<< Часть 1 << Часть 2 << Часть 3 << Часть 4
|
| Первый Вселенский Собор. Новгородская икона XV в. |
Вселенские Соборы о монашестве
IV Вселенский Собор
Вскоре после зарождения монашества Церковь стала оформлять свое отношение к новому институту посредством канонов. Первое правило, которое упоминает о монахах, было принято на IV Вселенском (Халкидонском) Соборе[1]: «Если же мирянин, или монашествующий, да будет…»(Правило 2). В этом правиле еще ничего не говорится о том, кто такие монахи, но Церковь уже начинает выделять их из общего числа верующих.
Уже с самого начала своего существования в среде монашествующих стали появляться злоупотребления. Вместе с появлением истинного монашества появилось монашество ложное, глубоко порочное[2]. Большинство канонов церковных было направлено как раз против злоупотреблений в монашеской среде.
3-м правилом Собор полагает совершенно неуместным для священнослужителей и монахов заниматься мирскими делами как совершенно несвойственными их образу жизни: «Впредь никто: ни епископ, ни клирик, ни монашествующий – не брал бы на откуп имений и в распоряжение мирскими делами не вступал». В этом правиле Церковь, отличая клириков от мирян, иноков ставит ближе к клиру, хотя монашество было движением мирян, ищущих совершенной жизни во Христе. Первоначально монахи не принимали рукоположения, и не было среди них клириков.
Собственно монахам посвящено 4-е правило Халкидонского Собора. Этим правилом Вселенская Церковь раз и навсегда определяет статус монашествующих[3].
Церковь, узаконивая монашеский чин, признает его достойным чести, если он проходится искренно, от чистого сердца, богоугодно, не нарушая уставов церковных. Однако Собор подчеркивает, что появились смутьяны, которые только для вида носят монашескую одежду и, одержимые духом самоволия и любоначалия, ходят по городам и селениям, дерзко вмешиваясь в управление церквей. А так же, оставив приличный им образ жизни, вмешиваются в гражданские дела, пользуясь высоким авторитетом монашествующих, и вносят смуты и раздоры по местам. Поэтому Собор повелевает, чтобы впредь все монашествующие области подчинялись своему епископу и без его разрешения не смели переходить с места на место, как им вздумается, а все делали с его благословения. Им запрещается самовольно созидать монастыри, а также строить храмы и молитвенные дома. Им запрещается без дозволения местного епископа вмешиваться в церковные и гражданские дела. Кроме того, монахам запрещается самовольно покидать места своего пострига.
Этими определениями вселенский церковный разум принял монашество в свои объятья и воцерковил уже готовый институт девственников и девственниц, дав ему законное место в Православной Церкви. Истинные монахи с этого времени становились послушными чадами Христовой Церкви. Пресекая в корне самочиние, Церковь обязала епископов взять монашествующих под свой омофор и иметь должное попечение о них. Главным делом монахов Церковь признала безмолвие, пост и молитву: «Монашествующие пусть да соблюдают безмолвие, да прилежат только посту и молитве, безотлучно пребывая в тех местах, в которых отреклись от мира», а обширное социальное служение, которым монахи стали заниматься впоследствии, Церковь не признавала за монашествующими как противоречащее основам их жизни: «…да не вмешиваются ни в церковные, ни в житейские дела».
В этом каноне прозвучало повеление не принимать рабов в монашеское звание без воли их господ[4], что было актуально для того времени и соответствовало законам тогдашней империи. «В целом правило представляло собой первое официальное определение статуса монашествующих в рамках церковных институтов»[5].
7-е правило этого же Собора имеет запретительный характер и определяет, чтобы монашествующие не имели права самовольно оставлять службу в монастыре и наниматься служить в армию или на гражданскую службу[6]. Толкователи этого правила – знаменитые византийские канонисты (Иоанн Зонара[7], Аристин[8], Феодор Вальсамон[9]) – подчеркивают всю строгость его, объясняют, почему дерзнувшие сделать такое преступление подвергаются сразу отлучению от Церкви, а не извержению из сана. Объяснение простое. Так происходит потому, считают толкователи, что такие преступники уже сами сняли с себя сан, а значит снимать уже нечего, и, следовательно, таковых сразу отлучают от Церкви. Это очень серьезное и строгое правило, которым пренебрегать не может никто. Если монах самовольно оставил монастырь и устроился на гражданскую службу, то уже подвергается не просто наказанию церковному (епитимии), а сразу анафеме, то есть полному отлучению от Церкви. Возвращение монаха в мир несовместимо с жизнью его в Церкви.
