«Благословен еси, Христе Боже наш, Землю Российскую Крещением просветивый, людем ея ниспослав Духа Святаго, ихже и ко спасению приведый, Человеколюбче, слава Тебе…»
Тропарь службы Тысячелетия Крещения Руси
Мы вспоминаем сегодня о торжествах 1000-летия Крещения Руси, которые проходили в Советском Союзе 30 лет тому назад, в 1988-м году. 12 июня 1988 года явилось, на мой взгляд, кульминацией праздника, когда под открытым небом Московского Свято-Данилова монастыря совершалась Божественная литургия Предстоятелями Поместных Православных Церквей, сонмом духовенства в присутствии множества молящихся и гостей, прибывших в Москву на Торжества 1000-летия.
Лавра – некое центральное место нашей Церкви, здесь совершалось все самое значимое
Для меня лично все началось несколько раньше. Дело в том, что мой отец – Владимир Романович Бульчук – пел в знаменитом хоре Троице-Сергиевой лавры архимандрита Матфея (Мормыля). Этот год, 1988-й, наверное, являлся самым ответственным для этого лаврского коллектива, ведь все основные события Торжеств 1000-летия пришлись на лавру преподобного Сергия. Нам все время, с самого детства, казалось, что так должно быть всегда. Лавра – некое центральное место нашей Церкви, здесь совершалось все самое значимое. Здесь отмечались торжественные и важные церковные даты, проходили съезды и конференции, торжественные, неповторимые по красоте и духовной наполненности богослужения, проводились экскурсии для иностранных гостей, сюда постоянно приезжало множество боголюбивых паломников. Так было всегда, особенно ничего не изменилось и в год 1000-летия Крещения Руси. Но заключительный, финальный, так сказать, аккорд празднеств состоялся все же в столице – в Даниловом монастыре. Мы, конечно же, слышали о грандиозных работах по возрождению этой некогда славной Московской обители, о личных беспримерных трудах архимандрита (ныне – митрополита Владимирского) Евлогия (Смирнова), первого наместника монастыря, который, по благословению Святейшего Патриарха Пимена, смог в кратчайшие сроки преодолеть «мерзость запустения» и возжечь лампаду монашеской молитвенной жизни у мощей преподобного Даниила Московского, славного заступника и молитвенника Москвы. Чего все это стоило в те, тогда еще советские, годы, наверное, уже не узнает никто! Но Господь судил торжественно провести эту Божественную литургию 12 июня 1988 года именно здесь, в Свято-Даниловом монастыре, на Соборной площади обители.
Морозная Пасха 1988 года
Собор был полон Пасхальным ликованием, чувством Всепобеждающей Жизни
Я заметил выше, что все началось несколько раньше, а что же началось тогда, в далеком уже 1988-м году? В этом году, в апреле, на Пасху, я пришел из армии, отслужив срочную службу на Дальнем Востоке. И уже эта ночная Пасхальная служба – в лаврском Успенском соборе – явилась как бы началом торжеств Тысячелетия Крещения Руси. Прекрасно помню до самых мельчайших моментов все богослужение. Наместник Троице-Сергиевой лавры, архимандрит (ныне – митрополит Тульский и Ефремовский) Алексий (Кутепов), известный своей любовью к богослужению и церковному пению, в эту Пасхальную ночь служил особенно собранно, сосредоточенно и торжественно. Он задавал тон всему – и прихожанам (в Успенском соборе и в самой лавре в эту ночь находилось громадное количество молящегося народа), и хору, и служащему духовенству. Прекрасно помню, как он громко, отчетливо руководил каждением на Пасхальной утрени, вызывал диаконов, делал замечания или какие-то подсказки священникам. И, конечно же, громкое, торжествующее, ликующее «Христос Воскресе!», с громогласным отзывом всей массы прихожан – едиными устами – «Воистину Воскресе!» И древний собор был полон этим радостным гулом, полон Пасхальным ликованием, неистребимым чувством Всепобеждающей Жизни.
