Священник Георгий Темидис: «Я всегда и везде чувствую себя русским»

Специалист по компьютерной безопасности, аналитик одной из крупнейших американских корпораций IBM и заместитель настоятеля ставропигиального храма, ставшего в 1950-е годы Домом иконы Пресвятой Богородицы Курско-Коренной, он родился у океана, на знаменитом Лонг-Айленде близ Нью-Йорка. Рос в Си-Клифе, ходил в русскую школу известного Свято-Серафимовского прихода, который много лет спустя стал храмом-памятником единству Русской Церкви. Прислуживал в Покровском храме Глен-Кова, где настоятелем был будущий епископ Константин (Есенский). Когда маленький Юра пошел в детский сад, он знал всего три фразы по-английски. В Америке. Но для здешних мест это было скорее естественным, чем странным: полвека назад русские стремились ассимиляцию своих детей отсрочить. И сейчас вы встретите в американских мегаполисах типичных на вид американцев, говорящих по-русски без акцента. Одним из таких русских поселений и был Лонг-Айленд – остров Большого Нью-Йорка у устья реки Гудзон с шикарными ныне виллами и – по соседству – с уютными русскими храмами, которые поселившиеся здесь после Второй мировой войны русские строили, собирая нужную сумму по центам. Так в Си-Клифе был построен Свято-Серафимовский храм, в соседнем Глен-Кове – Покровский.

Священник Георгий Темидис

Дедушка до революции 1917-го года учился в Сумском кадетском корпусе. Когда корпус закрывали, воспитанники отказались расходиться. Тогда туда послали солдат. Дед с другом унесли с собой и спасли знамя Сумского полка, которое корпусу подарил император Николай II. Знамя вшили деду в рубашку, и позже он смог вывезти его сначала в Югославию, а затем в Америку. Сейчас это знамя хранится в Знаменском соборе Архиерейского Синода в Нью-Йорке. Это единственное из имеющихся там знамен, которое можно расчехлить, и оно не рассыпается, а остается в целости и сохранности.

Знамя вшили деду в рубашку, и он вывез его сначала в Югославию, а затем в Америку

Последний курс кадетского корпуса дед закончил уже в Югославии. Там он познакомился с моей бабушкой Ириной Львовной, урожденной Пейкер. Ее родословная тоже довольно интересная. Родом она из Петербурга. Ее прадед, князь Алексей Федорович Львов, – автор музыки гимна «Боже, Царя храни». Рассказывают, что в 1833 году Алексей Федорович Львов сопровождал Николая I во время его визита в Австрию и Пруссию, где императора повсюду приветствовали звуками английского марша. По возвращении император поручил Львову, как наиболее близкому ему музыканту, сочинить новый гимн. Новый гимн (музыка князя Львова, слова – Василия Андреевича Жуковского) впервые был исполнен в декабре 1833 года под названием «Молитва русского народа», а с 31 декабря 1833 года стал официальным (вплоть до Февральской революции 1917 года) гимном Российской империи под новым названием – «Боже, Царя храни!».

Бабушка по матери, Ирина Львовна, правнучка Алексея Львова, со своими родителями

– Вижу, что среди ваших родственников много известных личностей...

– Мы составили нашу родословную и нашли среди нашей родни даже двух византийских императоров: Иоанна VI Кантакузина и Матфея-Асана Кантакузина (XIVв.).

Незадолго до Второй мировой войны дедушку, инженера с двумя докторскими степенями, из Югославии перевели работать в Германию. В конце войны офицеры, которые хорошо относились к русским, предупредили деда, что на следующий день всех будут высылать в Советский Союз. Из Европы семья бежала в Бразилию, где они прожили 13 лет и в 1957 году переехали в Америку. Так моя мама, которая родилась в Югославии, оказалась в Нью-Йорке.

