О «Леннаучфильме», «православном» кино и современной России

О своей работе кинодокументалиста, творческом объединении «Выбор», проблемах современного православного кино рассказывает кинорежиссер, публицист, педагог, духовное чадо митрополита Антония Сурожского Валентина Ивановна Матвеева.

Валентина Матвеева

Помню, мы даже тогда друг друга еще боялись

– Дорогая Валентина Ивановна, хотелось бы узнать о том, как все у вас начиналось с православной тематикой на «Леннаучфильме». Ведь большинство сегодняшних читателей, наверное, даже не представляют себе, что это была за студия. Мысленно рисуется что-то архивное, документальное, и в первую очередь пленка – то, от чего сейчас в киноиндустрии почти отказались. Чем вы занимались?

– Мы выполняли заказы различных министерств: делали технические, медицинские, даже исторические фильмы. В основном то, что называлось «техпроп» или «научпоп». 120 фильмов в год мы выпускали, работали по заказу.

Очень везло, если твоя собственная заявка проходила в Главке, и тогда ты сам делал свое любимое кино.

Но с приходом Валентины Ивановны Гуркаленко в начале 1980-х к нам, если можно так выразиться, «вкралось» Православие.

Во-первых, она стала моей крестной мамой, кроме того, несколько моих подруг уже были, что называется, в курсе всех этих дел, и мы потихоньку ходили в храм.

Но все это делалось в страшной тайне: в каких-нибудь таких местах, где нас не могли увидеть. Особенно это касалось идеологического отдела.

А потом, в конце 1980-х, на нашу студию одновременно явилась группа человек из пяти – выпускников ВГИКа, очень укрепленных в Православии. Среди них был и Николай Николаевич Третьяков, преподававший искусство, и он-то их, видимо, всех и воцерковил.

Помню еще Диму Делова, Сашу Сидельникова, Сашу Слободского…

И тогда возникло решение, что мы должны держаться все вместе.

– Вы были ровесниками?

– Они были моложе нас, я была постарше. Но Валентина Ивановна решила создать такое объединение, куда вошли бы люди православные, воцерковленные.

Кстати, все эти молодые люди были однокурсниками ныне здравствующего епископа Тихона (Шевкунова), тогда мы звали его просто Гошей.

– Итак, вы создали объединение?

– Да, потом зарегистрировали его. Оно называлось «Выбор». Но что делать дальше? В церкви снимать? Об этом даже подумать было нельзя! Нам бы не разрешил никто: ни на студии, ни в Церкви! Да еще и рано было…

Александр Слободской

– А какие это были годы?

– До 1988 года (годовщины Тысячелетия Крещения Руси – прим. Н. Б.) оставался месяц, когда мне поручили снимать фильм о колоколах.

Предупреждение было такое: не снимать куполов, крестов и всей церковной атрибутики. Я завопила: «А как же снимать колокола?» – «На фоне облака…» – «Какого облака?..» Эти люди не были никогда на колокольне: колокол ведь нельзя снять на фоне облака!

Вот такое было начало…

Помню, мы даже тогда друг друга еще боялись. Пришла я на литургию в Троице-Сергиеву лавру, обернулась и вдруг увидела режиссера Сашу Слободского! Это замечательный режиссер, который впоследствии в Иерусалиме снял знаменитый «Благодатный Огонь».

Мы оба боялись предательства: он – что я его «заложу», а я – что он меня «заложит»

Мы увидели друг друга, с ужасом отвернулись друг от друга и двинулись в разные стороны. Но это было еще до создания «Выбора». Мы оба боялись предательства: он – что я его «заложу», а я – что он меня «заложит»!

– Потом уладили это недоразумение?

– Когда спустя много лет он снял «Благодатный Огонь» и привез его из Иерусалима, он позвонил мне и спросил: «Валентина Ивановна, вы представите мой фильм в Доме Кино?» Я сказала: «Саша, с удовольствием! Только одно условие: я расскажу, как мы бегали друг от друга в лавре во время литургии!» Он сказал: «Можно!..»