Было холодно, в то время собор был еще зимним (отопление и теплый пол – это все сделано совсем недавно, несколько лет назад), перед ночной Пасхальной службой его тяжелые дубовые двери открывали на целую неделю, и так, открытым (только решетчатые узорные дверцы внутри были сомкнуты), собор «дышал», готовился принять молящихся в Пасхальную ночь.
Как правило, если Пасха ранняя, в Успенском соборе молиться в Пасхальную ночь можно было только отважным прихожанам: нужно было обязательно подготовиться, одеться соответствующим образом: за три-четыре часа стояния на ногах, бывало, промерзал насквозь!
Но и в этом было нечто свое, настоящее, подлинное! Подлинным было и эхо, бесподобное акустическое эхо старинного храма, когда даже самый слабый голос священника-старца на солее раздавался гулко и звонко и доходил до любого уголка собора. Я уж не говорю про хор отца Матфея (Мормыля): его пение, подобно волнам, накрывало буквально «с головой». А те, кто стоял рядом с клиросами, физически ощущали эти густые волны звука – мощные, плотные, но мягкие и ласковые. Кстати, об этом вспоминал заслуженный профессор Академии Константин Ефимович Скурат. Отдавая дань памяти отцу Матфею, он как-то выразился, что опытно, на себе испытал, что такое «овеществленный звук», способный даже сдвинуть человека с места.
И вот, в таком холодном, еще недавно великопостном (даже не везде успели заменить синие лампадные стаканчики на красные) соборе идет Пасхальная Божественная литургия… В памяти воскресает Херувимская песнь: под звуки Божественной мелодии медленно движется духовенство – монахи в пасхальном, красном уже (после белого) облачении. Лица сосредоточенные, истонченные постом и холодом, у многих – пар изо рта. И вот появляется наместник, архимандрит Алексий, с Дарами, перед ним – протодиакон Владимир Назаркин, наш главный лаврский протодиакон, с неповторимым тембром голоса, грустным и торжественным. Еще в ушах звучат торжественные гимны преподобного Иоанна Дамаскина, возгласы «Христос Воскресе!», но литургия идет своим чином, строгим, последовательно-собранным. А внутри ты радостно ощущаешь: это все равно уже Пасхальная литургия! Пасха наступила, обновление Жизни произошло, самое главное в этом году случилось – Пасха Господня!..
У меня чудом осталась звуковая запись этой ночной Пасхальной службы, явившейся прологом к моему восприятию Торжеств 1000-летия Крещения Руси. И когда слушаешь сегодня эту запись, ты снова мысленно возвращаешься туда – на тридцать лет назад, и молитвенная радость той Пасхи, того богослужения буквально выплескивается на тебя, как будто время не властно над этим воспоминанием и этой записью!
Наместник читает «Слово Огласительное» святителя Иоанна Златоуста… Какой же это момент в Пасхальном богослужении! И как читает! Слова, как будто из чистого золота, сверкают и летят золотой россыпью в толпу молящихся… Он не просто читает – он кричит, сотрясает воздух и самые сердца прихожан и всех, кто пришел на этот «пир веры»: «Смерть, где твое жало?.. Ад, где твоя победа?.. Воскресе Христос – и мертвый ни един во гробе!..» В храме, у самого клироса, где я обычно стою на Пасху, находилось множество гостей, некоторые из них были далеко не воцерковленными людьми. Но как они стояли! Как они слушали это чтение, это пение!.. Как они реагировали на все происходящее! И неудивительно! С самого начала и до самого конца богослужения как будто искры высокого напряжения пронизывали буквально всех; я свидетельствую, это не мое только мнение, – так было всегда в лавре, сколько я себя помню. А в Пасхальную ночь, да еще в Пасху Тысячелетия Крещения Руси – это чувствовалось с особенной силой.
