Время осмысления

1920-е годы – начало массовых гонений на Церковь. Однако именно в начале этих времен люди, до этого утратившие связь с традицией, открывают для себя глубину православия. Многие из воцерковленных в это время не отрекутся от Господа и Церкви и в жестокие репрессии 1930-х гг. пополнят лик новомучеников и исповедников российских. О том, что происходило в России в те безбожные годы, рассказывает заведующий кафедрой церковной истории МДА профессор Алексей Константинович Светозарский.

Молодежь, оторванная от Церкви

Мы очень просто меняем плюс на минус, но история сложнее, и ее надо знать в подробностях, чтобы извлекать уроки. Давайте обратимся к моменту Октябрьского переворота. В это время в Москве проходит Поместный собор Русской Православной Церкви, которая за три столетия Синодального периода привыкла быть подчиненной государству. Но царской России уже не существует. Собор созван в августе 1917 г., а в июле уже вышел декрет о свободе совести, который поставил Русскую Православную Церковь в равное положение с другими конфессиями. Однако по инерции Поместный собор исходит в своих обсуждениях из некогда не оспариваемой аксиомы: глава правительства должен быть православным. Хотя это уже не соответствует положению дел.

Собор действовал по принципу парламента: заседали верхняя (епископская) и нижняя палаты. Нижняя принимает решения, верхняя утверждает. В составе: 265 участников – духовенство и 289 – миряне. Заметьте, мирян более 50%. И это представители самых разных политических течений, в том числе среди них один большевик. Это было веянием времени – демократизация, опровержение иерархии. Миряне усиливали свою роль в Церкви. Могли сместить архиерея.

Алексей Светозарский

На дни работы Собора приходится Октябрьский переворот. Главная его движущая сила – белая гвардия – впервые так стали называть студенческие дружины, юнкеров, кадетов, старших гимназистов. Несколько тысяч офицеров при этом отсиживается дома за кремовыми занавесками под абажурами над хорошо сервированными столами – за чаем. Армия развалена. Повода выходить на улицы нет. Мальчики же и юноши поднялись тогда потому, что большевики, по их мнению, предали революцию. Это была молодежь, дезориентированная, оторванная от Церкви.

Я читал газеты, изданные тогда, по следам событий, там ляпы на уровне: «дьякон размахивал паникадилом». Церковь ассоциировалась со старым миром, с тем, что изжило себя, с чем-то ретроградским, так что и интересоваться уже чем-либо церковным было не модно. Молодежь читала Толстого, подпольную революционную литературу, сочувствовала освободительному движению. Церковь воспринималась не в евангельской перспективе «познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин. 8:32), а как инструмент социального порабощения. «А мы Евангелия не читали, мы только «крышку» целовали», – будут потом подсмеиваться ниспровергатели крестов. Почему это случилось – сложный вопрос.

Вопросы к клиру

У народа скопилось много вопросов к клиру. Вот, допустим, стоит батюшка на амвоне и зачитывает многочисленные манифесты по поводу войны. И разумеется, храм начинает ассоциироваться с местом агитации, а духовенство – с теми, кто выступает за войну. Сложно складываются отношения со священниками на селе. Если батюшки выступают прежде всего в роли требоисполнителей, то они, с одной стороны, конечно, нужны: освятить дом, покрестить, повенчать; но с другой стороны – это те, кому постоянно нужно отдавать деньги.

Снятие драгоценного оклада в 1921 г

Священники тогда жили исключительно на подаяния прихожан. Исключением были только служители в западных регионах: им приходилось платить, чтобы они не оказывались в странном положении по сравнению с католическими ксендзами, которые имели зарплату. В целом же по России жалованья священники не получали, и если их отношения с прихожанами складывались на уровне оказания требных услуг, рано или поздно необходимость содержания священника начинала такую паству тяготить.