Мой папа, Гавриил Георгиевич, родился в Геленджике, на Черном море. Его отец был греком по происхождению. Жил недалеко от Одессы, занимался выращиванием винограда на шампанское и перевозками товаров по Черному морю. В 1930-е годы его арестовали, в тюрьме он и умер. Папе в то время было лет семь. В 1940 году родственники в Греции сделали ему документы, и он смог к ним выехать. До 18-ти лет отец жил в Афинах, а потом приехал в Америку.

Дедушка Дмитрий Потемкин

Все мы всегда были близки к церкви. Наш приходской священник, о. Мануил Есенский, приучал нас прислуживать в алтаре, и первое время с нами происходили нелепые, порой до смешного, истории.

Первый раз меня благословили прислуживать, когда мне не исполнилось еще и пяти лет. Служили вечерню в день Пасхи. В нашем храме был большой образ целителя Пантелеимона с мощами. Под иконой – две маленькие ступеньки, на которых мы с братом обычно сидели во время чтения Апостола и Евангелия. Но в тот день меня благословили прислуживать. Читали Евангелие. Я стоял с высокой свечой, мне она казалась слишком тяжелой, я ее едва удерживал, и она все время качалась. Один старичок из нашего прихода заметил это, подошел незаметно ко мне сзади и стал держать свечу сверху, чтобы она не качалась и не капала воском на молящихся. Я вижу, мой брат сидит на ступеньках. Мне стало скучновато, я и отпустил свечу – и с удивлением увидел, что она не упала. Я посмотрел: свеча стоит сама, а зачем тогда я здесь? Побежал и сел рядом с братом.

Дмитрий Потемкин со знаменем Сумского полка в 1965 году

В храме я прислуживал до 17-ти лет. Потом уехал учиться, закончил колледж по специальности «информационные технологии» и поступил на работу в компанию IBM – одного из крупнейших в мире производителей и поставщиков аппаратного и программного обеспечения, ИТ-сервисов и консалтинговых услуг, где уже 31 год занимаюсь компьютерной безопасностью по всему миру, анализом и стратегическим планированием. Очень интересная и ответственная работа.

– Что дала вам эта работа?

– По работе мне многое приходится продумывать и анализировать. И частью моей работы является как раз прогнозирование, как дальше будут развиваться компьютерные технологии.

Нужно отслужить молебен – я служу молебен, а потом сажусь за рабочий стол

Раньше я работал в главном офисе компании в Нью-Йорке, а теперь работаю из дома, как и 40% наших сотрудников. Сейчас для меня, как для священника, это очень удобно. Нужно отслужить молебен – через несколько минут я служу молебен, а потом сажусь за рабочий стол. Нужно кого-то причастить – еду, причащаю, а потом возвращаюсь к работе. Отпуск у меня – шесть недель, могу использовать его по своему усмотрению: служу на все двунадесятые праздники, и у меня достаточно выходных дней, которые использую для церковной деятельности.

– В России в последнее время обсуждают тему работающих на мирской работе священников. Вас рукоположили в священный сан, и вы по-прежнему трудитесь на светской работе...

– За рубежом как раз не работающие на мирской работе священнослужители – исключение! А работающий священник и тем более дьякон – это реальность нашей Церкви и помощь приходу. Приход не должен меня содержать, мне не нужна медицинская страховка, жалованье. Наоборот, у меня достаточная зарплата и я сам могу жертвовать в приходскую кассу деньги. Это очень развязало нашему приходу руки. Мы восстанавливаем Ново-Коренную пустынь, которая пришла в запустение в 1990-х – начале 2000-х годов. Если нашей общине нужно было бы содержать священника, вряд ли бы мы сумели много сделать. А сейчас мы все средства, которые собираем, вкладываем в ремонт и употребляем на другие нужды прихода. Мы покрыли главное здание и церковь новой крышей, поменяли окна, расчистили роспись на потолке храма, заново отремонтировали и освятили часовню у пруда в честь иконы Божией Матери «Страстная», готовимся заменить звонницу. По-другому в зарубежье практически не получается, иначе большинство приходов могли бы закрыться.

