Лежа на больничной койке

Современному человеку нельзя болеть. Человек должен ходить и всюду улыбаться во все 32 зуба, показывая, что сейчас все у него хорошо, а будет еще лучше. Иначе тебя могут назвать неудачником, а быть неудачником в нашем обществе никак нельзя. В современном обществе культ здорового успешного человека похлеще, чем у спартанцев: открой любой журнал и посмотри, какие все там успешные, здоровые и красивые. Но, несмотря на достижения современной медицины, болезней день ото дня все больше. И когда они тебя настигают, ты чувствуешь себя потерпевшим, выпавшим из самолета.

Когда я почти на две недели попал в больницу, мне было о чем подумать. Во-первых, все мои планы оказались кем-то очень серьезно переписаны, и этот кто-то сделал так, нимало не интересуясь моим мнением. Сначала я пытался сопротивляться, горстями пил таблетки, ставил уколы и храбрился, а потом стало хуже, и меня с мигалками на «скорой» отвезли в больницу.

Вдруг оказалось, что моя жизнь мне не принадлежит, да что там – даже мое собственное тело перестало мне подчиняться. До этого крепкое и вполне функциональное, оно стало вялым и слабым. И все привычное, что казалось частью меня, тоже оказалось совсем не моим: родные любимые люди, книги, передачи, мысли, идеи остались где-то там, а я, беспомощный и слабый, – здесь, в комнате с белым потолком, пахнущей лекарствами.

Вдруг начинаешь понимать, что по-настоящему в этом мире тебе вообще ничего не принадлежит. Потому что может наступить момент, когда тебя не станет, а все это останется другим. Сначала это пугает, а потом ты просто начинаешь молиться. И эта молитва очень отличается от твоего обычного рассеянного привычного молитвословия. Ты не просто произносишь слова молитвы, ты плачешь и кричишь, потому что все это происходит с тобой на самом деле. И с этим нужно что-то делать.

И в какой-то момент Кто-то неведомый касается твоего сердца – и наступает тишина. В этой тишине слезы покаяния текут ручьем, от этого сухое сердце оживает, и неожиданно ты чувствуешь такой мир в душе и такой покой, как в детстве на руках у мамы. Перестаешь переживать и суетиться, а предаешься в руки этому неведомому Врачу, Который держит в руках твое измученное сердце, и просто тихо радуешься.

Святые, в отличие от нас, не роптали и встречали болезни как дорогих гостей. Потому что, предавая себя в руки Божии вместе со скорбями и немощами, они открывали великую милость Божию о человеке. Последний оптинский старец преподобный Никон (Беляев) в 1927 году писал из тюрьмы, куда его бросили, потому что он был монахом:

«Предайся воле Божией – обретешь мир скорбной душе своей и сердцу»

«Я пришел к заключению, что скорбь есть не что иное, как переживание нашего сердца, когда что-либо случается против нашего желания, нашей воли. Чтобы скорбь не давила мучительно, надо отказаться от своей воли и смириться пред Богом во всех отношениях. Бог желает нашего спасения и строит его непостижимо для нас. Предайся воле Божией – обретешь мир скорбной душе своей и сердцу».

Святые принимали болезни как Божие посещение, и неведомым образом немощь становилась источником живительной духовной силы, преображающей душу. В болезнях они становились сопричастными страданиям Христа и восходили на неведомые до того духовные высоты. Они принимали болезни смиренно по грехам, а становились святыми по смирению и благодати Спасителя.

В больнице я открыл, что такое православные друзья и соборная молитва, которая буквально подняла меня на ноги. Когда от бесконечных капельниц стали болеть руки, а на сердце словно положили могильную ледяную плиту, я вспомнил обо всех своих православных друзьях, среди которых много священников и монахов, и стал просить их о молитвенной помощи. И на своей страничке в «Фейсбуке» просто написал: «Прошу ваших молитв! Лежу в больнице, состояние тяжелое».

И как хотелось молиться! Не потому, что «надо», а потому, что просто не можешь без молитвы

Уже на третий день проснулся рано утром, чувствуя себя вполне здоровым, с давно забытым желанием молиться. Не потому, что «надо», а потому, что просто не можешь без молитвы. Это был какой-то благоговейный дикий голод, словно у вырвавшегося из длительного заключения узника!

На следующий день было Вербное воскресенье. Я с нетерпением ждал утра, чтобы поскорей начать читать молитвенное правило и вообще помолиться от души Пресвятой Богородице и всем любимым святым. Читал вслух – а чего стесняться, если лежу в палате один?! Вдруг раздается стук в дверь: это Андрей из соседней палаты, который, несмотря на ранний час, тоже не спал. Неожиданно он обнял меня, поцеловал три раза, а потом тихо сказал, глядя в глаза: «С Вербным воскресеньем тебя, брат! Христос посреди нас! Мне надоело через стенку слушать, как ты молишься. Сейчас праздник, давай будем вместе молиться!»

А я молюсь за закрытыми дверями, прячусь, как партизан в лесу! А человек-то, оказывается, и в храм ходит, и сына по воскресеньям причащает, и в очередь на исповедь к четырем утра ездит к знакомому батюшке. Растрогал меня чуть не до слез. Вот, думаю, послал Господь брата. И стали мы с Андреем молитвы вместе читать. Читаем, крестимся, поклоны кладем – любо-дорого!

А когда настало время капельницы в процедурном, медсестра Люба непонятно почему стала говорить со мной о заповедях Божиих и о том, что мы не можем считаться настоящими христианами, если их не выполняем. Потому что «тогда все наши слова о том, что мы любим Христа, – это ложь и черное лукавство, прямо просто ужас какое!» «Вы меня понимаете?» – спрашивала меня чудная Люба, заглядывая мне в глаза. Я согласно кивал, а сам про себя молился: «Слава Тебе, Боже, слава Тебе!» И не мог остановиться.