имеет пасхальные ноты), либо демонизируется – и тогда киноперсонажи, забрызгивая экран кровью, мрут, как электронные человечки в компьютерной игре, – они недостойны жизни: жестокий бог выхватил душу из небытия, сделал ее мясом и бросил в молотилку.

В непримиримой войне между Богом и диаволом в сердце человеческом есть перестрелки и взрывы бомб, свои герои, предатели

Нам кажется, что вокруг нас в реальной жизни нет перестрелок, фонтанов крови и сотнями гибнущих несчастных людей. Нам кажется, что это все там – на экране. Но это только кажется. Потому что борьба между Богом и диаволом идет незримо в сердце человека. И в этой непримиримой войне есть перестрелки и взрывы бомб, свои герои, предатели, жертвы, массовка, частные охранники, лихие ковбои и даже ходячие мертвецы. Поэтому смерть на экране не должна пугать нас, ведь смерти мы не познаем. Нам уготовано жить вечно. Мы же веруем во Христа.

Смерть постоянно улыбается нам в лицо, человек может умереть от капли воды и от дуновения ветра, как говаривал Паскаль. Так давайте и мы будем улыбаться ей. Чтобы не обиделась. А то вот поэт Владимир Богомяков, перефразируя святого Иоанна Златоуста, написал:

Я встретил смерть и спросил: «Где твое жало?»
Она заплакала и убежала.

Смерть может плакать, если в нашем сердце живет Христос. В противном случае кинематограф будет компенсаторным средством при отсутствии духовной войны, он будет замещать отсутствие у человека напряжения духовного боя, напряжения жизни, отсутствие духовных пуль, летящих у лица, взрывов богословских истин и вестернов противостояния со злом. Богослов Павел Евдокимов как-то заметил, что перемирие крадет у Церкви самое главное Ее сокровище – мучеников. Поэтому, наверное, нужно заступиться за кино. Оно все-таки рассказывает какую-то историю. И из этой истории, даже кровавой, если вы уж взялись ее смотреть, можно извлечь пользу.

Святой Василий Великий в «Беседе к юношам о том, как получить пользу от языческих сочинений» разрешает читать многое (телевизора не было), но не принимать порок, не увлекаться пестротою красок, но, уподобившись пчелам, собирать мед, где только возможно, запасаться некоторою пользою для души:

«Поэтому, во всем уподобляясь пчелам, должны мы изучать сии сочинения. Ибо и пчелы не на все цветы равно садятся, и с тех, на какие нападут, не все стараются унести, но, взяв, что пригодно на их дело, прочее оставляют нетронутым. И мы, если целомудренны, собрав из сих произведений, что нам свойственно и сродно с истиною, остальное будем проходить мимо. И как, срывая цветы с розового куста, избегаем шипов, так и в сих сочинениях, воспользовавшись полезным, будем остерегаться вредного».

Вы скажете, что я апологет боевиков и триллеров. Ничуть! Я поклонник тишины. Если вы научитесь тишине при включенном телевизоре, вы достигнете совершенства. Тишина – не отсутствие звуков, но их гармония.

В юности ко мне во сне приходил черный человек и говорил со мной

И все же вспомню, как в юности ко мне во сне приходил черный человек и говорил со мной о литературе, музыке и живописи, что тогда питали мою душу. Однако же разговоры с ним были неприятны и даже страшноваты. И когда я вконец утомился этой тревожной полудремой по ночам, я обратился за советом к старшему христианину: как мне быть? Он улыбнулся и спросил меня:

– Ты видел игру «Doom»?

– Видел.

– Ты можешь представить себе во сне свою руку как некое оружие?

– Наверное, могу…

– Вот и представь свою руку и перекрести ею этого черного человека.

Я сделал так следующей ночью, и собеседник с дикими воплями исчез. Навсегда. «Doom» помог.

Но всё же нужно тщательно выбирать то, на что направлять глаза. Потому что тот же святой Василий Великий предлагает «не насыщать глаз нелепыми представлениями чудодеев». Наверное, поэтому один знакомый духовник «смотрит» православные фильмы без телевизора, только слушает их через динамики и поясняет:

– А то я встану потом на молитву, а эти образы из фильма у меня будут скакать перед глазами.