Икона Курско-Коренная, копия

– Ново-Коренная пустынь готовилась к открытию как первый Дом Пресвятой Богородицы в США, куда должна была прибыть из Европы Курская Коренная икона Божией Матери...

– Наша община была первым Домом Курско-Коренной иконы Божией Матери, когда она прибыла в Америку. В 1950 году это было имение князя Белосельского-Белозерского, и накануне приезда иконы он подарил его Церкви как место пребывания Синода и чудотворного образа.

Строителем и настоятелем пустыни был назначен епископ Серафим (Иванов, скончался в 1987 г.), в будущем – архиепископ Чикагский и Детройтский, родом из Курска. Он предложил назвать подворье «Ново-Коренная пустынь» в память о разрушенной старой Коренной пустыни в России, где была обретена чудотворная икона в 1295 году.

В Лейквуде было документально зафиксировано первое чудо от иконы

Имение находилось в плачевном состоянии после пожара. Русский инженер В. Вишневский не только отремонтировал дом, но и пристроил к главному дому временную церковь. Но еще во время ремонта настоятель не терял времени: собирал «копеечки» на новую обитель, объезжая со списком чудотворной иконы друзей и знакомых в Нью-Йорке. Это был тот самый список, который был написан в Женеве и с благословения митрополита Анастасия привезен в новоустрояемую Ново-Коренную пустынь. Владыка также посетил приходы в штатах Нью-Джерси и Пенсильвании. В Лейквуде, что в штате Нью-Джерси, было документально зафиксировано первое чудо от иконы. Одна женщина, много лет страдавшая изнурительными кровотечениями, подобно Евангельской кровоточивой, после молебна и горячей молитвы перед этим списком чудотворной иконы сразу же исцелилась.

Спустя месяц после первой литургии настоятель приступил к постройке постоянного храма. К тому времени братия монастыря пополнилась двумя иеромонахами – Адамом и Викторином. Отец иеромонаха Викторина, Сергей Никифорович Лябах, оказался мастером на все руки и взялся за устроение церкви, которую построили менее чем за пять месяцев и освятили в честь Рождества Пресвятой Богородицы 19 ноября 1950 года, за пять дней до приезда митрополита Анастасия. Кстати, именно Сергей Никифорович 16 лет спустя в Глен-Кове будет держать над моей головой высокую свечу, когда я буду прислуживать в первый раз.

Интерьер храма отделали в древнерусском стиле XIV–XV столетий. Храм небольшой, но очень уютный, там легко молиться.

Как и в старой Коренной пустыни, слева устроили сень для чудотворной иконы, которую ждали из Германии в начале февраля. Всего три дня святыня провела в монастыре, а потом отбыла в Нью-Йорк и начала путешествие по русским храмам США.

Первые полтора года пребывания в Америке икона находилась в нашем храме, а со временем все чаще стала отлучаться из обители в мегаполис, да и самому Синоду находиться вдали от Нью-Йорка было несподручно. В 1951 году князь Белосельский-Белозерский передал Синоду здание на 77-ой улице в западной части Манхэттена, а в 1959 году администрация Русской Зарубежной Церкви переехала в один из лучших городских районов – на 93-ю улицу в верхнем Манхэттене. Вскоре по переезде в Нью-Йорк икона начала совершать поездки и к православным на другие континенты.

– И пустынь стала приходить в запустение?