Все было по-настоящему
Если бы Церковь была «не настоящая», неужели светские власти стали бы с ней бороться
Когда сейчас размышляешь над этой датой и задаешься вопросом, чем явилось Празднование 1000-летия для мира светского, – думается, прежде всего, вот этим: возможностью постижения жизни Церкви. Хотя, как мне кажется, любой советский человек всегда мог открыть для себя церковную жизнь. Стоило только переступить порог храма – и ты попадал в настоящую духовную лечебницу, в мир иной, исполненный Божественной силы и премудрости. В те годы, когда государство вроде бы перестало проводить открытые гонения на Церковь, но от «закрытых» еще не отказалось, Церковь жила своей повседневной жизнью, но, на мой взгляд, жила без оглядки на светский мир. Она совершала свое служение со всей самоотдачей, служа Богу Истинному, приводя людей к вере, воспитывая в людях страх Божий и любовь ко Христу. Церковь казалась многим чем-то непонятным, чем-то иным, особенным, но этим она и была хороша. Господь и сказал, что Его Царство не от мира сего (ср. Ин. 18, 36), и этого Царства активно искали и люди думающие, и интеллигенты, и простецы, и просто обычные советские граждане, разуверившиеся в лозунгах и «линии партии», захотевшие познать подлинный смысл жизни. Они приходили в храм – и встречали, прежде всего, братьев и сестер по вере. Если повезет – хорошего, доброго батюшку, который объяснял, что и как нужно делать, готовил к Крещению, потом помогал делать первые шаги, наставлял, ободрял… В этом не было ничего громкого, показного, пафосного. Но все было по-настоящему. А разве могло быть иначе? Если бы Церковь была «не настоящая», неужели светские власти стали бы с ней бороться: срывать крестики с детей на физкультуре, запрещать посещение богослужений, высмеивать «темных верующих», прорабатывать их на собраниях?.. Люди инстинктивно чувствовали правду Церкви, и уж если приходили в храм, значит, была ими проделана огромная работа, произошло переосмысление жизни. Значит, иначе было просто невозможно!
Но я увлекся и отошел от темы… Конечно, это мысли сегодняшние. В те же годы (помню еще ребенком) ты искренне гордился своей Церковью, православным богослужением, его красотой и значительностью, торжеством Пасхи и других церковных праздников. Никогда не забуду, как на Успение наблюдал за случайно зашедшими в собор во время всенощной «туристами»: предстоятель совершал каждение храма, а хор отца Матфея пел величание Празднику. Солист на фоне хора, протоиерей (приснопамятный архимандрит) Владимир Кучерявый, перекрывая своим голосом богатейшего тембра громадный хор, выводил: «… и всеславное славим Успение Твое». Эти случайно зашедшие в храм «туристы» просто оцепенели. Они смотрели во все глаза и слушали так, что, казалось, мысленно растворились в своих новых впечатлениях! А в моем сердце были радость и торжество оттого, что Церковь жива, она служит, и поет, и молится!.. И пусть там, за стенами лавры, жизнь советская, пусть там нас не любят и не понимают, но вот он – наш настоящий мир: яркий, громкий, торжественный, искрящийся светом и добром, любовью и совершенством! И эти люди, вернувшись из храма, думал я, обязательно расскажут (вернее, попытаются рассказать) другим, что они видели и слышали здесь, в лаврском соборе. И что они тут получили… Чем не аналогия с посланцами князя Владимира, которые были поражены греческим православным богослужением в Святой Софии? Я уверен, что так наша Церковь и завоевывала этот советский, чуждый по идеологии, мир. Но совершалось это, конечно, постепенно…
Церковь наша «победила мир», выстояв в страшные годы гонений
Завершая рассказ о Пасхальной ночи 1988 года в лавре, нельзя не вспомнить прочитанное наместником Пасхальное Послание Святейшего Патриарха Пимена. Именно тут прозвучало, что «мы начинам светлые юбилейные торжества по случаю Тысячелетия Крещения Руси». Как это сразу же отразилось на всех нас, стоящих в храме. Какой же милости сподобил Господь, думалось тогда, что ты живешь в это время! Еще раз внимательно всматриваясь в прошлое, пытаешься честно ответить самому себе: в чем же заключалась главная радость торжеств? И я могу со всей ответственностью сказать, что для меня она была в ощущении, что Церковь наша «победила мир». Победила не с оружием в руках: выстояв в страшные годы гонений, в последующие «годы застоя», она пронесла в себе некий Божественный залог и «донесла» его до этого года – года торжеств. А теперь мир – чуждый, советский, серый, недружелюбный, формализованный, изгнавший Бога и все духовное и святое – увидел Церковь и Свет Христов своими глазами. Осознал, что она рядом, не удалось ее ни уничтожить, ни загнать в подполье, ни вынудить изменить себе, – наоборот, она пришла к своей славной дате и приглашает праздновать с собой вместе всех, неважно, верующий ты или только еще на пути к Богу!