Такая же строгость проявлялась и по отношению к мирским священникам, которые самовольно бросали служение алтарю Господню ради мирских прибылей, ради зарабатывания денег, то есть по причине сребролюбия. Если эти люди не раскаивались в содеянном и не возвращались в прежнее состояние, то также подвергались полному отлучению от Церкви, то есть анафеме[10].
Поэтому те монахи, которые до конца жизни пребывают нераскаянными и которые самовольно бросили монастырь и ушли в мир, поправ монашеские обеты, а также те из клириков, которые дерзнули бросить служение у алтаря и поступить на мирскую службу, – после смерти лишаются христианского погребения как отлученные от Церкви[11]. Славянская кормчая так говорит на этот счет: «Причетник или монах в воинство или в который сан от своего изступив, проклят». Это определение касается тех, которые остаются до конца нераскаянными и не пожелавшими вернуться в монастырь для покаяния[12].
Законы Византийского государства были строги, но справедливы к нарушителям обетов. Мы читаем, что те монахи, которые переменяли монашескую одежду и делались самовольно мирянами, были облекаемы в нее насильно, против их воли были заключаемы в монастыри и им присуждались суровые эпитимии для исправления (см. новеллы 7 и 8 императора Льва Философа).
Если снявшие с себя самовольно сан и каялись, то уже «не должны совершать ничего священнического», то есть они не имеют права служить в алтаре до конца своей жизни, по 62-му правилу святых апостолов[13].
16-е правило IV Собора строго-настрого запрещает монашествующим вступать в брак[14]. Самовольное оставление монашеских обетов и вступление монаха в брак является преступлением и не признается Церковью действительным.
Если такое случалось, то виновные, по истрезвлении и покаянии, подвергались обязательной эпитимии. Эпитимия назначалась такая же, какая положена за прелюбодеяние[15]. По 20-му правилу Анкирского Собора эпитимья прелюбодея составляет семь лет[16], после исполнения которых покаявшийся может приступить к святым Христовым тайнам. Кто дерзает приступать к таинствам без исправления – «в суд себе яст и пиет». То же самое говорит и 44-е правило VI Вселенского Собора (Трулльского), а также 60-е и 19-е правила святителя Василия Великого. Однако епитимия, установленная святителем Василием, значительно выше и достигает пятнадцати лет. Но позднейшее правило, как мы знаем, отменяет предыдущее, поэтому эпитимия, принятая для таковых нарушителей на VI Вселенском Соборе, остается семь лет и более никаким правилом не отменяется.
Кроме того, сочетавшиеся таким беззаконным браком подвергались, по законам Византийской империи, конфискации имущества, ссылкам и телесным наказаниям. И все это совершалось вместе с епитимией, налагаемой Церковью. Конечно, сейчас ссылать и наказывать телесно, а также конфисковывать имущество никто не будет, так как это прерогатива государства, но семилетняя церковная эпитимья для покаявшихся и вернувшихся в монастырь падших монахов остается неизменной.
VI Вселенский Собор
Новые правила, касающиеся монашеской жизни, были выработаны на VI Вселенском Соборе[17]. Вернее, на так называемом V–VI дополнительном Соборе. Так как отцы VI Вселенского Собора разошлись тотчас после того, как выработали догматические определения против монофелитов, данные этим Собором, то потребовалось созывать их в другой раз. Это было сделано по воле императора Юстиниана II Ринотмита, который жаждал регламентировать церковную жизнь по единому образцу – константинопольскому. Собор назван V–VI (Πενθεκτη, Quini-Sexta) и являет собой не что иное, как продолжение Собора 681 года. Проходил он в том же самом отделении царских палат (Трулльская зала), где были заседания последнего Вселенского Собора, поэтому и правила, им изданные, называются правилами VI Вселенского Собора. В Риме этот Собор не признали законным, а решения его – обязательными для Римской Церкви в виду того, что многие из канонов Собора имели антиримскую направленность. Такое отношение к нему остается у католиков и поныне.