– К середине 1980-х годов монахов в пустыни уже практически не осталось. В храме продолжали служить, но время делало свое дело: начала протекать крыша, полоток местами обрушивался, начались проблемы с системой отопления. В начале 2000-х годов митрополит Лавр, помню, сказал, что монастырь, в котором нет монахов – это не монастырь, и поэтому пора создать приход. В 2004 году по его благословению был создан наш приход. Меня избрали старостой. Скоро мы начали заниматься капитальным ремонтом. Было очень тяжело, и временами нам казалось, что все – конец нашим трудам. Одну зиму служили без отопления. Но каждый раз в какой-то момент снова приходила помощь, утешение, крепла надежда, и мы продолжали трудиться. Часто это было связано с приездом к нам Курско-Коренной иконы. Мы проходили со святым образом по территории пустыни и снова брались за работу.

– Отец Георгий! Кто ваши прихожане?

– Поначалу большинство наших прихожан были выходцами из старой эмиграции, но сейчас больше половины – это недавно приехавшие из России, Украины, Грузии и других стран. Более 80% наших прихожан говорят по-русски. Есть несколько семей, которые не понимают русский язык, но продолжают к нам ходить. Поэтому, хотя служим мы по-церковнославянски, но Апостол и Евангелие повторяем по-английски. Многие прихожане приезжают издалека, проводя в дороге около часа или даже больше. Приход неспешно растет. В среднем на литургии бывает человек 65, из них более 50-ти обычно причащаются.

– Как вы сами пришли в Ново-Коренную пустынь, когда и почему стали ближе к этому храму после Свято-Серафимовского в Си-Клифе, куда ходили с детства?

– 20 лет назад, вскоре после своей женитьбы. Моя жена Лиза родилась в Санкт-Петербурге, приехала в Америку учиться, здесь познакомилась с церковью и стала ходить в Покровский храм в городе Наяк.

После первого года обучения она искала, где бы поработать летом, и кто-то ей подсказал, что в штате Нью-Йорк есть русский лагерь, где летом иногда требуется помощь. Это был русский детский лагерь НОРР (Национальная организация русских разведчиков – прим. авт.), где я в то время был председателем. Лиза приехала работать на кухне. Когда я об этом узнал, моей первой реакцией было: «Опять кто-то молодой приехал... Насколько проще, когда работают бабушки: все тихо, спокойно. А это будет одна головная боль!»

– Все-таки такое неприятие было вызвано возрастом девушки или тем, что Лиза – из так называемых «новых» русских?

– Все просто: бабушка не побежит на танцы, а вот красивая молодая барышня привлечет к себе внимание. Но проблем с Лизой не было, она просто трудилась на кухне.

Весь июль, пока продолжалась лагерная смена, мы с ней совсем не общались. В последний день, когда лагерь закрылся, мы, как обычно, устраивали ужин для всех работников, и потом разъезжались. Лиза к тому времени должна была уехать, но за ней не приехали вовремя, и мы ее тоже пригласили к нам присоединиться.

С конца июля до начала декабря мы послали друг другу 10 тысяч строчек электронных писем

Сидели мы с ней напротив друг друга, разговорились, а потом обменялись адресами электронной почты, которой тогда, в 1995 году, мало кто начинал пользоваться. Позже я посчитал, что с конца июля до начала декабря мы с ней послали друг другу 10 тысяч строчек электронных писем. Мы обсуждали историю России, эмиграцию, «белых» и «красных». В декабре я сделал ей предложение, и в августе следующего года мы венчались в лагерной часовне.

Первые годы мы ходили в Покровский храм в Наяке. В 1999 году у нас родился сын, и мы стали ходить в храм, который ближе к нашему дому – в Богородицерождественский в Ново-Коренной пустыни в Магопаке, и уже тогда старались там чем-то помогать. А в 2004 году был создан приход, и меня выбрали старостой.

Кстати, у нас в семье сохранилась интересная история, связанная с Магопаком. Моя бабушка – Марфа Гавриловна, мама моего папы – много лет работала в Синоде и готовила митрополиту Филарету (Вознесенскому). Летом владыка Филарет много времени проводил в Магопаке, и когда он там жил, то и бабушка тоже была там. Мы с братом с малых лет каждое второе воскресенье ездили с родителями ее навещать.