Такой же гордостью и победным чувством исполнялось сердце, когда в некоторых редких радиопередачах ты слышал, например, что-то о Церкви, о Боге, о русской духовной культуре. Телевизора у нас в семье не было, но радио слушали много, и вот как-то, помню, бабушка зовет послушать: передают по одной из центральных программ «Легенду о 12 разбойниках и иноке честном Питириме»… Мы слушали, затаив дыхание: «Сам Кудияр в монастырь пошел – Богу и людям служить…». Как же это необыкновенно! На советском радио – и такие слова! И душа трепетала в предчувствии чего-то большего, еще более значимого, уже скорого!.. Как же – ведь год-то какой: 1000-летие Крещения Руси!
В лавре
Чтобы описать торжества, начавшиеся в лавре в июне 1988 года, потребуется очень много времени. Память все сохранила. Но вот только момент: прославление новых святых в Трапезном храме Троице-Сергиевой лавры… Папа почти каждый день делился своими впечатлениями от заседаний Поместного Собора, ведь хор отца Матфея сопровождал их своим пением. Теперь, когда смотришь на «Ютубе» полную запись этого заседания, на котором были прославлены новые святые, в том числе Игнатий (Брянчанинов), Феофан Затворник и Ксения Петербургская, все происходящее кажется каким-то нереальным. Как- будто это было до революции, а не 30 лет тому назад: посмотрите, какие лица у архиереев! Как совершается чин прославления! Как поет хор! И при этом – удивительная внешняя скромность, даже какой-то излишний аскетизм во всем… Когда сегодня слышишь словосочетание «советская Церковь», невольно думаешь: вы не знаете, о чем говорите! Эта Церковь никогда не была советской, она всегда жила Христом и совершала свое служение совершенно свободно, несмотря ни на какие гонения!
Владыка митрополит Ювеналий читает фрагменты жития… Помню, как поразил меня тогда контраст между житием и строчками тропаря только что прославленной святой – Ксении Петербургской. Вот владыка говорит, какие страдания, издевательства, раны и болезни претерпела в своем земном странствовании блаженная Ксения, а вот – лаврские монахи несут ее впервые написанную икону, и звучат слова вновь написанного ей тропаря. И какие слова, какие контрасты: «Нищету Христову возлюбивши, безсмертныя трапезы ныне наслаждаешися, безумием мнимым безумие мира обличивши…». И опять – радость и чувство победного торжества и гордости за ту Церковь, в которой ты вырос, которая тебя воспитала и охраняла, который ты остался верен даже до этого торжественного ее дня.
Казалось тогда, что больше не повторится ничего плохого, постыдного и нелепого в отношении Церкви и верующих. Подобное чувство, пожалуй, можно ощутить еще, просматривая хроники Дня Победы, когда радовались истинно религиозной радостью. Ведь это не было просто торжеством победителей или каким-то чувством гордости за достигнутый результат – нет, это была духовная радость любви, преодолевшей ненависть. Радость оттого, что Свет победил Тьму, что больше уже не будет страшной, темной, злой силы, что впереди – только отрада, мир и успокоение. Пожалуй, даже чувство было, что и смерти больше не будет… Не знаю, я чувствую именно так.
