Обрезание нерукотворенное

Обрезание Господне

Вам когда-нибудь приходилось ловить ящерицу за хвост? Мне вот приходилось. Ящерицу так не поймаешь. У вас остается лишь изумление на лице и хвост, еще несколько секунд трепыхающийся в руках. А ящерицы и след простыл – таким образом она спасает себе жизнь. Отбрасывание хвоста – не безусловное рефлекторное действие, а осмысленное, исходящее из головного мозга. Ящерица сначала оценивает ситуацию, и если возникла реальная опасность (схватили за хвост), то она путем конвульсивного сокращения мышц отбрасывает этот отсек позвоночника. Совершает, возможно, болезненное отсечение части плоти для сохранения жизни в мире таких же, как она. Очень хороший образ от природы, говорящий нечто об «обрезании».

В норме осмысление любого праздника должно приводить к «вплетению» его смыслов в «тело» духовной жизни христианина. Без этого останется одно лишь рассудочное понимание события, бесплодное для духа. Подобное часто бывает, когда человек не привык к тому, чтобы содержание богослужения или прочитанного жизнеописания становилось частью его внутреннего мира. И владыка Антоний Сурожский очень метко в свое время подметил, что из всего прочитанного или услышанного истинным достоянием человека становится лишь то, что им глубоко осмыслено.

Праздник Обрезания Господня в некотором смысле особенный и, как никакой другой (за исключением разве что праздников Креста), напоминает о характере жизни христианина. Напоминает прообразовательно. Его положение в ряду прочих праздников также уникально, ибо нигде больше мы не увидим подобное преображение ветхозаветного обычая в великий праздник периода Нового Завета. Происходит это в силу важности образа, о котором пророчествует прообраз.

Теперь поговорим об этом подробнее. Заповедь обрезать крайнюю плоть всякому младенцу мужеского пола, напомним, была дана патриарху Аврааму в знак Завета между Богом и Авраамом и его потомками (см.: Быт. 17: 10–14). Необрезанный мужского пола отныне отсекался от богоизбранного народа: «Необрезанный же мужеского пола, который не обрежет крайней плоти своей [в восьмой день], истребится душа та из народа своего, ибо он нарушил завет Мой». Причем обрезанию подвергались не только еврейские младенцы, но и иноплеменники: «Восьми дней от рождения да будет обрезан у вас в роды ваши всякий младенец мужеского пола, рожденный в доме и купленный за серебро у какого-нибудь иноплеменника, который не от твоего семени». И в этом отцы видели пророчество о грядущем расширении границ Завета с приходом Христа на всё человечество. А в том, что обрезанию подвергается именно мужская плоть, некоторые отцы видели указание на бессеменное зачатие Мессии. Вот как об этом пишет святитель Филарет (Дроздов): «Для чего не обрезывается, например, ухо или другой член тела, общий обоим полам? Для того, без сомнения, чтобы в видимом знамении завета было близкое указание на обетование о благословенном семени, долженствующем произойти от Авраама. Обрезание плоти мужеской есть как бы отрицательное выражение понятия о семени жены»^[1].

«Под видимым знамением обрезания скрывается тайна веры и благодати». Что это за тайна?

Самому обрезанию плоти Бог усваивает значение знака: «Сие будет знаком Завета между Мною и вами». А знак есть лишь несовершенное отображение некоей важной духовной реальности. Поэтому это, конечно, не простой знак, а многогранный символ (употреблю современное выражение) «в 3D формате»: в высоту, ширину и глубину. Высота в том, что знак этот открывал человека Завета: «действием обрезания означается вступление в Завет с Богом, а состоянием обрезания – неизменность сего Завета»^[2]. Ширина усматривалась в принадлежности обрезанного к многочисленному богоизбранному народу, и с этих пор «обрезанием отличаются от прочих люди, избранные Богом из всех народов (Втор. 7: 6)»^[3]. Наконец, глубину обретаем в осмыслении духовного содержания знака. Знак этот был то же, что печать на письме. Печать не главный элемент письма, а лишь скрывает тайну самого письма. «Так под видимым знамением обрезания скрывается тайна веры и благодати»^[4]. Что это за тайна? Она состояла в том, что член богоизбранного народа призывался к обрезанию духовному, о котором пишет апостол Павел: «Ибо не тот Иудей, кто таков по наружности, и не то обрезание, которое наружно, на плоти; но тот Иудей, кто внутренно таков, и то обрезание, которое в сердце, по духу, а не по букве: ему и похвала не от людей, но от Бога» (Рим. 2: 28–29).