В 1967 году в Магопак приехал новый архиерей, только что возведенный в сан епископ Лавр (Шкурла). Когда мы приехали, бабушка очень обрадовалась и попросила маму с папой отвезти ее в супермаркет за продуктами, а владыке Лавру наказала следить за мной и младшим братом. Мне тогда было 6 лет, а Дмитрию – 4 года. Владыка стал нашим «бэбиситтером». Полтора часа он нас занимал, чем мог, играл с нами в футбол на лужайке перед церковью. В жизни ничего случайного не бывает! Когда митрополит Иларион решил рукополагать меня в сан священника, то рукоположение выпало как раз на престольный праздник храма Рождества Пресвятой Богородицы в Магопаке и совершилось в присутствии Курско-Коренной иконы.

– Сейчас место чудотворного Курско-Коренного образа в вашем храме какая икона занимает?

– У нас находится главный список с чудотворной Курско-Коренной иконы, который по благословению второго первоиерарха Зарубежной Церкви, митрополита Анастасия (Грибановского), написал известный иконописец – архимандрит Киприан (Пыжов). Он сделал точную копию иконы, даже доску подготовил так, чтобы она выглядела как доска оригинала. Нам рассказывали, что когда отец Киприан показал владыке Анастасию икону, архиерей очень заволновался: иконы выглядели одинаковыми! Тогда спереди на иконе-списке вырезали маленький квадратик, взяли щепочку с оригинала, вложили в этот квадрат и залили воском.

– То есть если снять ризы, они будут идентичны?

– Мы ни разу не снимали ризу. На нашей иконе риза очень простая: она сделана из тонкого металла и прибита гвоздиками. Риза похожа на оригинал, но без эмали и драгоценных камней.

– Отец Георгий, вы служите у престола около двух лет. А чья инициатива была рукоположить вас и какие традиции вы стараетесь сохранять в своем приходе?

– Я с детства был близок церкви и давно чувствовал, что священноначалие смотрит на меня с надеждой, как на будущего священника, но всеми силами старался этот момент отложить.

Будучи старостой нашего храма, с чисто образовательной целью, чтобы изучить программу и все осмыслить, по благословению митрополита Илариона я в 2011 году записался на курсы Пастырской школы в Чикаго. С митрополитом Иларионом я знаком с 17-летнего возраста, когда юношей в 1980-е годы годы ездил к о. Илариону в Джорданвиль на исповедь – он тогда исповедовал паломников.

Я начал заниматься на пастырских курсах 18 сентября, а 25 сентября того же года владыка митрополит рукоположил меня во диакона. Диаконом я был четыре года, и вот уже около двух лет – священник.

У нас очень теплая приходская жизнь. После каждой литургии – трапеза: каждый готовит дома и что-то приносит. Обеды бесплатные. Общаются люди разных возрастов, и местные, и приезжие. На Пасху после праздничной ночной литургии всем приходом остаемся вместе на разговины и разъезжаемся по домам уже в 4-5 часов утра. Мы почти все знаем друг друга по имени, дружим семьями, вместе работаем на благо храма, собираемся на духовные беседы, празднуем юбилеи, именины и дни рождения, наши дети вырастают вместе. Делим и горести и радости.

На приходе обстановка семейная, а не формальная

– Сейчас в России нередко приходится слышать о «выгорании» – профессиональной усталости священников. Вы, как работающий священник, какой видите возможность избежать такой усталости и каким видите выход из ситуации, если это уже случилось?

– Мне, после двух лет священства, говорить об этом, наверное, рано. Но понять чувства таких священников и их семей я могу. В зарубежье, думаю, у нас немного другая ситуация: у нас много общения между священниками, их семьями, мы поддерживаем друг друга. Священник у нас чувствует поддержку и в приходах: половина нашей деятельности – это служба, другая половина – общение внутри прихода. На приходе обстановка семейная, а не формальная. Мне доводилось посещать храмы в Москве и Петербурге; со стороны мне не удалось познакомиться с приходской жизнью.