И вот, придя вечером домой, папа сказал, что завтра, 12 июня, есть возможность поехать на автобусе, вместе с хором отца Матфея, в Московский Свято-Данилов монастырь на литургию под открытым небом.
Прекрасно помню этот пасмурный день 12 июня… Мы стояли у подножия лаврской колокольни – среди нескольких семинаристов и монахов, еще был отец Матфей (Мормыль): ждали, пока соберется весь состав хора. Автобусов было, по-моему, два. Большие «Икарусы», в которые и поместился весь хор. Отец Матфей бодро и громко руководил всем процессом: как всегда, успевал и шутить, и подбодрить кого нужно, на все у него было готово меткое замечание, какое-то особенное слово…
Мы разместились с ним в одном автобусе. Это и вправду незабываемо: выезжаем из лавры, из Успенских ворот, и отец Матфей дает команду начинать петь тропарь преподобному Сергию. И из недр нашего автобуса мощно раздалось: «Иже добродетелей подвижник…».
Сегодня много говорят и пишут о хоре Троице-Сергиевой лавры, о манере его исполнения, о том впечатлении, какое производит на слушателей пение этого хора… Но вот прошло 30 лет: я помню со всей отчетливостью, что это и пением нельзя было назвать в строгом смысле, – это была настоящая стройная волна молитвы. Невольно вспоминаются слова выдающейся нашей певицы, которые она произнесла в некрологе на кончину отца Матфея: «Под его руководством и камень начинал петь…». Конечно, это образ, но его можно вполне применить и к конкретике: как-то наши сердца сегодня окаменели, причем настолько, что не рождается в них искренней молитвы. А без молитвы сердечной, как учат святые отцы, не получится ничего доброго и вовне. Все эти люди, которые ехали с нами в автобусе, братия лавры и учащиеся Московской духовной академии, члены хора отца Матфея, были объединены общим духовным порывом и любовью к Богу, к преподобному Сергию. Лавра на протяжении десятилетий унылого советского безверия и духовного безразличия сохраняла внутреннее горение веры, и этот светильник, зажженный у мощей аввы Сергия, как бы бережно несла в столицу, чтобы возжечь лампаду в еще одной древней нашей обители – Свято-Даниловом монастыре.
Пение продолжалось, окутывая всех волнами таких знакомых, с детства близких и родных песнопений. Вот скрылись из глаз лаврские стены, отзвучал тропарь Пресвятой Троице, началась репетиция праздничных песнопений, посвященных Тысячелетию Крещения Руси.
Еще раз мы вспомнили преподобного Сергия, проезжая древний Радонеж, и вновь раздались слова молитвы: «От юности восприял если Христа…». Парадоксальность всего происходящего усиливалась тем, что ведь время-то было еще советское! Представьте себе автобусы, едущие по Ярославскому шоссе, из окон которых громко раздается церковное пение! Многие оборачивались, останавливались как вкопанные, смотрели вслед, провожая глазами. А у многих, наверное, это была, возможно, первая возможность прикоснуться к частичке лаврской жизни, лаврского богослужения. Слишком тогда все было камерно, слишком всего было мало, и так хотелось, чтобы услышало это пение больше людей! Ты мысленно просил водителя не спешить, а когда останавливались на светофорах, невольно обращал внимание на удивленные и радостные взгляды, обращенные в нашу сторону.
Литургия в Даниловом монастыре
Отдельного рассказа заслуживает литургия под открытым небом на Соборной площади Свято-Данилова монастыря. Я стоял напротив собора Отцов семи Вселенских Соборов, среди гостей и паломников. Подробности рассмотрел только сейчас, по прошествии тридцати лет, благодаря размещенному в Ютубе ролику о торжествах Тысячелетия. Но помнится, что литургия прошла на одном дыхании. Это было подлинное церковное торжество! Но, несмотря на обилие иностранных гостей и Представителей Поместных Церквей, которые принимали участие в общем богослужении, на мой взгляд, все было каким-то камерным, своим, настоящим и церковным. Когда сегодня внимательно просматриваешь эту видеозапись, обращаешь внимание на то, что даже милиции как-то нигде не видно. А народ, самый разный по внешнему виду, объединен главным. И понятно, что «случайных» совсем людей тут нет: все собрались по зову сердца, все понимают, что совершается рядом!