Отдельная тема – так называемая «образованная молодежь». Попадает молодой человек в храм, а там через каждые пять-семь минут: «Благочестивейшаго, Самодержавнейшаго… супругу его Государыню…» – и так вплоть до Лимбургских князей… Это воспринималось так, как будто надо каждую ектенью молиться за чужих родственников. А молодежь и так была оппозиционна к режиму. Ей все сложнее было ощущать свою сопричастность Церкви, если акцент был не на объединяющем всех и вся литургическом смысле, а на подчеркнуто разобщающих формах священнодействий. Вот почему эти мальчики, защищавшие справедливость в октябре 1917 г., были так поражены, когда члены Собора пришли отпевать их товарищей, которых было некому хоронить…

Октябрьские похороны

Когда начался Октябрьский переворот, именно участники Собора призвали большевиков прекратить обстрел Кремля и обратились с воззванием: не мстить. Месть последовала, но не в тех масштабах, в которых могла бы быть. В обществе нарастало ожесточение. Идет по Тверскому бульвару молоденькая курсистка, может быть, сестра милосердия, видит раненого юнкера на земле и бросается, чтобы оказать первую помощь. Тут же ее отшвыривают и со словами: «Мамзель, нынче не то время», – на ее глазах солдаты добивают раненого штыками. Соборяне предложили совместные похороны жертв революции. Однако большевики уже начинали дистанцироваться от тех, чей мир намерены были «разрушить до основанья»… Тела убитых не выдавали семьям, священников не пускали в морги.

Изъятие церковных ценностей

Похоронная процессия собралась у храма Большого Вознесения в Москве. Было около 40 гробов, в том числе несколько детских. Среди убитых были и девушки, женщины – возможно, сестры милосердия. На венках юнкеров, кадетов и гимназистов можно было прочесть «Жертвам народного безумия и борцам за свободу». Архиепископ Евлогий (Георгиевский), возглавивший отпевание, не знал, что сказать, а после произнес: «Молодежь, которая первой поднялась в борьбе за свободу, стала жертвой достигнутого». Церковь разделила скорбь с теми, кто готов был принять утешение от нее.

Реакция духовенства на октябрьские столкновения в Москве, изменила отношение многих в среде интеллигенции к Церкви. Тогда, в 1918 г., произошел своего рода перелом. В 1920-е гг. вопреки разворачивающейся пропаганде и антицерковным компаниям последовал приток молодежи в Церковь. Вокруг известных духовников создаются богословские кружки, сестричества, набирает последователей движение монашества в миру.

Разорение

Одновременно разоряются монастыри: в Москве упразднены Ивановская, Спасо-Андроникова, Новоспасская обители, в стенах которых размещаются исправдома (большевистские тюрьмы). В первые годы Гражданской войны репрессии спорадичны: расстреливали за колокольный звон, за произнесенную проповедь, за отслуженный по просьбе белогвардейцев молебен. Но страшных актов глумления, кощунств становится все больше – это не просто устранение врага, а изощренные расправы. Их устроители уже почувствовали вкус крови, безнаказанных унижений… 1920-е гг. – начало массовых гонений. Однако именно в начале этих времен люди, до этого утратившие связь с традицией, открывают для себя глубину православия. Многие из воцерковленных в это время не отрекутся от Господа и Церкви и в жестокие репрессии 1930-х гг. они пополнят лик новомучеников и исповедников российских.

Лозунг начала 1920-х годов

23 января 1918 г. был принят декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви. Государство захватывало земли и учебные заведения, в том числе духовные. Академии закрылись, так как не было финансирования, а семинарии были преобразованы в трудовые школы. Богословский компонент из них убрали, но учащиеся получили возможность доучиться и получить какое-то образование (до революции в семинариях был хороший набор общеобразовательных предметов).

Новая власть, извращая существующие традиции и обряды, внедряла новую обрядность: календарь, стиль, орфографию, имена, «звездины» (вместо крестин), гражданские панихиды, новые «красные» похороны. С 1929 г. в Петрограде действовал крематорий. В Москве под крематорий переделали храм преподобного Серафима Саровского и Анны Кашинской, причем по интерьеру можно было понять, что некогда это был храм. В центре помещения теперь была четырехугольная в размер гроба пропасть в огненную печь крематория – придумщики бесстыдно играли на метафорах ада, предлагая отправлять родственникам туда своих покойников. Так, известно, что мать Надежды Крупской по завещанию была кремирована.

Вскрытие мощей

С конца 1918 г. – в пик Гражданской войны – началась кампания по вскрытию мощей.

В Российской империи были первоклассные высокообразованные специалисты (тонкая прослойка), и при этом 80% населения не умели читать. Новая власть сыграла на этом парадоксе. В древности люди понимали, что такое почитание мощей. На раках писали: «лежит телом» (то есть полностью сохранился нетленен) или «лежит мощми» (сохранились кости), где-то сохранялись только части мощей, отдельные косточки. Со временем знания об этом были утеряны, люди говорили о мощах, отталкиваясь от собственных представлений. Существовала брошюра «О почитании святых мощей». Но кто будет ее читать, если 80% людей безграмотны?

