Не забыт

Когда я изучала истории жизни и подвига священнослужителей, пострадавших за Христа в годы репрессий в Коми крае, нередко в поле моего зрения оказывались и их потомки. Зачастую это были люди выдающихся судеб. Один из них – внук расстрелянного за веру в 1937 году священника Михаила Земляницына Олег Иевлев. Он погиб в 1943 году при обороне Ленинграда.

Письма с фронта

Олег Иевлев

Когда я стала заниматься изучением писем Олега Иевлева, поняла, что читать их будет очень трудно. С первых же строчек коротких, но таких содержательных посланий солдата слезы застилали глаза. Что же в письмах Олега было такого особенного? Может быть, то, что их автор – вчерашний школьник, чей выпускной бал совпал с днем начала войны?

Поэтому в первое время учебы в Архангельском военно-инженерном училище Олег, еще домашний, избалованный парнишка, всё больше жалуется папе, маме и бабушке, что холодно, сапоги за ночь не просыхают и «очень хочется домой покушать, выспаться. Если бы сюда стакан молока!»

Выдает в письмах родным Олег и «страшную» тайну о том, что его койка оказалась в самом темном углу, поэтому при случае и поспать можно – никто не увидит…

Но в 1941 году взрослели быстро, и он привык, что 12 часов в сутки приходится бегать, на посту в сапогах вынес 30-градусные морозы. Олег всё реже упоминает о своих болячках: «…если о каждой мелочи писать, то не хватит мне времени. И болезнь была чепуховая: опухло колено и ломило руки-ноги. Ничего страшного».

«Проводил товарища на задание по минированию… Так хорошо расстались! Трудно делается от мысли: “А вдруг не вернется?”»

Каждое последующее письмо – это новая страница возмужания солдата:

«01.11.42 г. Сегодня исполняется год моей службы. Синявино от меня всего в 25–30 км, а в те дни я был от передовой всего в 5–7 км. Тогда я сам слышал грохот этих боев. Сейчас стало тише, т.к. заняли оборону».

«15.12.42 г. Сейчас проводил товарища на задание по минированию… Так хорошо расстались! Трудно делается от мысли: “А вдруг не вернется?” Я просился вместе с ним посмотреть практическое минирование на переднем крае, но не пустили».

Олег Иевлев очень пунктуален в датах, дополнительно еще и нумерует каждое свое письмо. Поэтому письма юноши представляют ценность для всех интересующихся историей Великой Отечественной войны. Ведь одна из тем ряда его писем – это прорыв блокады Ленинграда:

«20.01.43 г. Милые мои, дорогие папа, мама и бабушка! Наконец могу сообщить вам радостную весть. Вчера вы прочитали в сводке Совинформбюро о прорыве блокады Ленинграда. Началось это так. Я заступил на дежурство, еще ничего не зная, но как-то чувствовалась напряженная обстановка. Я прошел в штаб и сказал, что чувствуется что-то неладное. Мне сообщили, что сегодня начинается наступление.

Утром 12.01.43 г. нам зачитали приказ тов. Сталина о прорыве блокады. Ровно в 9:30 утра заиграла “катюша”. Разрывы ее снарядов слились в сплошной гул – это забила вся наша артиллерия Ленинградского фронта.

Через 5 минут ударила артиллерия с нашей стороны, 2,5 часа стоял этот невообразимый грохот. После всё стихло – пехота пошла в атаку. В первый же день были достигнуты значительные успехи, а вчера все наши достижения окончательно закреплены. Еще летом шли упорные бои в районе Синявино. Это необычайно сильно укрепленный опорный пункт противника. Сейчас Синявино взято вместе с поселками со всеми (их 8 шт.).

Наступление продолжается, скоро, наверно, освободят ж.д. Всё слышится грохот артиллерии, но уже значительно дальше. Вот пока и всё, что я хотел написать.

Посылок ваших всё еще ни одной не получил, но жду со дня на день. Крепко целую всех, ваш Олег».