В Москве, август 2016

У нас есть также прямой доступ и к нашим епископам и митрополиту: в любое время можно к нему приехать, позвонить – и он даст совет. Думаю, что это помогает предотвратить синдром выгорания. Я уверен, что у большинства епископов в России больше священнослужителей в подчинении, поэтому духовенству следует искать поддержки прежде всего у своих собратьев, единомысленных священников, держаться ближе друг к другу, не дожидаясь, пока совсем свалит усталость.

Когда оказался в России, сразу почувствовал, что приехал домой

– Вы только что сказали, что ездили в Россию. А почувствовали ли вы себя там русским?

– Конечно. Я всегда и везде чувствую себя русским. Когда я пошел в детский сад здесь, в Америке, то знал всего три фразы по-английски. И когда оказался в России, сразу почувствовал, что приехал домой.

Первый раз я приехал в Россию по работе в июне 2007 года (спустя три недели после воссоединения): ездил на конференцию переводчиком президента компании IBM. Конференция проходила в Петербурге, а по окончании ее я на несколько дней выбрался посмотреть Москву.

Вторая поездка состоялась в 2009 году. Меня как представителя нашего прихода пригласил комитет, который работал над возрождением и реставрацией Курско-Коренной пустыни в России. В тот раз мне удалось побывать в Курске.

Третий раз, в 2016 году, мы ездили в Россию вместе с детьми: 17-летним Иоанном и 13-летним Алексеем. И самым интересным для меня было то, как мои дети чувствовали себя, приехав в Россию. Обоим очень понравилось, и они тоже чувствовали себя русскими. Они оба свободно говорят, читают и пишут по-русски. Им легко было общаться и ориентироваться в Москве и Петербурге. Моя супруга уже более 20 лет преподает в церковно-приходской русской школе в Наяке при Покровском храме. Наши дети ходят в эту школу с трех лет. С нами живет Лизина бабушка, ей 93 года, и она говорит с детьми только по-русски.

Иоанн у нас родился с гемофилией. К тому времени, когда должен был родиться второй сын, покровителем нашей семьи стал царевич Алексий. Мы ему молились и продолжаем молиться. Когда мы ждали второго сына, то вероятность гемофилии была 50 процентов.

Мы никогда не знаем, какими путями действует Господь

В первый раз, когда родился старший, при родах многое в госпитале сделали неправильно, и на этот раз, готовясь к рождению второго сына, мы подготовили материал на 20 страниц – как вести роды при возможном рождении ребенка с гемофилией. Мы спросили медперсонал, знают ли они, как принимать роды, если существует вероятность рождения ребенка с гемофилией. Врач сказал, что не знают, и попросил всех ознакомиться с нашим материалом. Так что мы фактически подготовили медперсонал. К счастью, Алексей родился совершено здоровым, но в тот же день в этом госпитале родился другой ребенок – с гемофилией, к рождению которого медики оказались полностью готовы. Это я к тому рассказываю, что мы никогда не знаем, какими путями действует Господь.

Но вернемся к нашей поездке. В Санкт-Петербурге мы собрались поехать в Александро-Невскую лавру. Вызвали такси, нам обещали прислать бежевый «Рено». Потом говорят, чтобы мы прошли к Исаакиевскому собору: там такси удобнее остановиться. Мы ждем – никого. Вдруг видим бежевый «Рено». Мы направляемся к нему быстрым шагом. Водитель останавливается, мы садимся, поехали. Водитель спрашивает адрес. Вдруг у Лизы звонит телефон, и нам говорят, что бежевый «Рено» нас все еще ждет на перекрестке.

