Современный мир практически не оставляет нам возможности вести спокойный и размеренный образ жизни, основательно и вдумчиво подходить к повседневным занятиям, словам и поступкам. Скорость – вот девиз века сего, настойчиво принуждающего каждого постоянно спешить, чтобы соответствовать некоему умело всем навязанному стандарту поведения жителя Земли XXI века, долженствующего обязательно быть динамичным.
Бесконечная суета, особенно заметная в больших городах, находит отражение в сверхбыстрых ритмах современной популярной музыки, которыми заполнены общественные пространства. Совсем иному жизненному строю соответствовала народная русская песня. Еще каких-нибудь 50 лет назад ее можно было услышать не только со сцены или в телерадиоэфире; она была органичной частью любого семейного праздника и просто дружеского общения. Эта давняя традиция, в которой проявлялся не только стиль отношений, но и лучшие черты нашего национального характера, сегодня, увы, почти утрачена.
Сегодняшняя наша гостья – профессиональный музыкант, участница фольклорного творческого коллектива, которая не просто сохраняет народную песню, но и стремится возродить потребность в ней у наших современников.
Фольклорный ансамбль «Камышинка» на Красной площади 9 мая
– Анна, расскажите, как у вас возник интерес к народной песне?
Поют бабушки и поют. А что и о чем они поют – несущественно. Мы же профессионалы, что нам эти бабушки?
– Путь был долгим. Ещё учась в музыкальном училище, мы ездили в фольклорные экспедиции. Они больше были туристическими, с массой приключений. Привлекал сам процесс: уехать куда-нибудь в глубинку, ночевать в палатке, общаться с местными жителями… Фольклор присутствовал постольку поскольку: поют бабушки и поют. А что и о чем они поют – несущественно. Мы же профессионалы, сами всю музыку знаем, что нам эти бабушки?
В училище при консерватории я поступила на исполнительский факультет, готовилась стать пианисткой. Но в какой-то момент поняла, что не могу больше вынести конкурсную гонку, и перешла на теорию музыки, где все так спокойно – студенты тихо занимались историей музыки, писали работы, слушали произведения разных композиторов. Хотелось знать о музыке всё: о том, как она устроена, зачем существует на свете, все самые сложные симфонии, оперы…
Потом поступила в консерваторию на историко-теоретический факультет. Музыкальный фольклор изучается в консерватории только один год – на первом курсе. На каждую тему давалась гора книг, и эти книги было читать очень сложно.
Анна Утешева – Знакомство с фольклором сводилось только к теории?
– Нет, в конце первого курса у студентов консерватории обязательная практика – экспедиция для сбора фольклорного материала. Я было приободрилась: опять будет веселье. Но веселья, когда мы поехали в экспедицию, не было совсем. Требовалось с утра до вечера работать: утром записывать коллектив народных исполнителей, а вечером расшифровывать записи. Даже не всегда можно было сходить на речку… Решила про себя: никогда больше не поеду в эти экспедиции, никогда не буду заниматься фольклором – это же невыносимо. Но в итоге за компанию с подругой тем же летом поехала во вторую экспедицию, в Краснодарский край. Жара – за сорок, огромное количество работы, песни на суржике, которые очень трудно было понимать и записывать. Работали мы с коллективом местных исполнителей из 15 человек, которые пели громко, хорошо, с душой, хотели поразить слушателей, но после нескольких часов такого слушания мы практически падали в обморок. Через несколько дней поехали в районный центр, в станицу Каневскую, где проходил фольклорный фестиваль. Такого я, москвичка, ещё ни разу не слышала и не видела.
– Что именно вас удивило?
– Собрались люди разных поколений – молодые, среднего возраста, пожилые. И все поют. Не только на сцене, в народных костюмах, но и в обычной жизни, в быту. Могут просто встретиться на улице, у пруда, встать в кружочек и начать петь. И поют, прежде всего, мужчины! Это пение всколыхнуло во мне что-то, таившееся в глубине сердца, разбудило. С тех пор я фольклором «заболела».
Это пение всколыхнуло во мне что-то, таившееся в глубине сердца
– Что изменилось в вашей жизни после этой встречи с настоящей народной песней?
