О русской традиционной культуре (+ВИДЕО)

Фильм «О русской традиционной культуре» был снят во время поездки творческого объединения «Под Облаками» по деревням Онежского района Архангельской области в июле 2016 года.

«Под Облаками» – группа друзей, объединенных любовью к русской традиционной культуре. Основная цель ребят – приобщить как можно больше людей к родной, почти забытой культуре и тем самым вдохнуть новую жизнь в старинные русские песни.

Уже второй год подряд участники коллектива присоединяются к экспедиции волонтеров и семинаристов, которую организует Московский Сретенский монастырь в рамках проекта по восстановлению деревянных церквей Русского Севера «Общее Дело». Посещая труднодоступные деревни и села, расположенные вдоль реки Онега, участники коллектива «Под Облаками» устраивают концерты и вечерки для местных жителей и волонтеров, проводят мастер-классы и играют с детьми. Дополняя миссионерскую деятельность группы Сретенского монастыря, которую возглавляет иеромонах Ириней (Пиковский), и участвуя в соборных богослужениях, они стремятся обогатить непростой быт местного населения, а также воссоздать старинный уклад жизни русского человека, в котором было свое место и у молитвы, и у труда, и у песни.

​

В фильме отец Ириней, отвечая на вопросы, рассуждает о роли традиционной культуры в современной жизни русского человека и ее взаимоотношениях с православной верой.

– Отец Ириней, мы, творческое объединение «Под Облаками», уже второй год ездим с группой Сретенского монастыря на Русский Север. Скажите, а почему вы стали заниматься такими поездками?

– Как-то ко мне подошел заместитель редактора сайта «Православие.ру» и говорит: «Вот ты проводишь занятия с молодежью, читаешь лекции… Но это всё теория. А на Севере разрушаются деревянные храмы. Может, вам с молодежью поехать туда? Вот это будет практика». Мы и поехали.

– И сколько лет уже ездите?

– Этот год – шестой.

– В прошлом году вы нас в эту поездку позвали. Почему?

– Вас позвать тоже получилось спонтанно. Но нередко то, что спонтанно, оно и промыслительно. Встреча наша с вами произошла через знакомых, как это обычно бывает: я спросил у друга – друг спросил у подруги – подруга спросила у друга еще одного друга – и оказалось, что мы уже давно с вами в одном храме молимся. Так что вроде это какая-то спонтанная встреча. Но мне хотелось привлечь в наши поездки еще больше творческой молодежи, чтобы было больше песен, больше творческих программ. В итоге получилось, что мы органично друг друга дополняем. И который год наши совместные мероприятия – молебны и концерты в деревнях – воссоздают, как мне кажется, тот культурный и духовный фон жизни людей, который когда-то был здесь. И ребята, которые сегодня были в храме, это отметили: здесь время как-то быстро бежит. А быстро бежит, потому что всё органично, слаженно. Ты трудишься, ты молишься, ты отдыхаешь – и одно дополняет другое.

– Вы смотрели наши выступления «со стороны»: сидели в зале, наблюдали вечерки, которые мы проводили с местными жителями. Вы ведь заметили их реакцию? Как наши выступления на них повлияли?

Очень важно, чтобы старинные песни исполнялись молодыми: тогда и сами песни снова становятся молодыми

– Я не знаю, как повлияли, но то, что интерес был неподдельный, это факт. Особенно если учесть, что сейчас народная песня звучит редко. И даже люди среднего возраста, не говорю уже о молодежи, сами теперь поют мало. А поскольку в эти места редко кто приезжает, то, конечно, ваш концерт вызвал интерес. Может быть, больший интерес был у людей преклонного возраста – тех, кто эти песни знает, петь умеет и ценит. Меньший интерес у молодежи – подростков, студентов, – потому что они не знают этих песен, петь их не умеют… Но что очень важно: для многих стало открытием само новое явление этих песен в молодых лицах. Если бы приехали бабушки лет этак за 60, тогда было бы для всех понятно: приехал «антиквар» петь для «антиквара» – старушки для старушек. А тут появляется молодежь – ребята интересные, живые, веселые, увлеченные русской идеей, для которых она является не стариной, а свежей актуальностью. Они по-особому одеты: то они в костюмах, то в обычной «гражданской» одежде, и одно другому не мешает. То они с гармонью, то с балалайкой, то скрипочка даже заиграла, гитара – и оказывается, что эта песня живая! Да, есть песни более протяжные, и надо больше усердия приложить, чтобы их воспринять через призму окружающей тишины и мерной жизни. Но есть песни задорные, особенно плясовые, которые, мне кажется, вызвали неподдельный интерес не только у людей преклонного возраста, но у всех, кто был в зале. Потому что увидели эти песни в новом исполнении – в молодежном исполнении, и сами песни поэтому снова стали молодыми.

