Тесный мир и Божий свет

Тогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их
(Мф. 13,43)

Митрофорный протоиерей Иоанн Букоткин

Знавала я некогда одного человека. Ему было за 50, а мне чуть за 20. Я недавно покинула студенческую скамью, а он был военным пенсионером в генеральском чине и к полностью названному чину добавлял слово «запаса» («Не пыли, пехота! В какой отставке?! В за-па-се! Знать надо! И диктофон покажи, точно выключен? А то знаю я вас, акул пера…»).

Оказались мы, такие разные, на соседних рабочих местах в одном офисе. Свободные минуты иногда превращались в настоящие словесные баталии, рискующие зачастую перерасти в очень даже не словесные. Георгий Иванович – назовем его так – очень был охоч до всевозможной литературы «о непознанном», и в этот широкий круг входили книги об антихристе, щедро поставляемые псаломщиком одного городского храма, всяческие оккультные брошюры, лечебники и журналы об НЛО. Я недоумевала, как поистине детская и честная любознательность и тяга к правде смогла привести к такой всеядности, и нередко начинала спорить, что собеседник, по начальственной привычке, мог вытерпеть не всегда. Несмотря на это, я быстро привязалась к нему и относилась едва ли не с дочерним теплом и доверием.

Свободные минуты иногда превращались в настоящие словесные баталии

Иногда свидетелем наших столкновений становился молодой сотрудник, отвечавший за технические вопросы сайта организации, и я всегда завидовала его выдержке: чего бы ни заворачивал в мой адрес оскорбившийся за очередного «экстрасенса» Георгий Иванович и как бы ни хлопала я папками документов о стол, юноша сохранял молчание и неподвижность, нарушаемые только периодическим нажатием клавиш и щелканьем «мышки».

Был обычный день, не предвещавший ничего нового. Еще из-за двери я услышала восторженную речь Георгия Ивановича: «Сибирская таежница! Простая! А вон какая с Богом связь!». Еще на пороге вместо «здрасте» произнесла «Георгий Иванович, опять вы молодое поколение в кедровые дебри ведете». Еще по дороге к рабочему столу выслушала все, что думает о моей непочтительности Георгий Иванович. Но обдумывать корректный ответ оказалось некогда: «молодое поколение» отгородилось от поколения старшего наушниками и принялось за работу, а Георгий Иванович, закурив неизменную «Приму» и отложив в сторону несколько книг из звенящей кедровой саги, вдруг сказал:

– Вот ты всё про священников-то мне… А ведь я одного прозорливого священника знал. Точнее – успел узнать.

– Расскажите! – обрадовалась я и попыталась миссионерски стянуть с коллеги наушники, чему тот безэмоционально, но уверенно воспротивился. Ну и сиди неучем, значит.

– А дело было так…

***

– Меня и еще одного человека N (Георгий Иванович назвал имя человека на высокой государственной должности) однажды позвал с собой: «Хочу вас со своим духовником познакомить». Приезжаем, заходим, здороваемся. Батюшка пожилой, больной очень. По имени Иван, Иоанн. И вдруг зовет меня:

– Ну-ка, полководец, иди сюда!

«Специально же поехал не в форме, – не на лбу же у меня написано, что я «полководец»?»

Изумился я. Специально же «пиджачком» поехал, не в форме, – не на лбу же у меня написано, что я «полководец»?

– Крещеный ты, а почему крест не носишь? – продолжает он. Вот скажи мне, откуда ему видно, что креста не ношу?

– Зря тебе, – говорит, – операцию сделали.

В точку попал. Операцию мне сделали по ошибке, и после этого дороги к прежней службе мне уже не было. Вспомнил, горюю, а он продолжает:

– И супруге твоей зря операцию делали.

И снова в точку. Тут уж и остальные подошли. И стал он говорить. Каждому из нас сказал, где мы правильно поступили, а где – против совести пошли. Словно по открытой книге нашу жизнь читал.

Поговорили еще, потом засобирались. И говорит он мне: «А ты приходи. Не позже такого-то числа». И после этого будто в сон погрузился. Мы – выходить, а я обернулся. И вижу – не спит он вовсе, смотрит на меня, лицо всё сияет, как солнце, и крестит он меня, благословляет.

Помнил я про число-то, помнил всё. А потом забыл. И пришел в результате на день позже. Май тогда был…

Пришел – а там гроб.

Так и не узнал я, что он мне сказать хотел. Святой был старец, много ли сейчас таких…

***

В тот день я вернулась домой в состоянии какого-то ожидания. Будто что-то было недосказано, что-то не произошло. В растерянности начала перебирать журналы – и увидела в одном из них статью о дивном молитвеннике, недавно преставившемся ко Господу, духовнике епархии – митрофорном протоиерее Иоанне Букоткине. Совсем недавно я её читала. Рассказы о нем, фотографии, свидетельства духовных чад о праведной жизни и духовных дарованиях – и дата отшествия в мир иной: восьмое мая. Май! Неужели? А ведь я и сама много слышала об отце Иоанне, и сколько раз проходила мимо его надгробия, возвращаясь от любимой чудотворной Иверской, что в главном храме Её обители…

Первое, что я сделала наутро перед работой, – протянула Георгию Ивановичу журнал с фотографией на обложке.

– Это ж он! Иоанн! – обрадовался Георгий Иванович.

И потом, закурив, добавил:

– А ведь я не все тебе рассказал. Он приходил ко мне.

– ?!

– Вскоре после его смерти сон мне снится. Будто вижу я двух каких-то … как они называются, главные батюшки-то, которые монахи и во всем торжественном служат?

– Архиереи? Епископы?

– Да, вот они. И вот двое их, и третий посередине, и третий – это отец Иоанн, все они сияют, и он сияет, и в таком же облачении. И подходят ко мне. Склонился я перед ним.

– И что? Что отец Иоанн?

«Надел на меня крест – и ушел. А больше – ничего»

– Да что? – как-то растерянно произнес Георгий Иванович. – Надел на меня крест – и ушел. А больше – ничего.

Георгий Иванович подошел к окну, охватил рукой нательный крест, висевший на короткой простой цепочке, и повторил:

– А больше – ни-че-го.

И, словно очнувшись от сна, спросил:

– А не знаешь ли, – ты ж, акула пера, все должна знать, – где он похоронен? Может, доеду я, может – отзовется мне и скажет, что хотел тогда сказать? И, знаешь, в церковь бы зайти. Ты, говоришь, в какую ходишь?

Сквозь запыленное стекло пробивались ленивые солнечные лучи, падали на журнальные фотографии. Словно бы для того, чтобы можно было представить по этому скудному отблеску на земле, сколь ярок свет Славы Господней. Мир тесен, и наши встречи – в воле Божией. Мир широк – потому что дорога за Богом уходит в вечность.