Вот такие были тогда условия…

Я убегу в буддисты, если Православие – такая скука смертная!..

– Валентина Ивановна, сегодня много снимают «православного кино». Есть ли у вас какие-то главные пожелания нынешним режиссерам?

– О чем я хочу сказать всем, кто и сейчас делает православное кино…

Православное кино не обязательно означает съемку крестного хода

Православное кино не обязательно означает съемку службы, литургии, исповеди, крестного хода и еще чего-нибудь, имеющего отношение непосредственно к богослужению. Такие фильмы сейчас снимаются очень часто, но в них, простите меня, нет Православия!

Вера наша – огненная, а я, когда их смотрю, испытываю такую скуку, что говорю: «Я убегу в буддисты, если Православие – такая скука смертная!..»

– А как вы сами снимали православные фильмы?

– Наше объединение снимало совсем другие фильмы, совсем по-другому, но они были православными!

Саша Сидельников, например, снял фильм под названием «Компьютерные игры». Там ни слова не было про компьютеры! Это просто рассказ о Министерстве водного хозяйства, которого сейчас, к счастью, нет…

Он рассказал о том, как осушали Аральское море, волны которого в 1930-е годы бороздили огромные корабли, ловили много рыбы. Привозили тонны рыбы, вываливали на берегу в хранилища, рыба сверкала на солнце, кругом такое изобилие… А вокруг жил счастливый народ, жили в достатке, все у них было хорошо…

Вдруг решили Аральское море изменить: не осушить, а прорыть из него канал, чтобы воду пустить в Узбекистан, сквозь пустыню. Решили оросить пустыню…

А кончилось все тем, что Аральское море просто исчезло: оно высохло, а вода ушла в песок и никому ничем не помогла.

Последние кадры этого фильма были такими: ржавые, развалившиеся корабли, стоящие на высохшем дне этого бывшего моря…

– Получился фильм-притча?

– Повторяю, в этой картине не было ни купола, ни креста, ни церкви – ничего. Рассказ о том, что жил маленький народец, который стал погибать, потому что у него не стало чистой воды, вода была чем-то заражена.

Да, получился разговор-притча о том, что человек, творение Божие, не смеет поднимать руку на замысел Творца.

Александр Сидельников

– Вы сказали, что сейчас этого Министерства нет?

– К счастью, потому что у него были еще планы поворота в обратную сторону рек Лены и Оби: эти реки хотели опять-таки повернуть в пустыню, чтобы вода не шла в океан, а направлялась в те же самые пески. К счастью, это Министерство закрыли.

Не думаю, что это наш фильм повлиял на ситуацию: может быть, и начавшаяся перестройка помогла в чем-то, но факт, что его не стало!

Об этом же немножко говорил и мой фильм «Крепость неодолимая» – рассказ о Кирилло-Белозерском монастыре, который был уже частично подтоплен. Та же история, когда решили сделать водохранилище, а монастырь оказался почти затопленным.

– Но сегодня, мне кажется, сюжетов для православных фильмов хватает.

– Я просто привожу примеры, что православное кино не означает показ церковных ритуалов и каких-то канонических вещей.

Кстати, в начале 1990-х пришло в кино много маловоцерковленных людей, и на каком-то православном фестивале я видела киевский документальный фильм, в котором была снята (и записана!) настоящая исповедь. Даже звук ее был записан!..

Помню, мы собрались тогда в Издательском отделе Московской Патриархии, возмущенные. Все говорили: «Надо же что-то делать! Может быть, какую-то церковную цензуру придумать!» Но об этом тогда, конечно, не могло быть и речи…

Надо было нам самим воцерковляться, чтобы подобного уже не происходило. А ведь бывало даже, что первые наши операторы могли прямо у алтаря церковного выбросить сигаретку и потом войти в алтарь с камерой. Почти все были тогда еще не готовы, немногие из нас только были готовы!