По приглашению императора Юстиниана II Ринотмита собрались отцы на Собор в Константинополь в 691 году. После приветствия императору Собор сразу начал свои занятия и издал 102 правила. Каноны Трулльского Собора откровенно рисуют широкую картину церковных непорядков и нравственных отступлений, накопившихся в Церкви, и призваны были их исправить.
Непорядки были и в монашеской среде. Пустынники с длинными волосами в черных одеждах бродили по городам и ночевали где попало. Монахи бросали свои обеты и женились. Монахини к пострижению наряжались в самые пышные одежды, изображая собою невест Христовых[18]. У мирян также было великое множество пороков и отступлений от чистой христианской жизни.
Собственно монашества касается 40-е правило этого Собора. Оно говорит о предельном возрасте, с какого можно принимать в монашество. Несмотря на то, что святой Василий Великий определяет срок принятия в монашество 17 лет, отцы VI Собора постановили сократить его до 10 лет, так как считали, что «Церковь Божия к их времени уже окрепла, а христиане стали в соблюдении заповедей Божиих крепки и благонадежны»[19].
По мнению Василия Великого, принимать в монашество надо после полного раскрытия разума в человеке, то есть когда он уже мыслит самостоятельно и ответственно. «Ибо детские голоса не должно считать действительными при этом», – считает святой Василий[20]. Это бывает по достижении совершеннолетия (17 лет). Святые отцы V–VI Собора изменили срок вступления в монашество потому, что считали: в деле спасения медлить никак нельзя, а значит, если по воли Божией душа ребенка возжелает спасения, то препятствовать ей в этом нельзя, однако предписали епископам обязательно испытывать желающих пострига детей в серьезности их намерений. Таким образом, полагали они, и душа ребенка соблюдается для Царства Божия, и законы гражданские сохранятся ненарушимыми. Во всяком случае если и разрешалось вступать в монашество с 10 лет, то распоряжаться имуществом все-таки запрещалось до совершеннолетия. Здесь каноны церковные входят в некое противоречие с законами гражданскими, которые признают человека дееспособным только по достижении им совершеннолетия. Однако противоречия здесь нет, потому что свобода волеизъявления открывается в человеке значительно раньше юридических прав на распоряжение имуществом, а ответственность за проступки человек несет, по преданию Церкви, с семилетнего возраста.
В этом правиле мы читаем, что «без ведома местного епископа не должно совершать пострижения монахов, а тем более несовершеннолетних и сомнительных»[21]. Таковым полагается от епископа устраивать испытание, достоин ли он принять монашеский образ и не по легкомыслию стремится ли к оному.
Правило 41 устанавливает такой порядок: желающие удалиться в затвор прежде должны пройти искус послушания в течение трех лет при каком-либо монастыре на испытании. Затем, если они были тверды в своем решении, то им позволялось один год жить вне затвора, а если и далее останутся твердыми в исполнении задуманного, то пребывать им безысходно в затворе. Если же дерзнут впоследствии без нужды покинуть затвор, то водворять их туда насильно и налагать на них пост и иные строгости ради их же спасения. Выход разрешен таковым только с согласия и благословения местного архиерея. Феодор Вальсамон указывает в этом случае на похожее положение из новеллы 133 императора Юстиниана Великого[22]. Это правило касалось только тех, которые хотели не просто поступить в монашество, а выбирали особый род подвига, а именно – затворничество.
Правило 42 говорит о мнимых пустынниках, которые вместо того, чтобы пребывать в уединении, шатаются по городам и селениям среди мирян, и, отрекшись своих обетов, позорят чин монашеский. О таких нарушителях монашеского благочиния определено святыми отцами: или таковым остригать волосы и водворять их обратно в монастыри, или совсем изгонять таковых из городов в пустыни. Это запретительное правило касается не всех монахов, а тех, кто прежде избрал пустынножительство, но потом нарушил его[23].
Правило 43 говорит, что в монастыри позволительно принимать всех, несмотря на их прежний образ жизни и грехи, какие бы они ни были, если только приходящие ищут истинного покаяния и спасения. Господь Иисус Христос сказал своим ученикам: «Грядущего ко мне не изжену вон» (Ин. 6: 37). Правило говорит, что никто и ничто не может запретить или воспрепятствовать желающему вступить на путь покаяния: ни прежний образ его жизни, ни величество его грехов, ни возраст[24].