«12.03.43 г. Со дня на день жду наступления. Вот-вот мы должны выступить. Это чувствуется по всему происходящему вокруг. Если бы вы видели эту подготовку: кругом трактора тянут тяжелые орудия, идут танки, пехота… Наверное, мы… крепко его попрем, т.к. пополнение дали крепкое, всё молодой народ. Окончательно очистим дорогу на Ленинград».

«13.04.43 г. Позавчера немцы перешли в контратаку, пытаясь вернуть утерянные позиции. Они напали утром втихомолку и добились своего, но наши ответным ударом опрокинули и заняли прежние рубежи. Ведут пленных, я их сам видел. Ведут себя очень покорно, гады.

Погода у нас хорошая, поют жаворонки, скворцы, но грязь ужасная».

Школьник Олег Иевлев

«5.07.43 г. Не знаю, может быть, мне кажется, но у нас у всех такое настроение, что война должна кончиться к зиме. Чувствуется, что гитлеровская машина трещит по всем швам. Он даже этим летом не предпринимает наступление. Видимо, уже не в силах. С работой сейчас полегче, так как оборону убавили.

Самое главное в том, чтобы разбить фашистских гадов. Тогда, конечно, заживем по-другому. А я в этом не сомневаюсь. Сейчас уже по-видимому война повернулась в другую сторону. Начали поджимать немцев. На юге и под Москвой их здорово потрепали. Да и вообще заметно, что наступил общий перелом».

Не раз вызывают улыбку рассказы Олега о «курорте» – фронтовом, конечно:

«18.05.43 г. Живу я всё по-прежнему, пока неплохо. Сейчас прямо как на курорте (фронтовом, конечно). Позавчера и вчера смотрели кино “Светлый путь”, сегодня – концерт джаз-ансамбля…

Погода стоит приличная. Сейчас цветет черемуха, и, как обычно, холодно. Сегодня заглушил щуку и покушал свежей рыбы. Мы часто глушим рыбу взрывами. Вчера получил новую шинель и очень хорошие новые сапоги на кожаной подошве.

30.05.43 г. С питанием у меня хорошо, хлеба получаю 800 г, сахара – 35 г в день, т.е. 1050 г в м-ц. Как видите, сахара больше получаю, чем вы все трое. У нас вместо мяса исключительно американская колбаса…

Можете поздравить меня с присвоением очередного воинского звания – лейтенант».

«Идет теплый-теплый дождик. Недавно я принес и посадил в ящике из-под патронов несколько тюльпанов…»

Удивительно, что даже на фронте юноша сумел создать свой особый мир, где он мог на миг забыть о трудностях:

«04.06.43 г. …Сегодня идет теплый-теплый дождик. Недавно я принес и посадил в ящике из-под патронов несколько тюльпанов, сейчас уже распустились большие синие цветы…»

До конца верит Олег в свое возвращение домой. Любовью к родным и близким, заботой проникнуты его письма:

«25.05.43 г. …Я еще вернусь к вам, только вот учиться, может быть, не придется, надо будет служить и помогать вам. Ты, папа, подумай: ведь сейчас только жить да жить. Разобьем проклятого врага и заживем счастливой жизнью. Для чего же унывать?»

Но от письма к письму тревога за Олега нарастает:

«6.03.43 г. Живу все по-прежнему, пока цел и невредим. Вот уже 7-ю ночь хожу минировать…»

«8.07.43 г. Живу я всё по-прежнему. Сегодня у меня отвратительное настроение: ранило в ногу моего товарища старшину, очень хороший парень был. Строю себе новую землянку, поехали за бревнами и попали под минометный обстрел, и вот такое несчастье… На улице почти всё время идет дождь, погода мерзкая. Немец пока не сует носа, только артиллерией постреливает, а вот на юг, как видите, сунулся. Ну, хватит об этом. Вообще у меня всё в порядке…

Напишите, как ваше здоровье. Я пока здоров как бык. Удивляюсь, что меня ничем не берёт. Уже столько раз попадал в крепкие переплеты, сколько раз падал со мной рядом убитый или раненый человек, а я до сих пор не имею ни одной царапины…»

Письмо от близких о делах на сенокосе, в совхозе, про неурожайное на ягоды и грибы лето так и не дошло до адресата – возвратилось с пометкой: «Доставить невозможно». А следом пришло извещение о гибели Иевлева Олега Варфоломеевича…

Письма Олега сегодня представлены в экспозиции школьного музея, как и ученический билет юноши, его фото школьные и военные.