– А для себя вы узнавали что-то новое о фольклоре как явлении?

– Конечно, я интересовался фольклором как явлением. Более того, интересовался не только русским, но и славянским фолком. Ведь когда человек пытается смотреть на мир немножко шире, чем обыватель, он читает книжки по истории, об античности, о средневековой Руси, обо всём, что связано со славянской культурой, с церковнославянским языком, просто с русской культурой, – это всё интересно. И коль нам доводится читать памятники русского народного благочестия, разные сказания, повествования, а не только проповеди, в которых затрагивается русский быт, то, естественно, напрашивается вопрос: а из чего же он тогда слагался-то, быт? Он же слагался не только из какой-то кочерги и половника, не только из кастрюли и самовара – он слагался еще и из костюма, из домашнего убранства, из песни и пляски. Поэтому я для себя ставил задачу это всё изучить. И поскольку интерес этот у меня был еще, так сказать, на фоне – я занимался и ирландским фолком, и фолком балканским, то выходило, что я как-то даже через запад пришел к востоку. Потому что после этого я столкнулся с русским песенным фольклором.

– Скажите, пожалуйста, что для вас означают словосочетания «русский фольклор», «русская народная песня»?

– Мы любим почему-то сейчас употреблять иностранные слова, хотя на самом-то деле у нас своих хороших слов не меньше, если не больше. Ведь слова «фолк» или «фольклор» обозначают то же самое понятие, что и слова «народный», «народ».

Народная песня – это та, которая создана простыми людьми. И порой бывает создана коллективно: один написал, второй дописал, третий чуть изменил, пятый положил на музыку, шестой сплясал. В отличие от авторской песни, у которой есть один конкретный автор – «раскрученный», популярный, пользующийся именем, у которого порой имя идет впереди, а текст идет позади. Бывает ведь и так: открываем мы какое-нибудь произведение русской классики, даже если оно напечатано в трех- или пятитомнике, в собрании сочинений, и видим, что далеко не все стихи даже выдающихся авторов красивы и популярны. Но поскольку они принадлежат великому имени, мы эти стихи чтим. В народной песне совершенно обратная перспектива: прежде всего на первый план выходит сам текст, сама песня, а уж авторство остается позади. Кстати, отчасти это напоминает иконопись, потому что в древности икону не подписывали – важна была сама икона, а не тот, кто ее написал. Важен был мастер, мастерство, которое связывалось с вдохновением свыше. Иногда это были просто скопированные иконы – скажем, русская копия греческой иконы, а иногда – и авторские, но и их не подписывали, потому что считали: всё, что по Божиему вдохновению, Богу принадлежит.

Наверное, это характерно и для народной культуры, у которой нет авторства, но у которой есть некое народное вдохновение. Более того, ведь нередко именно народная культура становилась подспорьем, фоном и фундаментом, на котором отдельные выдающиеся личности создавали свои произведения: они черпали из народной культуры мотивы, они описывали народный быт и народную культуру в своих произведениях, и можно сказать, что этим они и вдохновлялись.

– Многие ученые-этнографы, да и люди, которые описывали старую русскую жизнь, жизнь крестьянскую, отмечали: раньше простые русские люди пели очень много и очень часто, и песня сопровождала их на протяжении всей жизни – от рождения до смерти. А сейчас не только в деревнях, но и вообще люди петь перестали. Как вы думаете, почему?

Жаль, что у нас не поддерживаются маленькие местные коллективы, которые придают особую индивидуальность городку или деревне

– Всё просто. И ваш вопрос сродни вопросу: почему уезжает народ из деревни? – Потому что двигается вперед научно-технический прогресс. И это очень помогает нам, с одной стороны, выстроить коммуникации с находящимися от нас на большом расстоянии родственниками и знакомыми, но, с другой стороны, как ни парадоксально, масс-культура уничтожает личность и ее неповторимую индивидуальность. И невыдающиеся способности меркнут на фоне отдельных «раскрученных» «звезд». С тех пор, как появился ксерокс, пропала каллиграфия, а с тех пор, как появилось радио, пропала народная песня. Потому что отдельные яркие образцы, которые стали транслироваться по проводам, а теперь уже по беспроводной связи, в эфире, конечно, заглушили творческое начало, те пусть несовершенные, пусть не до конца отточенные песни, которые были самобытными, рождались в той или иной деревне. И это естественный, к сожалению, процесс.