Правило 44 говорит о тех монахах, которые уже оставили свой грех, а не о тех, которые продолжают грешить и испытывать долготерпение Божие. Что значит (в епитимии) быть отлученным на семь лет? Этот срок разделяется для кающегося так, что он должен два года быть с плачущими , два года имеет право стоять в церкви до «ектении об оглашенных» и слушать Священное Писание за богослужением со всеми вместе, а затем покидать храм, как оглашенный, два года с припадающими, но не вкушающими святых таин, год стоять с верными до конца евхаристии, но не сметь причащаться и только на восьмой год приступить ко святым Христовым тайнам, получив разрешение от архиерея.
Только архиерей может сократить эпитимию кающемуся монаху. Тогда все вышеперечисленные периоды сокращаются, но порядок их остается. Об этом же говорит и 59-е каноническое правило Василия Великого.
Если же монах, пребывающий в падении, дерзнет самовольно или с какого-либо незаконного «благословения» приступить ко святым тайнам, то будет повинен против тела и крови Господней, ибо причащается недостойно, а значит грех ему усугубляется, так как он находится в отлучении от общения церковного, доколе не понесет покаяние и не выполнит всю эпитимию, которая может быть сокращена правящим архиереем.
Феодор Вальсамон говорит, что «не отстающий добровольно от незаконного брака за свое явное бесстыдство наказывается строго, как говорится в 123-й Юстиниановой новелле», ибо правила не противоречат одно другому, и если данное правило касается монахов, добровольно оставивших грех, то те монахи, которые обличены по суду (Византийской империи), а не покаялись добровольно, наказывались гораздо строже[25].
В современном государстве таких законов нет. Следовательно, покаяние для падших монахов остается на их совести, но по истрезвлении от грехопадения епитимия остается, и они не могут подходить ко святым тайнам в течение следующих семи лет, если вернутся в свой монастырь для покаяния. Срок покаяния может быть сокращен правящим епископом.
По практике Греческой Православной Церкви, падшие иеромонахи уже никогда не могут служить в алтаре. Иеромонашество с них не снимается и подходить ко причастию они могу со всеми священнослужителями в алтаре, но сами стоять перед престолом они не могут и никакая эпитимия, никакое «разрешение» от епископа их от этого не избавляет. У нас в России немного другая практика, которая отдает право на разрешение служения падшим священномонахам в руки правящего архиерея, который назначает сроки эпитимии по своему усмотрению и который может дать разрешение, в случае крайней нужды, опять таковым вставать к престолу.
О впавших в противоестественные грехи «Номоканон» говорит строго и определенно – «сосуд расседеся», то есть таковые уже в принципе признаются святыми отцами не пригодными (для употребления) для священнослужения. Этот же запрет на священнослужение относится и к тем, кто был невольно растлен в детстве или отрочестве.
Правило 46 подвергает эпитимиям тех монахов и монахинь, которые самовольно выходят за ограды своих монастырей. Причем монахиням совершенно запрещается ночевать вне монастыря, а выходить из него только в сопровождении старших сестер.
Правило 47 строго запрещает монахам останавливаться на ночлег в женских монастырях и, наоборот, монахиням в мужских. Святые отцы, когда писали каноны, то имели в виду ограждение верных людей от соблазнов. 2-я глава 123-й новеллы запрещает входить мужчинам в женские, а женщинам в мужские монастыри под предлогом поминовения усопших сродников. Также запрещается хоронить в монастырях лиц противоположного пола.
VII Вселенский Собор
На VII Вселенском Соборе (787) в Никее святыми отцами было составлено и утверждено несколько правил, касающихся монашеской жизни. Правило 17 этого Собора говорит о том, что, прежде чем создавать монастырь или молитвенный дом, надо взять благословение у местного епископа, а тот, в свою очередь, дает благословение, предварительно взвесив все обстоятельства: достаточно ли средств для завершения строительства, кто будет строить и т.д.[26] Если же средств недостаточно, то епископ должен запретить это дело.
Некоторые из монашествующих под предлогом строительства нового монастыря бросали свой собственный монастырь, где они были пострижены, и под благовидным предлогом переходили в другой, поменяв послушание на самоволие. Такие самовольные действия Собор запрещает.
Феодор Вальсамон добавляет, что «монастырь составляется, по меньшей мере, из трех монахов», и поэтому желающий создать новый монастырь (имеется в виду ктитор) должен рассчитывать будущие траты на иждивение не менее трех монахов, ссылаясь на 14-ю новеллу императора Льва Философа.