Оказалось, мы по ошибке сели не в такси, а в обычную машину! Я спросил водителя: «Почему же вы остановились? Ведь могли бы отказаться везти?» Он отвечает: «Я увидел священника в рясе, с крестом, направляющегося к моей машине. Решил, что нужно остановиться и подвезти». Мы начали извиняться за недоразумение, но водитель, совсем молодой человек, просто был рад помочь.

Ново-Коренная пустынь

– Только что исполнилось 10 лет воссоединения двух ветвей Русской Церкви. Давайте вернемся на 10 лет назад. Какое у вас было чувство, когда вы впервые услышали разговоры о возможном воссоединении? На какой стороне были вы? Все ли ваши близкие поддержали воссоединение?

– Начну с того, что в 2006 году я был делегатом на IV Всезарубежном Соборе в Сан-Франциско, на котором мы проголосовали за воссоединение. Я, тогда еще мирянин, был под большим впечатлением от явного действия Святого Духа на Соборе. Как я тогда рассказывал жене по телефону из Сан-Франциско, в первые дни собора, если нужно было бы проголосовать о такой мелочи, как время обеда, мы бы все умерли от голода – настолько серьезные были разногласия.

Для меня лично путь к поддержке воссоединения был долгим и непростым. В 2003 году, когда собиралось духовенство в Наяке, я внимательно следил за происходящим и считал, что слишком много людей старшего поколения, в том числе и мои родители, были не готовы к этому и что сближение происходило быстрее, чем они могли его осмыслить и принять. Я считал, что им нужно больше времени. Я очень боялся раскола и из-за таких соображений собирался ехать на Собор и голосовать против воссоединения.

Но все вышло иначе. В начале Великого поста в 2006 году митрополит Лавр, с которым мы остались близки и у которого всегда были очень дружеские отношения с моим отцом, в своем Великопостном послании просил усиленных молитв о предстоящем Соборе и о его участниках. Я решил, что постараюсь причащаться Святых Христовых Таин каждую неделю до начала Собора. В это время было столько обсуждений и разговоров, что сложно было даже предположить, какое решение примет Собор в мае.

Не мы, грешные делегаты, приняли это решение, а нас направил Святой Дух

На самόм Соборе постепенно начало все меняться, поворачиваться. После того как мы все вместе пропели акафист, стало спокойнее. Помню, как члены одного из комитетов (или по протоколу, или по составлению резолюции, не помню точно) закончили свою работу поздно и решили подняться в храм. Открыли раку с мощами святителя Иоанна Шанхайского и Сан-Францисского и положили то, что они писали, на его честные мощи, затем отслужили молебен, поминая каждого участника Собора по имени. И вот, когда началась работа над текстом, атмосфера была необычайная. Все работали вместе, предлагая заменить то или иное слово, что-то прибавить, что-то удалить, и как-то понемногу, очень медленно, начало появляться согласие. Нас всех очень удивило малое количество голосов «против» при голосовании. У меня осталось впечатление, что не мы, грешные делегаты, приняли это решение, а что нас направил Святой Дух.

После Собора я в течение года, остававшегося до воссоединения, разговаривал со многими, подробно, со своими записями и документами объясняя, обсуждая, рассказывая о решении Собора. Со временем мои родители и многие другие, с кем я говорил, спокойно приняли решение Всезарубежного Собора.

– Отец Георгий, на светской работе вы прогнозируете будущее компьютерных технологий. Как бы вы спрогнозировали будущее Русской Зарубежной Церкви?

– Думаю, мы не можем спрогнозировать будущее нашей Зарубежной Церкви. Это не в нашей «компетенции». Мы должны продолжать прикладывать свои усилия на благо Церкви: готовить молодежь, просвещать нашу паству, приводить людей к Церкви, создавать благоприятную атмосферу в приходах, чтобы люди тянулись в Церковь, к Богу, утверждались в вере. А будущее Церкви нам не дано предсказать. Это зависит только от Божией воли и Его милости.