И я задавалась вопросом: как удалось сохранить память об Олеге в таком объеме, что можно проследить весь его путь – от рождения до смерти? Ответ пришел спустя время…   

Родословная солдата

Двоюродный дедушка Олега Иевлева священник Стефан Куратов в кругу семьи

По-видимому, этим вопросом задалась и сыктывкарский краевед Анна Малыхина, которая, побывав в школе поселка Нижний Чов и узнав об Олеге Иевлеве, решила проследить родословную солдата. И выяснилось, что двоюродный дед Олега Иевлева Стефан Афанасьевич Куратов был священником Троицкой церкви села Визинга – в 1937 году он был расстрелян. И родной дед по матери Михаил Земляницын был священником Троицкой церкви Усть-Сысольска – он тоже расстрелян в 1937-м. А пополнить свои сведения о семье Олега Анна Георгиевна смогла благодаря случаю.

Чтобы собрать сведения о своих родных, в Сыктывкар из Москвы приехал известный режиссер, продюсер, поэт Кирилл Мозгалевский (это творческий псевдоним Дмитрия Чаженгина) – правнук расстрелянного в Коми крае в 1937 году священника Михаила Земляницына. Кирилл встречался с краеведами, историками и совсем не случайно остановился в гостинице «Югор» – ведь именно здесь, на набережной северной реки Сысолы, некогда возвышался дом его прадеда – священника Михаила Земляницына. Этот приезд потомка расстрелянного за веру в Коми крае батюшки положил начало переписке краеведа Анны Малыхиной и внучки расстрелянного священника Михаила Земляницына – мамы Кирилла Мозгалевского Ирины Елагиной. В своих подробных письмах Ирина Борисовна вспомнила всё, что ей было известно о своем пострадавшем за Христа дедушке и двоюродном брате Олеге Иевлеве. Несколько лет назад Ирина Борисовна умерла, выполнив свой долг перед родными людьми. А Анна Георгиевна в нашу встречу передала мне оригиналы ее писем.

Отец Михаил Земляницын и Олег Иевлев в письмах Ирины Елагиной

Родной дедушка Олега Иевлева священник Михаил Земляницын

Вот что пишет Ирина Елагина Анне Малыхиной в письме от 14 октября 2002 года: «Родился мой дед Михаил Иванович в 1872 году в бедной многодетной семье. Отец его тоже был из священнослужителей. Из детей у Ивана Земляницына, кроме моего деда, было два сына и дочь. Имя одного из братьев моего деда известно, звали его Федор. Имя сестры я не знаю. Знаю только, что она удачно вышла замуж и жила с мужем в Пятигорске. Там у них был свой дом. Отец Михаила Ивановича, по рассказам моей мамы, был человек деспотичный. Младшего брата отца Михаила за непослушание выгнал из дома, и тот пропал без вести. Умер он в возрасте 100 лет, но перед смертью ослеп. Как вспоминает моя мама: “Он почти до 100 лет колол сам дрова”. Деда моего отдали учиться в семинарию».

По окончании семинарии Михаил Иванович женился на девушке из бедной семьи, сироте – Павле. О нелегкой судьбе будущей матушки Ирина Борисовна также повествует в своих письмах: «…родители Павлы Николаевны умерли рано, и ее взяла на воспитание тетка, у которой своих дочек было много. Как вспоминала сама бабушка: “Каждый год шли приготовления к свадьбе. Дочек выдавали замуж”. Дошла очередь и до нее. Когда они поженились с дедушкой, ей было всего 16 лет. Весной 1904 года деда назначили первым диаконом Усть-Сысольского Троицкого собора».