Правило 18 запрещает держать женщин в монастырях или епископиях в качестве обслуживающего персонала, чтобы не было соблазна. Кто не исполняет сего правила, того Собор подвергает эпитимии. Если настоятель монастыря упорствует и продолжает использовать женский труд в подчиненном ему монастыре, то его полагается извергать из сана[27]. Женщинам не позволялось даже служить перед епископом или игуменом.
Правило 19 категорически запрещает принимать в монастырь за плату. Если игумен (не имеющий сана) или игуменья в таком деле обличены будут и, единожды вразумлены, не отставят сего дела, то их полагается из монастыря изгонять как поработивших себя маммоне, а не Богу, но изгонять не в мир, а в другой монастырь под начало. Епископов же и игуменов монастырей, находящихся в священном сане, творящих такое беззаконие и после обличения и вразумления не переставших принимать деньги за пострижение, положено извергать из сана[28].
Приношение, добровольно полагаемое в монастырь, остается неотъемлемым в том монастыре, за исключением того случая, когда в монастырь приходит человек с приношением, а затем, по вине игумена или настоятеля монастыря, бывает вынужден покинуть монастырь – тогда приносимое ему возвращается. Здесь отцы не упомянули, в чем заключается вина игумена. Скорее всего, имеется в виду какое-либо притеснение, или несправедливое гонение, или предвзятое отношение, или резкая антипатия на пришедшего, виной которых стал игумен монастыря. Это постановление касается общежительных (киновиальных) монастырей. В монастыри своекоштные (идиоритмические), наоборот, принимались со вкладом, однако надо различать, как этот вклад вносится: или он дается в общую казну на пропитание монахов, или за пострижение и рукоположение. В первом случае даяние позволительно, во втором – греховно. Существует, однако же, и такое правило, что «дающий на постыдное дело деньги, быв обличен, обратно их не получает».
Правило 20 гласит: «Чтобы не быть монастырям двойным», «да не живут в одном монастыре монахи и монахини». Эти правила строгозапрещают беседовать и употреблять пищу монаху с монахиней наедине, ночевать монаху в женском монастыре, беседовать монаху с родственницей разрешалось в присутствии игуменьи монастыря. Все эти правила вводились для того, чтобы не давать поводов к соблазну верующих[29].
Правило 21 указывает на то, чтобы не было самовольных переходов из одного монастыря в другой, совершаемых только по желанию самого монаха и без благословения начальства. Поскольку при постриге монах дает обет повиновения, то и переход в другой монастырь должен совершаться с благословения игумена, постригшего данного монаха, или духовного собора данного монастыря, а также с разрешения епископа той области, которой принадлежит монастырь[30].
Святитель Василий Великий в своих «Подвижнических словах» говорит, что удаление монаха из монастыря может быть в том случае, если он терпит душевный вред. Но монах не имеет права просто убежать из монастыря, если ему показалось, что он терпит вред. Нет, сначала он должен о том сказать игумену монастыря, и если причина будет устранена игуменом, то монаху надлежит остаться в монастыре. Если же зло окажется неисцельным, то о причине его должно говорить перед собором братии обители. Если и тогда причина окажется неустранима, то монах имеет право покинуть таковой монастырь. Без увольнительного письма в другой монастырь не принимать, но оказывать гостеприимство собратьям должно (но не на долгое время), советует Вальсамон.
Только в том случае, если пребывание в обители наносит монаху «серьезный душевный вред», ему позволяется оставить монастырь, «даже несмотря на запреты игумена»[31]. Очень важное дополнение к этому правилу указывает святой Никифор, патриарх Константинопольский. Монах может самовольно оставить монастырь в том случае:
– если игумен монастыря еретик,
– если в монастырь открыт доступ женщинам,
– если юноши в монастыре изучают мирские науки и рассуждают о них внутри обители[32].
Правило 22 запрещает монаху есть наедине с женщинами, за исключением случаев, когда он будет находиться «в компании богобоязненных мужей и женщин».
Ночевать в гостинице или в частном доме монаху также не желательно, но если таковой окажется в дороге и без пропитания, то пользоваться гостиницами и корчемницами, а по современному – ресторанами, тавернами, закусочными и прочими пунктами общественного питания, разрешается: «разрешается таковому сие творить, поелику нужда требует».