– Но это про «Выбор», а что касается «Леннаучфильма»?

– Таким объединением, уже во ВГИКе, где были уже готовы православные люди, и был у нас на студии «Леннаучфильм». Возглавляла его и мужественно боролась за все наши фильмы Валентина Ивановна Гуркаленко, которая все последние годы, пока студия была еще жива (сейчас она находится уже в каком-то состоянии анабиоза), была художественным руководителем всей студии. В настоящее время она преподает режиссуру в Институте телевидения и кино.

Мы не доверяем Богу до конца, и от этого наши беды!..

– 2017-й – год столетия русской революции, он повторяет каждое число календаря 1917-го… Валентина Ивановна, каково ваше видение причин русской смуты? Что вы можете сказать о сегодняшнем состоянии Церкви и церковного народа, по сравнению, может быть, с тем временем, когда вы пришли к Православию?

Я уверен, что внутри себя вы не можете не задаваться этими вопросами: как вам кажется, оказались мы достойными хотя бы осмысления того, что произошло с Россией сто лет тому назад?

Архимандрит Софроний (Сахаров)

– Очень сложный вопрос. Знаете, с одной стороны, русское общество было в чем-то виновато. Я вспоминаю слова отца Софрония (Сахарова), который во время моей беседы с ним в 1989 году спросил меня: знаю ли я, что в начале 1900-х годов профессору Петербургского университета признаться в том, что он – верующий, означало гибель, конец карьеры?

Я не знала этого! Он сказал: «Революция началась гораздо раньше».

Я спросила: «Это Базаров, с его утверждением: ‟Природа – не храм, а мастерская…”?» – «Нет, нет! Раньше, раньше…». И мы дошли до декабристов, потом поговорили о «Бесах» Достоевского, вспоминая все пути…

Что-то такое случилось с нашим обществом, что оно заслуженно получило то, что получило: переворот и революцию. Это было ответом на то, что вера была неустойчива.

И, вероятно, Господь устроил так мудро, что все жертвы, принесенные в 1920-е и 1930-е годы нашей Церковью, нашим священством, все новомученики и исповедники были искупительной жертвой для того, чтобы Церковь сегодня восстановилась.

Я так к этому отношусь, так мне кажется…

– А мы – сегодняшние? Какие мы?..

И Россия, и каждый из нас, верующих, сегодня – на Кресте

– Мы, сегодняшние? Я могу сказать только за себя: я вчера спорила с подругой, которая все ныла и про все говорила: «Это плохо, это плохо, это плохо…». Я ей сказала: «Мне кажется, что и Россия, и каждый из нас, верующих, сегодня – на Кресте. Представь себе, что Христос, Распятый на Кресте, говорил бы: «Ой, как плохо! Этого они не делают, они должны бы иначе это делать! Это не так, это все не то! И цены не те, и люди не те…». Она в ужасе была… Но ведь мы же сейчас так говорим…

– Многие говорят, что мы плохо и мало молимся…

– У меня сейчас есть одна молитва, которую я часто повторяю: «Верую, Господи, помоги моему неверию!» Мы не доверяем Богу! Мы не доверяем Богу до конца, и от этого наши беды!..

– Но ведь нужно и анализировать свои ошибки?

– От того, что мы будем указывать, что и тут плохо, и тут плохо, – мы не поможем ни себе, ни России. Россию надо спасать! Россия – это последний оплот нравственности, Православия и любых гуманитарных идей в мире.

Тот же старец Софроний, когда мы расставались с ним в 1989 году, сказал мне: «Россия – становой хребет мира! Если погибнет Россия, погибнет весь мир!»

Я тоже так считаю: может быть, потому, что я уже прожила довольно долгую жизнь и у меня нет «заморочек», которые есть у нашей молодежи.