– Новичка в фольклоре сразу видно, потому что у него блестят глаза, ему все время хочется петь, но при этом мало что получается. Это сродни чувству сильной влюблённости. У меня была такая же лихорадка год, может быть, два. Окунаясь в мир фольклора, ты начинаешь наполнять свою жизнь народными песнями, следишь за народным календарем, праздники которого, как правило, неразрывно связаны с календарем церковным. Появляется много друзей-единомышленников. В городе люди разобщены, а тут вдруг появляется ощущение сплоченности: если ты можешь с этим человеком спеть, значит, ты можешь обо всём с ним договориться.
– Любой человек может петь народные песни? Насколько для этого важны природные вокальные данные?
– Петь может любой. Главное – желание. Практика показывает, что через несколько лет, начинают хорошо, чисто интонировать даже те, кто изначально не имел никаких данных. Голос можно натренировать. Важнее, чтобы был слух и умение ладить с другими не только по характеру, но и в пении. Лад – очень важное понятие в музыке.
– Что помогло на практике осваивать народное пение?
– Я пришла в фольклорный ансамбль «Камышинка». У нас уникальное творческое сообщество, которое сложилось на базе научной деятельности лидера коллектива – Андрея Сергеевича Кабанова. Он – известный собиратель и исследователь русского фольклора, основатель уникального направления в науке – практической фольклористики, еще в 1980-е годы создавший фольклорный ансамбль при НИИ Культуры (позже РИК), где тогда работал. Ансамбль был полем экспериментальной деятельности по сохранению традиционной культуры в современном городе. Главной задачей тогда считалось воссоздание условий, в которых органично существовали бы народные песни. Прежде всего, это пение на улице. Вторая задача ансамбля была просветительская: заинтересовать, привлечь в ансамбль новичков, показать настоящую традиционную песню, в первую очередь протяжную, привить любовь к фольклору и научить петь. Научную базу ансамбля составлял огромный архив, собранный А.С. Кабановым за 1960–80-е годы. Он использовал метод многомикрофонной записи – голос каждого из участников ансамбля народных мастеров записывался на отдельный микрофон и отдельную пленку. Получались уникальные материалы, позволяющие услышать, а затем положить на ноты мелодическую линию каждого певца в отдельности в ансамбле, состоящем из 4–8 человек. Все это подробно описывалось А. С. Кабановым в десятках научных статей.
В 2000-е годы коллектив НИИ Культуры трансформировался в фольклорный ансамбль-лабораторию «Камышинка». Название происходит от протяжной песни донских казаков «На речке Камышинке» о походе Ермака Тимофеевича, которая стала своеобразным гимном фольклорного движения.
– На ваш взгляд, насколько сегодня востребован народный фольклор?
– Мне кажется, что фольклор востребован всегда. В жизни каждого человека наступает время поиска смысла жизни, своих корней. И именно через песню приходит осознание своей принадлежности к народу, стране, культуре. Например, у меня корни южно-русские. Когда я вдруг услышала южно-русскую песню, встала в круг, стала её подпевать и приплясывать, вдруг что-то внутри всколыхнулось, глубоко, на уровне генетической памяти. Народная песня настолько «цепляет» – ты точно знаешь, что это твоё, и никуда от этого уйти уже не можешь.
Именно через песню приходит осознание своей принадлежности к народу, стране, культуре
– Вероятно, способность ощутить свою причастность к народной культуре – все же удел людей зрелых?
– У всех это обращение к истокам случается в разное время. По моим наблюдениям, в основном после 40. Бывает позже – многие народные исполнители вступали в пору творческого расцвета после 60. Но к нам в коллектив приходит и молодёжь. Наша методика позволяет запеть любому человеку, потому что в коллективе всегда есть ядро, состоящее из участников, которые давно поют и хорошо знают песни, и второй круг – из новичков, которые вовлекаются в это песенное действо. Мы очень плотно работаем с архивами А.С.Кабанова. Продолжаем ездить в экспедиции – за общением, искренностью, за живым местным «говором», хотя говор мы не стремимся копировать, потому что это невозможно. Теперь наш ансамбль не только сохраняет традиционную культуру в современном городе, но и стал лабораторией практической фольклористики. С угасанием песенной традиции «на земле» коллектив является ее временным носителем, точнее – «переносчиком».
– В радио и телеэфире народная песня сейчас почти не слышна. Иногда кажется, что музыкальный вкус наших современников настолько испорчен «попсой», что настоящее народное творчество ими уже просто не воспринимается...