Двукратный Собор (861)
По изъяснению Зонары и Вальсамона, Собор этот называется Двукратным потому, что дважды собирался для обсуждения одних и тех же вопросов. Действия и решения первого собрания не могли быть подписаны отцами Собора. Этому воспрепятствовали неправомыслящие, произведшие возмущение на Соборе. Поэтому по восстановлении спокойствия императором было созвано второе собрание, на котором утверждены были настоящие правила.
Правило 1 – «О созидании монастырей». В нем говорится, что некоторые частные лица помимо воли и разрешения епископов областей превращают свои имения в монастыри, да к тому же еще и провозглашают сами себя настоятелями оных. Здесь Собор дублирует 4-е правило IV Вселенского Собора: «да не будет позволено никому созидать монастырь без ведения и соизволения епископа», а также запрещает ктиторам монастырей самих себя назначать в настоятели этих обителей[33]. Этим же правилом указывается, что «епископ не имеет права властвовать над каким-либо монастырем на правах собственности». Ему дозволяется только иметь епископские права в подчиненном ему монастыре. Эти права суть следующие:
– суждение о душевных погрешностях,
– наблюдение над монастырскими властями,
– возношение его имени в обители,
– поставление в данный монастырь игумена.
Правило 2 регулирует еще одну неисправность в монашеской жизни, а именно: оно запрещает, вплоть до извержения из сана, совершать постриги без восприемника в пострижении, которым может быть игумен монастыря или духовник, то есть лицо, долженствующее принять постриженика себе в подчинение и дающее обещание заботиться о душевном его спасении. Все те, кто неправильно и самочинно пострижен, должны передаваться на послушание в монастырь, в какой благословит епископ области[34].
Этим же правилом запрещается жить монаху в миру самовольно, вне послушания игумену монастыря. Притворное благочестие осуждается евангельскими заповедями и святыми отцами, поэтому те, которые вступают в монашество не для исполнения божественных заповедей, а для удовлетворения своих чувственных наклонностей, чтобы пользоваться почтением за один только святой образ монашеский, должны определяться в близлежащие монастыри. Ибо монаху запрещается жить в своем мирском жилище после пострижения за крайним исключением и то с разрешения епископа.
Правило 3 обращено к тем игуменам, которые небрегут о спасении погибающих овец своего стада (отпадших монахах) и не проявляют о них отеческой заботы, взыскивая и возвращая их обратно в монастырь. Таких настоятелей Собор подвергает отлучению от таинств как не соответствующих тому образу доброго пастыря, который указан Христом в Евангелии.
Если отбежавший монах будет найден игуменом и после увещания не пожелает вернуться обратно в монастырь, то он отлучается епископом области от общения церковного и предается анафеме.
Правило 4 запрещает монахам самовольно переходить из монастыря в монастырь без соизволения игумена монастыря или епископа области, которому принадлежит монастырь. В преамбуле святые отцы указывают, что если в период гонений такие переходы были оправданы и извинительны, то после водворения мира и укрепления Православия, когда «благочестие повсюду уже распространилось и Церковь избавилась от соблазнов», такая практика считается недозволенной. И если монах по какой-либо маловажной причине без разрешения своего игумена самовольно перейдет в другой монастырь или вообще захочет переселиться в мирское жилище, то он отлучается от Церкви до тех пор, пока не возвратится в свой монастырь на покаяние[35].
Но бывают исключения. Когда ради пользы церковной и спасения душ людских епископ посчитает необходимым перевести монаха из одного монастыря в другой или даже вселить его в жилище мирское, ради пользы душевной живущих там людей, тогда, отцы считают, такое перемещение является позволительным. В этом случае не имеют вины ни принимающие, ни принимаемые[36].
Монахов, самовольно вышедших из монастыря, назвали «блуждающие». Потому что, полагают святые отцы, как подначальным монахам приятно благочиние, так блуждающим монахам приятно бесчиние. Поэтому и те, которые убегают из монастырей, и принимающие их подвергаются отлучению от Церкви как виноватые в том, что наносят вред всему строю церковному. «Ибо священные и божественные правила имеют в виду только душевное спасение людей, и больше ничего»,как считает Феодор Вальсамон.