Поначалу молодой священнослужитель и его супруга снимали квартиру. Потом отец Михаил решил построить свой дом. Денег на его постройку занял у своей сестры, жившей в Пятигорске. Родовое гнездо Земляницыных было возведено на берегу реки. По словам Ирины Борисовны, дом был небесно-голубого цвета, двухэтажный, с двумя балконами, выкрашенными в белый цвет. Семья Земляницыных занимала четыре комнаты на первом этаже, в четырех комнатах второго этажа проживали квартиранты. В дом батюшки вели два входа – парадный и черный. По воспоминаниям Ирины Борисовны, тогда дом деда был самым красивым в городе. Многие восхищались, иные завидовали…

Когда Сыктывкар в первые годы революции стал местом ссылки, в доме отца Михаила проживало много интересных и высокообразованных людей со всей России.

Любило собираться у Земляницыных и местное духовенство. Часто приходил к отцу Михаилу будущий священномученик Павел Малиновский. Для гостей отец Михаил пел, аккомпанируя себе на органе – главной достопримечательности семьи Земляницыных.

Отец Михаил, словно предчувствуя скорое расставание с близкими, не отпускал их от себя. Когда вышла замуж его дочь Варвара Михайловна – за участника Гражданской войны Варфоломея Агапитовича Иевлева, батюшка выделил молодой семье в своем доме две комнаты с обстановкой. В такой атмосфере заботы, внимания, любви и уважения родился в 1923 году в доме деда Олег Иевлев.

Внук священника и сын… сотрудника НКВД

Ответственное дело воспитания внука было доверено матушке Павле. Внук священника рос как все мальчишки. Учился стрелять из ружья на охоте. Увлекался шахматами, сконструировал самолет, который висел под потолком в сенях дома. Очень хорошо рисовал. «Помню портрет Чапаева, Пушкина. Сходство с оригиналом полное. Это меня еще девочкой поразило. Кроме этого в гостиной дома еще долго после войны висели рисунки Олега, на которых была изображена природа. Он очень любил природу, так как вырос на лоне ее», – рассказывала Ирина Борисовна.

Вскоре Варфоломея Агапитовича назначили директором подсобного хозяйства НКВД под Сыктывкаром, выделили ему дом в совхозе НКВД. А Олег стал не только внуком священника, но и сыном… сотрудника НКВД.

Дом отца Михаила Земляницына располагался в живописном месте на берегу реки Сысолы

Хранитель семейных тайн

Но идиллия в доме священника продолжалась недолго. «Первый удар был арест деда весной 1932 года, – рассказывает в своих письмах Ирина Борисовна. – Ему дали три года ссылки, правда, недалеко от Сыктывкара».

Вдруг куст черемухи, под которой любил отдыхать отец Михаил, оборвался и упал… Вскоре батюшку арестовали

В семье сохранился рассказ о предзнаменовании этой ссылки. Незадолго до ареста вся семья сидела за обеденным столом. Во дворе, напротив окна столовой, цвела большая черемуха – особо любима она была отцом Михаилом, и часто батюшка отдыхал в ее тени. Вдруг огромный куст черемухи оборвался и с большим шумом упал. Потом на ветку черемухи села кукушка, трижды прокуковала и улетела. Вскоре отца Михаила арестовали и выслали на три года из Сыктывкара…

После возвращения из ссылки батюшки его семью ждало новое испытание: в огне пожара погиб дом Земляницыных. Сгорели архивы и фотографии отца Михаила. Вот почему не смогла я найти ни одной хорошего качества фотографии священника. После пожара семья отца Михаила жила на квартире у знакомых.