На протяжении многих веков эта тайна, сокрытая печатью, оставалась непознанной жестоковыйным (по слову апостола Стефана) иудейским обществом. И весь Ветхий Завет преисполнен грозными обличениями со стороны Бога и Его пророков. Вот Иеремия от лица Бога обличает иудеев в том, что «весь дом Израилев с необрезанным сердцем» (Иер. 9: 26). Или Моисею на горе Синай Господь повелевает передать сынам Израиля: «Я [в ярости] шел против них и ввел их в землю врагов их; тогда покорится необрезанное сердце их, и тогда потерпят они за беззакония свои» (Лев. 26: 41). В речи первомученика Стефана звучат грозные обличения, обращенные к иудеям: «Жестоковыйные! люди с необрезанным сердцем и ушами! вы всегда противитесь Духу Святому, как отцы ваши, так и вы» (Деян. 7: 51).

Однако при всей иудейской жестоковыйности дело не только в ней. Печать Завета, сокрывая глубинную духовную реальность, всё же всем своим «форматом» информировала о пророческом характере иудейства: то, что под печатью, остается до времени Христа сокрыто. Сокрыто не только потому, что не понято и не принято, а потому, что нет еще средств для реальной борьбы с грехом. Да и Христово благовестие, пришедшее в силе, заменило «сень» истиной и наполнило понятия совершенно новым смыслом.

Обрезание не могло исцелить человека и подать ему силы к избавлению от греха. Но оно служило пониманию отделенности еврея от языческого мира и наполняло его надеждой прихода Ожидаемого. Христос – воплощение этой надежды – также принимает Обрезание. Почему? Во-первых, «чтобы исполнить всякую правду». Авторитет Мессии требовал выполнения всех важнейших предписаний Закона, ибо Он пришел «не нарушить закон или пророков, но исполнить». Непринятие Христом Обрезания противоречило бы пророчествам Писания о Мессии. Во-вторых, Христос в самом начале жизненного пути изображает тот важнейший догмат, за точную формулировку которого «ломали копья» потом отцы на Вселенских Соборах: догмат о том, что Он, Мессия, – истинный Человек, Которому не чужда человеческая боль. И в-третьих – самое важное: Христос срывает «печать», уничтожая ее за ненужностью, и раскрывает Свой Завет. Завет, на который печать лишь намекала нечеткими гранями своего рисунка. Завет, который оказался неприятным «сюрпризом» для большинства иудеев, не сумевших своевременно распознать грани этой печати. Я говорю о том, что обрезание было упразднено Господом, возвестившим о том, что «духом и истиной» следует поклоняться Отцу, ибо «таких поклонников ищет Себе Бог». Да и сень исчезает, когда является свет и обнаруживается сам предмет. Своим нравственным учением Господь раскрывает содержание того, что было спрятано под печатью много веков. Тем самым учением, которое «для иудеев соблазн, для эллинов же безумие». Что составляло предмет соблазна для иудеев? То, что Мессия и Его Царство оказались не от мира сего. И пришел Он не для того, чтобы даровать Своему избранному народу все царства этого мира, а чтобы призвать не евреев только, но уже всё человечество в «Царство Духа», ради стяжания которого необходимо уже новое, духовное «обрезание».