Правило 5 очень важно во всех отношениях, ибо оно предостерегает всех (и игуменов монастырей, и епископов областей, и самих вступающих в монашество) от скоропалительности и необдуманности, от плотского разгорячения, от воспаленного воображения, от мечтательности и легкомысленности в отношении принятия монашеского образа. Собор, принимая все эти качества во внимание, строго повелевает, чтобы постриги совершались не ранее трехлетнего искуса, который призван выявить способных и отбраковать неспособных к монашескому образу жизни[37].
Опрометчивое вступление в монастырь – это отдельная и очень болезненная тема для современного и, как видим, древнего монашества. Человек практически не меняется, меняются только условия его существования, которые откладывают некоторый отпечаток на его деятельность, а сущность остается той же. И в наше время случается то же самое, что было в прошлых веках. Например, вот характерное мнение византийского канониста Иоанна Зонары, жившего в XI веке: «В нынешнее время некоторые из игуменов собственные желания ставят выше канонов и только что прибывших постригают немедленно, а других спустя несколько дней, и притом таких, которые не знают, в чем состоит монашеский подвиг. Не удерживает игуменов от безрассудной поспешности в сем деле и эпитимия, состоящая, по правилу, в лишении игуменства и обращении опять в послушническое состояние, в наказание за бесчиние»[38]. Это высказанное в древности мнение как нельзя точно соответствует нашему сегодняшнему положению.
В толковании на это правило Феодор Вальсамон пишет: «Часто, говорят отцы, некоторые по причине скорби или по другому маловажному побуждению опрометчиво вступают в монашескую жизнь и, не имея сил понести трудов подвижничества, раскаиваются и постыдно возвращаются в прежнюю мирскую жизнь»[39]. Таких случаев достаточно много и в наше время. На нашей памяти более чем достаточно случаев скороспелых постригов. Почти все, кого постригали ранее положенного срока испытания, приносили горькие плоды раскаяния в том, что не проверили себя длительным искусом и не подготовили себя как следует к монашеству, а, доверившись уговорам или соблазнившись саном, вступили неготовыми на этот тернистый путь.
6-е правило этого Собора не касается вопроса о принятии или изгнании из монастыря, но косвенно его можно рассматривать имеющим отношение к нашей теме. Это вопрос о имуществе монахов. Двукратный Собор определил, что такие стяжания монахов являются незаконными, ибо монахи не должны иметь ничего собственного, но все им принадлежащее должно принадлежать монастырю. Желающие монашествовать должны до принятия ими пострига распорядиться своим имуществом или раздать его. Если же монахи будут собирать себе вещи после пострига, то правило повелевает, чтобы у такого нерадивого монаха игумен или епископ взяли бы его стяжание и раздали нищим и нуждающимся[40]. Конечно, на самом деле такого публичного изъятия не происходило, и стяжание или нестяжание было на совести каждого монаха.
Здесь мы постарались привести все каноны Вселенских и Поместных Соборов, которые так или иначе касаются темы вступления в монашество или выхода из него. Кроме выше приведенных, мы не находим в канонах правил, касающихся монашества или относящихся к теме данной работы.
При внимательном изучении канонов Вселенских Соборов и сопоставлении их с обстоятельствами нашего времени можно сделать заключение, что настоящего и строгого исполнения этих канонов мы не видим в современном русском монашестве. Многие из них игнорируются, а некоторым совершенно не придается никакого значения. Например, в большинство русских обителей есть свободный доступ лицам противоположного пола, причем не только на территорию монастырей, но и в келлии монахов; выход из монастырей практически свободный. В отношении частной собственности можно сказать, что положение в монастырях совершенно бесконтрольное, пущенное на самотек. Кто как хочет, так и спасается. Не будем разбирать все отступления от канонов, потому что из выше сказанного и так ясно, что они едва ли где исполняются. Можно сделать неутешительный вывод для нашего современного положения. К сожалению, русское современное монашество отстоит далеко от тех идеалов, которые были прописаны и показаны святыми отцами. Как показывает история, отступления эти накапливались веками и составляют особенности нашего менталитета. Однако и в наше время есть спасающиеся, есть подвижники, есть старцы. В наше время монашество есть огромный труд, и необходимо очень много усилий духовных, очень много духовной мудрости и трезвого рассуждения, чтобы правильно шествовать по пути спасения. Итак, повторим сказанное Господом: «Могущий вместити, да вместит».
(Продолжение следует.)