Детали этой почти трехчасовой трансляции можно рассматривать до бесконечности: конечно, они возвращают к воспоминаниям о той жизни, когда все мы были моложе, чище, радостнее, возвышеннее. Но не только это: на видеозаписи запечатлены лица, которые для тебя сегодня как бы остались в вечности именно такими навсегда! Вот начало литургии: ты видишь совершающих проскомидию троих священников – архимандрит Стефан, архимандрит Наум и игумен Вадим… Какие у них лица! Это же просто ангелы! И как они прекрасны, молоды, одухотворенны!..
А вот камера приближает лица певцов хора отца Матфея: это просто люди другой духовной эпохи – они сами творят эту эпоху и саму церковную жизнь. С каким сосредоточением и серьезностью они поют эту главную в их жизни литургию!.. А всмотримся в лица предстоящих Престолу архиереев и священников, Предстоятелей Поместных Церквей, прибывших на торжества: все они пребывают на духовном небе, все молитвенно устремлены горе, и даже странно, что камера присутствует где-то рядом. Создается впечатление, что ты случайно подошел поближе и «подсмотрел» все это со стороны сам.
И, конечно же, кульминационный момент литургии – Евхаристический канон, когда вдруг над всей площадью зазвучали возгласы нашего Первосвятителя, Святейшего Патриарха Пимена.
По болезни Святейший находился во время службы на крыльце настоятельских покоев. И только сейчас, когда совершается «святая святых», все присутствующие услышали его голос (а камера и приблизила к нам его лицо). Проникновенные слова молитв, слезные прошения старца-Патриарха, усиленные микрофоном для всех присутствующих на соборной площади Свято-Данилова монастыря, этот голос – трагический и серьезный, просящий и утверждающий свои прошения, – это останется и осталось уже на всю жизнь, думаю, не только со мной, но и со многими, кто побывал тогда на этом богослужении 12 июня 1988 года.
Ты чувствуешь, что Русь Святая жива, что наши святые и молитвенники – рядом с нами
Звучит голос Патриарха Пимена, а на его фоне – ангельское пение хора Троице-Сергиевой лавры под управлением архимандрита Матфея (Мормыля). И этот дуэт (если можно так выразиться), знакомый с ранних детских лет по лавре, будучи перенесен сюда, в столицу, создает неповторимую картину ощущений. Ты ощущаешь себя дома: одновременно и в лавре, и в новооткрытой обители святого благоверного князя Даниила. Рядом с тобой – написанные совсем недавно образы новопрославленных святых, ты слышишь звон колоколов монастыря, который совсем недавно лежал в руинах, а сегодня привлек столько тысяч паломников! Ты ощущаешь, что Господь простил нам страшные грехи безбожия и забвения, что нам дается возможность все изменить, стать лучше, переосмыслить свою жизнь. Чувствуешь, что Русь Святая жива, что она начинает вновь возрождаться, что наши святые и молитвенники – рядом с нами, они умолили Господа и Пресвятую Богородицу, и мы вновь имеем возможность ощутить, что такое «небо на земле»!
Я благодарю Бога за то, что пережил эти священные моменты, что стал современником этого, уверен, не осознанного и не осмысленного нами до конца события – Тысячелетия Крещения Руси. Оно не было лишь церковным событием или церковным торжеством. Уверен, что торжества Крещения явились новой точкой отсчета для всей духовной жизни России.
Сегодня, вспоминая все это и многое-многое другое, связанное с Церковью 1990-х годов, удивляешься милости Божией и Божиему долготерпению. И веришь, что Россия есть «удел избранный», потому что «хранит веру Православную». А в православной вере – утверждение России.