О нежелании России самоуничтожаться

Назначение Анны Кузнецовой уполномоченной по правам ребенка было с одобрением воспринято теми, кто ее знает лично или как-то соприкасался с ее благотворительной работой; то, что она пишет в социальных сетях, производит впечатление искренней любви и заботы о людях.

Все, что ее недруги смогли предъявить компрометирующего – семь лет назад, вроде бы, Анна в одном из интервью сказала несколько слов в русле телегонии – представления, согласно которому женское тело как-то “запоминает” всех добрачных партнеров и это отражается на детях, которые родятся уже потом, в браке с законным мужем. Ученые-генетики находят это представление совершенно неосновательным. Однако на днях она четко отмежевалась от телегонии, сказав, что вообще не припоминает того, что говорила эти слова. (Возможно, речь идет вообще о словах ее тезки, ошибочно ей приписанных) Во всяком случае, из разъяснения как ее, так и ее мужа следует, что сейчас они подобных представлений не придерживаются.

Если это – все, что можно попытаться предъявить человеку, ведущему активную и открытую общественную деятельность, то это пример удивительной в наше время чистоты и незапятнанности.

Но причина, по которой люди пускаются в столь тщательные – и, признаться, неуспешные – разыскания компромата, лежит отнюдь не в их горячей ревности к естественным наукам. Дело в принципиальных идеологических разногласиях. Анна Кузнецова известна как принципиальная противница абортов и сторонница многодетных семей. Она жена священника и сама многодетная мать, и лично глубоко воцерковленный, всерьез верующий человек. Ее назначение – знак того, что государство определяется со своими ценностными предпочтениями.

Эти предпочтения явно являются консервативными – а не либеральными, что и вызывает немалое негодование в либеральном стане. Дело в том, что в либеральном восприятии любые формы сексуального поведения (кроме, понятно, насилия/принуждения и, может быть, педофилии) в принципе равноценны. Утверждение, что поведение многодетной матери или заботливого отца семейства заслуживает большего почтения, чем поведение свингеров или гомосексуалистов, воспринимается с негодованием – как дискриминацияи покушение на личную автономию. Угрозой такой автономии считается даже простое напоминание о том, что не всякий выбор в этой области одинаково похвален. В либеральном контексте сама постановка вопроса о том, что дети почтеннее абортов, а брак почтеннее блуда есть нечто невыносимое и возмутительное – даже если о каких-то принудительных мерах и речи не идет.

Либеральная позиция стремится усилить личную автономию за счет максимального сужения нравственных обязательств человека. Все, что человек должен – это воздерживаться от нанесения несомненного физического вреда; во всем остальном он волен делать что сам изберет, и любые попытки сказать, что это не так, воспринимаются как покушение на его свободу.

В итоге, конечно, равноценность не выдерживается – к гомосексуализму возникает явно более позитивное отношение, чем к браку, особенно многодетному, аборты оказываются намного лучше детей.

С консервативной точки зрения у человека есть обязательства и кроме непричинения явного вреда – он принадлежит к семье, стране, культуре, человеческому роду. К выполнению многих из этих обязательств невозможно принудить – но нужно одобрять и поощрять их исполнение. Невозможно принудить мужчину хранить верность и быть заботливым отцом семейства; но можно утвердить в обществе и государстве представление о том, что такой мужчина поступает достойно и праведно, должно и спасительно. Можно высоко чтить подвиг материнства и воспитания детей.

Анти-материнская идеология отражает уверенность ряда могущественных и богатых людей в том, что земля перенаселена, и это представляет серьезную угрозу для экологии и будущего планеты, и, следовательно, людям совершенно необходимо снижать уровень рождаемости. Например, как утверждает отчет ООН, выпущенный в 2011 году, чтобы избежать великих бед, связанных с перенаселением, рождаемость должна быть опущена “ниже уровня воспроизводства”.

Возможно, для некоторых развивающихся стран перенаселение и является проблемой – но только не для России, которая страдает от проблемы прямо противоположного характера. Нас очень мало для такой обширной территории. Для нас принимать анти-материнскую идеологию – значит совершать национальное самоубийство.

Я безусловно поддерживаю консервативную позицию – в том числе, по личным причинам. Обстоятельства вполне могут так сложиться, что я доживу до пенсии – и еще какое-то время поживу после достижения этого возраста. Налоги, из которых будет оплачиваться моя пенсия и медпомощь, будут платить дети, рожденные сегодня. Или, соответственно, не будут, если не родятся. Да, к нам будут приезжать, чтобы жить и работать, люди из других стран – это в любом случае неизбежно – но за определенной гранью массовая иммиграция перестает быть решением и становится проблемой, приезжие не ассимилируются, а просто – даже не по злой воле, а просто в силу естественного хода вещей – вытесняют местных и их умирающую культуру. Причем есть все основания полагать, что культура иммигрантов будет еще менее дружественной к либеральным ценностям, чем традиционная христианская культура.

Если многодетность не станет чем-то глубоко почитаемым на уровне культуры и поощряемым на уровне государства, у русских (впрочем, как и других европейцев) нет будущего не где-то там, в грядущих поколениях, а уже при нашей жизни. Культура, враждебная материнству, или хотя бы не почитающая материнство чрезвычайно высоко, обречена исчезнуть с лица земли. Это – реальная угроза. Вместо этого мы постоянно слышим о нереальных – что в России, в результате усиление влияния Церкви водворится Иран, а также Саудовская Аравия, всех будут принуждать рожать, а за найденный при обыске презерватив сжигать на Кострах Инквизиции.

Парадокс в том, что нечто гораздо более похожее на Иран или Аравию может водвориться в России именно как конечный итог вымирания пост-христианского населения и замещения его другим, не столь враждебным к собственным детям.

В результате усиления влияния Церкви и консервативных тенденций вообще страна может сместиться не в сторону Аравии, а в сторону, скажем, Западной Германии или Италии 1960-тых годов, когда там правили христианские демократы. Без Костров Инквизиции там как-то обошлось.

Либеральная позиция отличается крайне узким горизонтом планирования – как будто люди совершенно не собираются доживать до пенсии. Это даже не позиция “после нас хоть потоп”, это игнорирование перспективы потопа, который ожидается вполне при нас.

Никакое сколько-нибудь ответственное государство игнорировать его, однако, не может – и консервативный поворот тут просто неизбежен. Россия не собирается самоуничтожаться – и это хорошо.