Но проблема в том, что, в отличие от таких стран, как Франция, у нас не поддерживаются маленькие местные коллективы, которые были бы приспособлены, предназначены для какой-то определенной местности, адаптированы к ней и создавали бы для этого места – городка или деревни – какой-то особый колорит, его индивидуальность и неповторимость. Когда я столкнулся с тем, сколько есть маленьких молодежных групп по французским деревням, меня, конечно, это поразило. Потому что там тоже есть радио, есть телевизор, есть ксерокс, но, тем не менее, народ сохраняет традицию индивидуального исполнения и не боится пробовать себя в том или ином жанре – или возвращаясь в эпоху ренессанса, или обращаясь к каким-то новым, авангардным жанрах. Но пробуют! Пробуют – и находят свою аудиторию. Пусть это будет аудитория не в 100, не в миллион человек, а это будет аудитория в виде одного какого-то клуба, но, по крайней мере, это уже лучше, чем дискотека, на которой крутят одну и ту же грампластинку по всей стране.

– Сейчас русский фольклор хранится в основном на пленках, в архивах и, конечно, уже отходит в прошлое. Скажите, современным людям нужно народное искусство? Есть сегодня потребность в фольклоре? Нужно ли рассказывать о нем? Нужно ли в принципе людям петь?

– Вопрос в том, как подать фольклор. А не в том, нужен он или не нужен. Если провести социологический опрос об отношении людей к передачам, которые транслируются по телевизору, то мы увидим, что чем дальше от больших городов, тем меньше индивидуального мышления: всё, что показывает «черный ящик», воспринимается как правда, или по крайней мере этому многие верят. Следовательно, повторюсь, вопрос не в том, нужен или не нужен фольклор, а в том, как его преподнести, кто будет преподносить и для кого будет преподносить. И если будет поставлена соответствующая большая государственная задача, то русский фольклор моментально получит распространение во всех школах России.

Конечно, мучает вопрос: а нужно ли? и насколько нужно? Но особенность современной жизни в том, что люди ищут чего-то новенького – порой, бывает, и на стороне, порой даже и среди того, что валяется под ногами. Ведь у нас типовая жизнь. А когда у тебя обставлены и кухня, и спальня мебелью из «Икеи», как у всех, когда у тебя такой же офис, как у всех, и специальность тоже незатейливая, типа «менеджер», как у всех, то хочется найти какую-то отдушину, чтобы отличаться от всех, перестать быть «офисным планктоном», который тысячами и сотнями тысяч штампуется в популярных коммерческих университетах. И вот этот поиск своей индивидуальности, самобытности может, конечно, увести и в Тибет, и на крайний Запад, в Ирландию например. Но может привести тебя как раз к своим собственным корням. И окажется: то, что когда-то сто лет назад пелось, интересно и сейчас.

Так что любое возрождение какой-либо культуры может найти свой спрос. Только стоит задача это правильно преподнести и сформировать свою аудиторию. Если есть энтузиасты, которым такое дело важно, то, думаю, они смогут найти свою целевую аудиторию в молодежной – и не только молодежной – среде.

– Русский фольклор складывался на протяжении столетий в среде православных людей, и, конечно же, Православие очень сильно на него повлияло. Но современные православные люди относятся к фольклору с некоторой настороженностью, считая, что очень многое сохранилось в нем от язычества. Как вы думаете, совместимо ли в современной жизни изучение фольклора, использование его в быту с полноценной православной церковной жизнью?

– Мне кажется, что здесь два вопроса и, соответственно, два ответа. С одной стороны, русский фольклор и православная культура, вернее, если говорить более узко, – церковная православная традиция и русская народная традиция, – конечно, не всегда совпадали. Надо быть честными: у русского народа сохранялись, со временем исчезая, но потом воскресая под совершенно другим «соусом», какие-то языческие и полуязыческие обычаи, скорее даже суеверия, и они в народной культуре сосуществовали с церковной культурой. И хотя нам кажется порой, что язычество древнее, чем христианство на Руси, но то, что мы сейчас видим и знаем как «исконные традиции», – это явно уж не IX и не Х век, это какая-то поздняя реинкарнация – XVIII–XIX веков, притом еще под влиянием – и довольно широким – извне: от Востока и до Запада. Так что народная культура – это более многогранное явление, чем церковная традиция, которая более архаична всегда, более прописана, у которой есть четко прослеживающаяся преемственность – и через книгопечатание, и через летописи, – которая имеет достаточно жесткие границы своих канонов. А у народной традиции каноны достаточно широкие, они не авторизованы, к примеру, Вселенскими соборами. Так что это два разных явления, которые порой соприкасаются, порой не соприкасаются.