Изъятие церковных ценностей большевиками

Новой властью было произведено 63 вскрытия. Каждое снимали на пленку и после возили эти фильмы по стране и демонстрировали, чтобы дискредитировать Церковь. Однако нетленные мощи святителя Феодосия Углицкого, епископа Черниговского, озадачили даже кощунников – его мощи сразу же опечатали и спрятали в пещере. Настоятеля Александро-Свирского монастыря расстреляли за то, что он отказался подписывать протокол о том, что якобы мощей в раке не было, пастырь даже перед лицом смерти свидетельствовал об обратном. Когда надругались над главой преподобного Саввы, начался мятеж, за который несколько человек были осуждены. А при вскрытии мощей Преподобного Сергия Лавру оцепили, на колокольне установили пулеметы, а на территорию пускали только по билетам, точно на какое-то представление. В то время когда производили вскрытие, на площади перед монастырем духовенство и верующие собрались на молебен. А когда обнаженные от покровов мощи вынесли, чтобы показать народу, многие крестились и отворачивались, чтобы не оскорбить святыню взглядом. Священник Павел Флоренский тогда написал: «Сергий был Преподобным, а теперь он еще и великомученик».

30 июня 1920 г. вышло постановление СНК о запрете почитания мощей – «О ликвидации мощей во всероссийском масштабе».

Изъятие церковных ценностей

Вторая пропагандистская кампания послереволюционных лет – изъятие церковных ценностей, якобы в пользу голодающих.

Переговоры с Патриархом Тихоном вел Максим Горький. Когда он пришел говорить с Патриархом, тот протянул ему руку, чтобы поздороваться. Вопрос о том, брать ли благословение, был сразу снят. Вместе они создали Всероссийский комитет помощи голодающим под председательством Патриарха. Но средств удалось собрать не очень много.

Обвиняемые по делу об изъятии церковных ценностей садятся в автомобиль после окончания судебного процесса 1922

Большевики пытались изъять не только ризы, оклады и облачения, но и евхаристические сосуды, к которым могут прикасаться только священнослужители. По церковным правилам отдать их было нельзя, а по советскому закону Церковь не могла их не выдать, так как все ее имущество было национализировано в 1918 г. Сохранились документальные кадры: сидит дамочка эмансипе, стриженая, с папироской и копается в Дарохранительнице, ноготочком пытается поддеть камушек.

Надо сказать, что попытки захвата церковного имущества последовали сразу после революции. Тогда в первые месяцы беспорядков по указанию Александры Коллонтай в Александро-Невскую Лавру направился отряд, чтобы захватить помещения. Но богомольцы стали протестовать, ударили в набат… Тогда красноармейцы вернулись уже с пулеметами. Одним из первых был убит священник Петр Скипетров, клирик церкви Бориса и Глеба. Его похоронили в Лавре, в день погребения состоялся многочисленный крестный ход через весь Петроград.

Где был народ?

Спрашивается, где же был народ, почему он не защищал Церковь? Во-первых, защищал: в ходе рассмотренных двух антицерковных кампаний только официально было зарегистрировано 1414 эксцессов, когда люди вставали на защиту святынь. Многие инциденты были кровавыми. С другой стороны, богоотступничество действительно было массовым: вдруг в один момент стало «все дозволено» – и посты отменяются, и на исповедь идти не надо, и никакой справки об исповеди отныне не требуется. Вмиг отпали все так называемые «формальные» православные. Это еще даже до гонений. Кстати, новая власть преследовала только православных в первые годы после революции, после обновленческого переворота – только так называемых «староцерковников». Что касается остальных, то в официальной печати декларируется, что любая религия – вред, но ни сектантов, ни старообрядцев, вообще никого из тех, кого преследовали при царизме, теперь не притесняют.

1920-е гг. – время борьбы с Церковью как изнутри (обновленцы, поддержанные большевиками, обманом захватили церковное управление), так и извне. Вокруг пропагандистской газеты «Безбожник» создается Союз воинствующих безбожников (СВБ), начинаются «безбожные карнавалы» во время главных церковных праздников. Великий народ с великой исторической миссией – он и падает низко.