Участник Гражданской войны Варфоломей Агапитович, отец Олега Иевлева

«Когда я закончила 10-й класс, он мне об этом рассказал», – пишет в письме Анне Малыхиной Ирина Елагина.

Приятель из НКВД признался Варфоломею Агапитовичу: «Мы твоего тестя… того, прикончили».

«Дядя рассказал мне, что ему стало плохо. Он еле сдержался, чтобы не разрыдаться. Ведь он очень уважал моего деда и любил. Выполнил перед ним свой долг. Взял бабушку к себе, когда после ареста деда она осталась одна, без средств к существованию», – вспоминала Ирина Елагина.

Из-за этого терпел Варфоломей Агапитович от НКВД всякие притеснения. «Зачем взял к себе жену попа?» – кричали на него сослуживцы, а начальство несправедливо наказывало. Так, например, он завоевал 1-е место на сельскохозяйственной выставке в Москве за свою работу в совхозе, за урожай, который он вырастил как агроном, но начальство его на выставку не пустило из-за того, что его жена – поповская дочь.

Новое испытание готовил ему сын Олег. В старших классах Олег подружился с девочкой Нюрой из семьи ссыльных. Это не понравилось Варфоломею Агапитовичу, и он приказал прекратить такое опасное для семьи сотрудника НКВД знакомство. Изобретательный Олег придумал секретный шрифт, чтобы общаться с приглянувшейся ему девушкой, и разработал приемы конспирации при походе в школу. Друзей выследила работница совхоза НКВД и рассказала Ирине Елагиной, как Олег и Нюра шли в школу: «Каждый шел как бы сам по себе, но по дороге в город, когда совхоз исчезал из поля зрения, один поджидал другого, и шли в школу вместе».

Последнее письмо

Так получилось, что последнее письмо перед гибелью Олег написал любимой девушке: «Предстоит тяжелый бой. Если в этом бою мне суждено погибнуть, то в своем сердце я унесу и тебя»…

О гибели Олега Нюре написал его однополчанин: «Он погиб на моих глазах. Да, тяжело переживать эту утрату. Особенно прошу не горевать, т.к. много погибло за честь Родины и за счастье молодости, но, наверное, судьба наша такая. Неправда? Жалко, что наша молодая жизнь проходит в таких условиях. Ох! Как хочется вздохнуть свежим воздухом, где не почувствуешь гари снаряда, мин и чирикание пуль. Неправда, близок тот день, когда разобьем немецкую сволочь, свободно вздохнут освобожденные от немецкого рабства люди, а также усталая от войны молодежь; возможно, среди молодых свободно вздохну и я».

Письмо Олега Иевлева в экспозиции школьного музея п. Нижний Чов

Ирина Елагина рассказала, что случилось дальше: «Через некоторое время Нюра возвращалась из пединститута, где училась, домой. По дороге в совхоз ей стало плохо. Она присела у дороги. Сердце остановилось, она умерла…»

Через два года после смерти сына Варфоломей Агапитович отправился на место его гибели, которое так подробно было указано в извещении о смерти Олега Иевлева: «Ленинградская область, Мгинский район, полковой пункт погребения № 3, могила № 76, 1-й с юга 2-й ряд юго-восток, д. Вороново – 500 метров».

Аудиозапись его воспоминаний об этом хранится в музее школы. «Туда не пускали, – рассказал Варфоломей Агапитович заведующей школьным музеем Валентине Пилюшиной, – шло разминирование местности. Мне дали провожатого, который проводил меня к месту гибели сына и где он похоронен».

Извещение о гибели Олега Иевлева

На месте погребения Олега Иевлева установлен обелиск, его имя высечено на одной из мемориальных плит Ленинградской области. Сведения о 20-летнем командире саперного взвода Олеге Иевлеве хранятся в школьных музеях Ленинградской области и Республики Коми.

Родные Олега – новомученики, их смерть была подвигом, их жизнь была подвигом – они воспитали поколение людей, сохранивших, сберегших для нас имена героев, которым мы обязаны жизнью.