– А как быть с молодыми людьми, с нашей молодежью?

– Все эти молодые люди, которым обещают столько-то «евро» за то, что они выйдут на площадь, просто ничего не знают! Мне, например, этих мальчишек просто жалко: они глупенькие! Они глупенькие! А что с этим делать? Они же не понимают, что каждая революция приводит к жертвам! Они что, хотят «майдана»? Чтобы шины жгли на Красной Площади?..

– Может быть, это происходит оттого, что многие из них не воцерковлены?

– Да, они не воцерковлены, а почему у нас до сих пор не преподают Закон Божий?! Не религию, как это принято говорить, а чтобы так «повернули» курс, чтобы преподавать Закон Божий! Ведь все наше русское искусство – и живопись, и музыка, и литература XIX века – были основаны на христианских ценностях (или, напротив, на борьбе с ними). Нужны учителя, которые бы это понимали, нужны воспитатели в школе!

Если выпускник ВУЗа говорит, что Пушкина убил Онегин, то это – трагедия!

– Но настоящих учителей, старых педагогов, сейчас ведь уже не найти?

– Да, старые учителя (я сама когда-то преподавала литературу) все почти ушли из школы, как только там появился ЕГЭ. Они сказали себе: «Больше там делать нечего! Там не личность воспитывают, а каких-то роботов!»

Действительно, сейчас в наших школах не учат рассуждать, не учат воспринимать душой, сердцем нашу литературу замечательную, равной которой нет во всем мире. Во всем мире! А мы ее не знаем!..

Если выпускник ВУЗа говорит, что Пушкина убил Онегин, то нужно бить в колокола! Это – трагедия!..

Россия – замечательная страна, и нам надо ее такою сохранить, какою она была!

– Больше 25 лет православное радио «Радонеж» говорит об этом: говорит не только о вере и Церкви, но и о литературе, философии, культуре, музыке… Мы стараемся сохранить все лучшее, что было в медийном пространстве, воспитать наших слушателей в лучших традициях русской культуры. И сегодня некоторые, даже архиереи, батюшки, миряне, которые когда-то слушали передачи нашей радиостанции, будучи десятилетия назад молодыми людьми, вспоминают с благодарностью эти передачи. Они прошли вместе с ними как бы «курс молодого бойца» в Православии…

Но как за это время изменилась ситуация! Когда в 1990-е годы мы только начинали в Доме Радио на Пятницкой, люди воспринимали православную тематику как нечто совсем новое, особенное, трепетное… Даже сами слово «Радонеж» открывало многие двери властных кабинетов: было много помощи, люди открывали свое сердце…

Сегодня, как мне кажется, во всем, что касается церковной темы, преобладает некое равнодушие. Люди хотят чего-то «свежего», «нового», но – чего они хотят на самом деле? Что им может быть близко, таким неподготовленным, хотящим «здесь и сейчас» получить все сразу, прошедшим сквозь сито ЕГЭ? В то же время насколько же они незащищенные, сколько среди них самоубийств, например: ничего не зная о жизни, многие из них расстаются с ней сознательно... Что может быть страшнее?

– Боюсь, у меня нет ответа на эти вопросы, кроме того, что я считаю: очень сильно навредили современному обществу Интернет и телевидение!

Я не смотрю почти никаких фильмов по телевизору – просто перестала, чтобы не портить настроение, но иногда включаю новости. И все новости начинаются так: «Убили, изнасиловали, украли ребенка…» А потом – что-то уже более серьезное.

И я задаю себе вопрос: кому принадлежит наше телевидение, его основные каналы (обо всех не говорю)? Ну, кому принадлежит оно?..