– Для того чтобы песни вновь зазвучали в тех местах, где они когда-то были записаны, мало привезти диск или книгу в местный отдел культуры. Необходимо вести работу с местными жителями – это могут быть концерты, лекции-беседы или просто встречи. Именно непосредственное живое общение способно увлечь местных жителей, в том числе и молодых, их традиционной культурой. Не секрет, что люди очень ревниво относятся к тому, что приезжают «чужаки», москвичи и исполняют песни, которые лет 20 назад еще пели их родные бабушки. Наша задача – побудить соотечественников осознать народную песню как важную часть собственной культурной идентичности, заинтересовать людей традиционной культурой, а затем предоставить материал для развития песенного, хорового творчества с друзьями и соседями. Глобальная задача – «посадить» песни заново в землю, где они ранее произрастали.
Глобальная задача – «посадить» песни заново в землю, где они ранее произрастали
– Существуют какие-то специальные методики решения этой задачи?
– Чтобы «зацепить» людей, можно действовать по-разному. Хорошо спеть, чтобы слушатели прониклись, или, наоборот, плохо спеть, чтобы они сказали: «как наши песни исковерканы, надо нам самим их исполнять». Важно, чтобы люди создавали свои ансамбли, сами или под руководством специалистов, еще работающих в местных отделах культуры. Пока ещё не все отделы культуры выгнали фольклористов на улицу. К сожалению, сейчас происходит системное разрушение фольклорного сообщества, которое лишается государственной поддержки, помещений для репетиций, площадок для выступлений. Народная песня многим чиновникам кажется анахронизмом, несовместимым с современным образом жизни.
– Зимой ансамбль «Камышинка» ездил в Польшу на Рождественский фестиваль, где выступал с колядками. Насколько такое религиозное народное творчество интересно нынешним европейцам?
– Хочу подчеркнуть, что колядок очень много, и в основном они, конечно, с религиозной традицией не имеют ничего общего. Другое дело – исполнение Христославий, псалмов, духовных стихов. Это иной вид фольклора, более поздний, авторского происхождения, несомненно, пришедший из церковных песнопений. К слову, в Московской консерватории одна аспирантка защищала диссертацию по духовным стихам, и было очень интересно проследить, как церковные стихи перешли в фольклор и там прижились.
Вопрос отношения фольклора и христианства – очень сложный, многоплановый. К сожалению, в последние годы активно распространяется неоязычество, и то, что его адепты делают с народной культурой – ужасно.
– Чем опасна эта тенденция?
– Если раньше неоязычники умели только бить в бубны, то теперь успешно осваивают народный песенный репертуар. Они просто дискредитируют нашу традиционную национальную культуру, подменяя ее духовную составляющую своей, выдуманной, причем этой выдумке придается современный и привлекательный вид. Но это тема для отдельного разговора.
В Польше мы пели везде: на фестивале, в Варшаве, когда гуляли по центру города, а потом – в местном православном приходе. Воспринимали наши песни очень хорошо, хотя и как экзотику. Удивлялись, видя на нас русские народные костюмы, и не сразу догадывались, что они – именно русские. Варшавяне поражались, что в России традиция петь народные песни, носить народную одежду до сих пор живёт. Нас очень тепло принимали, когда мы выступали перед прихожанами православной общины в Варшаве.
– На что слушатели откликались больше всего?
– Слыша колядки, которые очень похожи у украинцев, белорусов, русских и поляков – тексты почти одинаковые, просто распевы немножко другие, – люди нам подпевали. Русские народные протяжные песни слушали с большим напряжением. Их действительно очень сложно воспринимать, тем более если ты не очень хорошо понимаешь русский язык. Сами-то наши соотечественники плохо понимают протяжные песни, потому что они сложные, длинные, а иностранцы – тем более. Зато когда мы исполняли русские романсы, было удивительно видеть, насколько аудитория на них отзывалась. Глаза слушателей забыть до сих пор не могу. Они пели вместе с нами, некоторые даже плакали. Общение было очень сердечным. В такие моменты осознаешь, что у наших славянских народов все же есть общий генетический код. Как бы нас не стремились поссорить, эта общность – кровная, культурная, духовная – всё равно рано или поздно проявляется.