Вопрос в том, кто и как будет сейчас народные традиции «реинкарнировать», воссоздавать. И если молодые энтузиасты будут подбирать такой песенный фольклор, который будет идти синхронно с православной культурой, тогда никто в этом не усмотрит ничего зазорного, и песня народная будет продолжать песню церковную. Если же, наоборот, тот или иной энтузиаст поставит себе за цель воскресить цыганские пляски или какие-то языческие суеверия, то это останется народной культурой, но ничего общего с православной культурой иметь не будет.

Но встает и другой вопрос: а можно ли сейчас дома, на кухне исполнять такую песню? Ведь в крестьянском быту 100 лет назад песни пелись не специально подготовленными людьми – не на эстраде, не в клубе или на каком-то празднике; они пелись во время работы, они пелись во время отдыха, просто от души. Идут по пашне жнецы – и поют песни, идут солдаты на фронт – поют песни, месит тесто женщина на кухне – поет песню… Это было как-то естественно, само собой. Так что если мы хотим сейчас воссоздавать или хотя бы поддерживать русскую культуру, надо повышать уровень песенной грамотности людей. Для начала – ликвидировать боязнь перед возможностью что-то самому попробовать. Вселить уверенность в наших сограждан, в своих товарищей, что у них всё получится, что это вовсе не сложно, надо только попробовать. Любая способность будет развиваться, ты обретешь индивидуальность, если ты что-то будешь пробовать, а не только съедать то, что тебе предлагают откуда-то «из-за бугра».

Но чтобы жизнь песни получила продолжение – и тут я выскажу свое субъективное мнение, – эта песня должна учитывать современные «технические условия». Ведь раньше песня сопровождала какой-то монотонный труд, а теперь, на фоне ускоряющегося ритма жизни, русская песня, наверное, должна измениться. Чтобы она, так сказать, попала в формат, чтобы на эту волну смогли настроиться молодые люди. Но это, повторюсь, мое частное мнение, я знаю, что люди, увлеченные русской культурой, захотят с этим поспорить. Это, знаете, как с церковнославянским языком за богослужением. Есть две точки зрения: одна – «надо всё перевести на русский язык, чтобы людям всё стало понятно», а вторая – надо всех обучить церковнославянскому языку, чтобы мы не изменяли свою традицию. Наверное, в отношении русского фольклора тоже возможны различные точки зрения, и каждый выберет ту, которая ему симпатичнее.

– Напоследок – пара слов напутствия нашему ансамблю. Что бы вы хотели нам пожелать?

Тот, кто популяризирует русскую народную песню, в первую очередь обогащает свою собственную душу

– Не падать духом, прежде всего, даже если что-то не будет получаться. Пробовать, пробовать! Я, видя, какие отклики находят ваши концерты здесь, в Онежском районе, уверен, что такие же будут в Пинежском районе, такие же будут в Плесецком районе… так же было и в прошлом году. У наших людей есть сейчас духовный голод. Духовный голод по тому, что мы называем своей культурой, по тому, что мы называем культурой в целом, и этот вакуум должен чем-то заполняться. И люди ищущие нуждаются в том, чтобы кто-то пришел и показал им, как этот голод можно удовлетворить. Так что вам не нужно ни в коем случае останавливаться, но – пробовать, экспериментировать, привлекать к себе как можно больше молодежи. Потому что очень нужны русские песни и пляски… – а я еще застал то время, когда в названиях коллективов были именно эти слова: «ансамбль песни и пляски», а не «шоу-группа», как сейчас любят называть исполнителей, – это иностранные слова, за которыми стоит совершенно другой фон и другое отношение.

Итак, нужно двигаться вперед. Но это движение такое, как в свое время говорил отец Георгий Флоровский: «Нам нужно совершать путь вперед – к отцам древности». Вот и у вас такая же дорога: совершать путь вперед, возвращаясь в старину. И чем более вы вашу программу сделаете, с одной стороны, доступной, с другой – интересной, тем большую получите пользу и для самих себя. Напомню слова из Древнего Патерика, написанного в Египте в IV веке, когда врач не пользовался шприцами и хирургическим ножом, а лечил мазями, которые втирал руками: «Врач, который умащивает тело больного мазью, сначала приносит пользу себе, потому что возливает масло сначала на свои собственные руки». И тот, кто популяризирует русскую народную песню, в первую очередь обогащает свою собственную душу, потому что сначала этой песней он наполняет свое собственное сердце, а потом уже от сердца глаголют его уста и он эту песню несет дальше, заряжая добрым и хорошим других. А когда песня добрая, хорошая, заряжающая на добро и любовь, у нее сто процентов будет светлое будущее.