Как можно так лгать?! Как можно так бездарно сочинять эти сериалы, которые не имеют отношения к реальной жизни? Почему, почему не создать фильмы о настоящих отношениях людей, которые все еще существуют? Сегодня все еще есть доброта в людях, такое отношение среди людей, какое всегда было в России! Ведь сколько людей приезжают из-за границы и все еще говорят об этом: «Вы не понимаете, где вы живете! У вас можно собраться за столом, посидеть за чаем, поговорить, пообщаться… Этого нет нигде!»

Когда я приезжала в Англию к своей подруге (сейчас я уже не езжу), то говорила ей: «Почему молчит телефон? Таня, почему молчит телефон? Где твои друзья?» – «Запомни, Валя: в Лондоне друзей нет!» А она живет там с 1969 года.

Тут подключается Дэвид, уже знающий русский язык: «Сейчас будет звонить телефон: ведь Валя приехала!» И правда: начинают звонить русские друзья из прихода: «Давай на блины! Давай поедем туда, поедем туда…». Русские и за границей сохраняют этот стиль (если можно так выразиться) жизни, но его становится все меньше.

Я вспоминаю рассказ двух сценаристов 1960-1962 гг., к которым приехал американец. Он приехал на «Мосфильм», они его пригласили к себе домой. Может быть, этот рассказ лишний, но я его очень хорошо помню.

Пригласили они его домой: один из них (сосед) был холост, а у второго жена была на работе. Заглянули в холодильник – там ничего нет. А американца надо поить и кормить!

Один из них сказал: «Сейчас, одну минуту!» Прямо в тапочках выскочил в подъезд, минут через десять возвращается.

Оно обошел всех соседей, этот дом был на Аэропортовской, кооператив назывался «ХАМ» (художник-артист-музыкант), все были свои… И пошло…

Люди в тапочках спускались с горячей картошкой в кастрюле, с бутылкой водки, с какими-то колбасами, еще с чем-то!.. И сели за стол пить, закусывать и разговаривать.

И тогда этот американец произнес удивительную фразу (а это было время, кажется, когда даже «Жигулей» не было в стране): «До эры машин – вы еще не дожили лет пятьсот! Но у вас есть то, чего нет уже нигде в мире! Вы должны это понимать!» Это – русское сообщество, дружба, взаимовыручка… Те, кто бывает за границей, это понимают!

Но, к сожалению, молодежь-то почти не бывает там! Молодежь этого не знает: она не знает, что эти дружеские связи, близкие отношения, посиделки, еще что-то, какие-то телефонные разговоры – они по всему миру истощаются как-то, редеют… Россия – замечательная страна, и нам надо ее такою сохранить, какою она была!

– Вы сказали еще, что нам сильно вредит Интернет…

– Что делать с Интернетом, не знаю: я, к сожалению, в нем мало понимаю! Сейчас пытаются закрыть какие-то сайты или ввести ограничения, чтобы можно было зарегистрировать сайт только по предъявлению паспорта… Потому что, простите, такое безобразие, какое происходит в Интернете, надо прекращать!

Я в своей книге написала о том, о чем как-то сказал Никита Михалков: «Все создатели смартфонов и айфонов, у многих из которых по пятеро детей, не разрешают своим детям приближаться к этим гаджетам до определенного возраста. Или дозированно – по полчаса в день, исключая субботу и выходной!..»

Почему-то «там» они это понимают, а у нас этого родители не понимают! Когда маленькая девочка приносит другой девочке «посмотреть (это мне рассказала моя знакомая, которая была в шоке, она подсмотрела) секс в школе!», то я просто не знаю, как это прокомментировать!..

– Хотелось бы завершить нашу беседу на каких-то позитивных нотах, но, к сожалению, не получается. Вы сказали, что Россия – на Кресте. Много негативного нас сегодня окружает, но ведь часто через этот негатив проступает и большая радость. У наших читателей сегодня тоже радость – радость общения с вами, радость слышать ваши слова надежды и веры, которые вы так щедро дарите нам всем!

– Спасибо за такие слова, вы мне просто прибавили сил и хорошего настроения! Спасибо!