«Грех необходимо как бы оперировать, обрезать, то есть отрезать от себя, вырезать его, чтобы человек остался здоровым»

Святые отцы и подвижники благочестия в своих творениях подробно объясняют, в чем состоит это «обрезание». Сам Господь в Своих притчах и поучениях избегает этого термина, но многие Его заповеди так или иначе раскрывают духовный смысл этого ветхозаветного символа. Вот, например, как объясняет смысл слов Господа о самоотвержении подвижник благочестия XX века игумен Никон (Воробьев): «Господь Иисус Христос неоднократно говорил: “Кто хочет идти по Мне – то есть за Господом Иисусом Христом в Царствие Божие, в славу Божию, – тот должен отвергнуться себя и, взяв свой крест, следовать за Мной”. Вот это отвержение себя и есть духовное обрезание. Но что значит отвергнуться себя? – Это значит отвергнуться греха, который так проник в душу и тело каждого человека, что отвергнуть грех равносильно тому, как будто человек должен самого себя отвергнуться. Человек преисполнен всяких страстей, которые въелись в него, как рак – болезнь – въедается в тело человека, растет за счет его и лишь тяжелая и болезненная операция может спасти человека. Так и грех необходимо как бы оперировать, обрезать, то есть отрезать от себя, вырезать его, чтобы человек остался здоровым»^[5].

«Врата в Царствие – самостеснение. Как и чем себя стеснять? Заповедями Божиими, противоположными страстным движениям сердца»

Нравственное богословие отцов всегда отталкивается от той предпосылки, что человеку дано от рождения состояние духовной болезни, поврежденности грехом. При такой данности для человека становится губительной свободная, ничем не ограничиваемая деятельность сил души и тела. Человек, весьма склонный ко всем видам греха, по необходимости должен сам себя ограничивать, поставляя сквозь «тесные врата» на путь Господень. Святитель Феофан Затворник, размышляя над словами Господа: «подвизайтесь войти сквозь тесные врата» (Лк. 13: 24), пишет: «Тесные врата – жизнь не по своей воле, не по своим желаниям, не в угоду себе; широкие врата – жизнь по всем движениям и стремлениям страстного сердца, без малейшего себе отказа в чем-либо. Таким образом, врата в Царствие – самостеснение. Стесняй себя во всем – и это будет то же, что напряжение или упор в дверь, чтоб отворить ее и протесниться сквозь нее. Как и чем себя стеснять? Заповедями Божиими, противоположными страстным движениям сердца. Когда начинаешь сердиться на кого, вспомни заповедь Господа: “не гневайтесь всяко” – и стесни тем сердце свое. Когда придут блудные движения, приведи на мысль запрещение даже и смотреть на жену с вожделением и стесни тем свое похотение. Когда захочется осудить кого, вспомни слово Господа, что этим ты делаешь Судью небесного неумолимым в отношении к себе, и стесни тем свою заносчивость. Так в отношении и ко всякому порочному движению. Собери против каждого из них изречения Божественного Писания и держи их в памяти. Как только выйдет из сердца какое-либо дурное желание, ты тотчас вяжи его направленным против него изречением; или наперед обвяжи все свои желания и помышления Божественными словами и ходи в них: будешь, будто в узах. Но в этих узах – свобода, или свободный путь в Царствие Божие»^[6].

В христианской традиции ветхозаветное обрезание по справедливости считается одним из прообразов христианского таинства крещения, ибо в крещении христиане «обрезаны обрезанием нерукотворенным, совлечением греховного тела плоти, обрезанием Христовым, быв погребены с Ним в крещении» (Кол. 2: 11–12). Однако и то верно, что как для иудея одно обрезание вне опыта борьбы с грехом не привлекало на него благословения Бога, так и для формально крещенного сам по себе факт крещения вне контекста его жизни не становится «билетом» в вечную жизнь. И крещенный, но не обратившийся ко Христу – всё равно что «дом Израилев с необрезанным сердцем», который вызывает на себя гнев Божий.

Ящерица, купившая себе жизнь ценой хвоста, ничего не теряет, ибо хвост всякий раз отрастает снова. Ее философия по-христиански мудра и проста: лучше мне без хвоста войти в жизнь, чем помереть хвостатой, тем более что ничего в итоге не теряю, а лишь всякий раз приобретаю. Учись у нее, христианин!