О стороже Саше, колдунье и святом Николае

При соборе я жил три месяца, практически всю зиму. Был в моей биографии такой эпизод. Напротив входа в храм есть административное здание, в одной из комнаток которого, на втором этаже, я и обретался. Ходил на службы по утрам, потом шел работать на стройку. Возвращался уже по темноте, как раз поспевая к вечерне. Потом ходил на богословские курсы, организованные для желающих прихожан, слушал интересные лекции.

Расположен храм в середине кладбища, и дорога к нему идет между рядами могил слева и справа. Крестово-купольный трехпрестольный собор, выстроенный в так называемом русском стиле, роскошен. Это довольно внушительное здание, которое видно почти со всех улиц небольшого областного центра. Над куполами, покрытыми совершенно потемневшей от времени медью, возвышаются шпили с золотыми крестами. С востока к храму примыкают три полукруглые апсиды, а с запада – звонница. Особенно красив собор ночью. Звезд в небе над городом из-за повсеместно горящих огней почти невозможно разглядеть, но луна все-таки видна хорошо, и в ее свете храм сказочно красив. Еще прекраснее он в свете прожекторов выглядит во время снегопада. Как будто иллюстрация к сказке.

А вот сторожа снегопад не любили. Они ведь не только охраняли собор, но и чистили от снега территорию внутри ограды, весьма немалую. Механических снегоуборщиков тогда не было, и мужики утюжили асфальт скребками. Вечерами, когда в административном помещении никого не оставалось, мне скучно было сидеть в комнатушке, и я спускался к сторожу – пообщаться. Заодно брал в руки второй скребок, и вдвоем у нас дело шло пошустрее. Потом мы со сторожем пили чай в его каморке, разговаривали, и я уходил спать.

Сторожей было трое, они дежурили сутками, по очереди. Особенно близко я сошелся с Сашей. Это был высокий, крепкого сложения мужчина лет 45, черноволосый, смуглолицый, темноглазый, казавшийся воплощением душевного и физического здоровья. Он из всех троих был самым серьезным. Очень основательный такой человек, обычно немногословный. Все, что ни делал, – делал хорошо, снег убирал тщательно. Если, бывало, снегопад зарядит на всю ночь – он так и будет ходить со скребком до утра, пока не сдаст преемнику смену.

Чего в нем не было совершенно – это какой-то экзальтации, склонности к фантазии. У него был совершенно рациональный склад мышления

Так же старательно, как к работе, Александр относился к молитве. Вставал в комнатушке для сторожей с молитвословом перед иконами прямо, как солдат. Крестное знамение накладывал четко, поклоны делал, как положено, и правила никогда не сокращал. В это время, конечно, ему было не до разговоров, и я заходил позже. Мы ставили чайник, приятель доставал конфетки. И за чаем у нас шла беседа. Говорил больше я. Саша охотнее слушал. Чего в нем не было совершенно – это какой-то экзальтации, склонности к фантазии. Про веру он ничего не говорил, беседы на теологические темы не поддерживал. У него был совершенно рациональный склад мышления. Тем более интересным показался мне его рассказ.

Я знал, что у Саши двое детей. Зарплатка у него была небольшая. Священником становиться он не собирался. Спросил его как-то:

– Саша, а как ты тут оказался, почему работаешь при соборе, а не на заводе каком, где побольше платят?

Он задумался на минутку и ответил вопросом:

– Тебе с самого начала рассказать? Ну, слушай…

Я в свое время работал на часовом заводе, в гальваническом цехе. Производство вредное, да по молодости об этом не задумываешься, а зарплата была очень неплохая. Но от химии здоровье у меня пошатнулось. Да и пил я крепко тогда, честно скажу. В семье из-за этого скандалы, ссоры постоянно происходили. Нажил я язву. Однажды вечером открылось внутреннее кровотечение. «Скорая» увезла, меня откачали, полежал в стационаре. Но заболел я серьезно. Просто как будто сила из меня стала выходить, слабел день ото дня. В Бога я тогда не то чтобы не верил – не интересовался духовными вопросами абсолютно. Мама у меня верующая, в церковь на каждую службу ходит, а я маленький с ней в храме бывал, повзрослел – не стал ходить. Единственную молитву знал, бабушка в детстве научила – «Богородице Дево, радуйся».

Заболел я серьезно. Просто как будто сила из меня стала выходить, слабел день ото дня

Однажды ночью приснился мне удивительный сон. Пришел ко мне Николай Чудотворец. В зеленом облачении, с крестами на плечах – вот в точности, как на этой иконе. Говорит: «Саша, я тебе помогу. Но ты должен навсегда бросить пить и начать ходить в церковь». Проснулся я в изумлении. Никогда в моей жизни никаким чудесам места не было. И в сны я не верил, конечно. Но радость на душе, помню, была такая! С того дня я выздоравливать начал очень быстро. Через месяц где-то и следа от моей хвори не осталось. В церковь не пошел, но с питием завязал. Три года не пил.

Собрал я сорокалетний свой юбилей. Жена говорила, мол, 40 лет не отмечают – примета плохая. Но я в приметы не верю. Гостей было немного, человек десять. Друг детства, с которым не виделись долгое время, подарил бутылку какого-то шикарного коньяка с тремя звездочками. И так мне его захотелось попробовать, что прямо перед собой поставил на стол бутылку, чтоб другие не открыли. Жадность какая-то в душе проснулась, ни с кем делиться не хотел. Откупорил я бутылочку и плеснул в рюмочку грамм 50. Потом еще. Три рюмочки всего за вечер. Я их и не почувствовал.

А ночью у меня случился приступ. Тахикардия, пот холодный, руки-ноги затряслись, как в лихорадке. Увезли на «Скорой», попал в реанимацию… В этот раз влип я серьезней некуда. С работы уйти пришлось, по дому передвигался с клюшкой. Голова кружилась постоянно, таял я, как свеча. На неделе по два раза «Скорую» вызывали. Жена измучилась со мной. Попросил ее отвезти меня к маме на какое-то время. Честно говоря, не хотел умирать при детях. У мамы я лежал целыми днями, ни на что не было сил.

Болезнь меня настолько измучила, что решил я уйти из жизни. В загробный мир не верил, думал: убью себя, и все страдания окончатся. Вопрос встал только – каким способом. Повесился бы, но маму жалко стало. Она ж верующая, а самоубийц в церкви не отпевают, панихид по ним заказывать нельзя. И мама не просто потеряет сына, она ведь будет полагать, что я в аду буду мучиться вечно. Как ей с этим жить?

Болезнь меня настолько измучила, что решил я уйти из жизни. Думал: убью себя, и все страдания окончатся

И пришла мне в голову идея. Купить литр водки, выпить – и умереть… Пошел я по дому денежки искать. Тут посмотрел, там. И падает мой взгляд на стол, на котором Новый Завет мамин лежит открытый. Подхожу и читаю первую же строку: «Ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники – Царства Божия не наследуют…» (1 Кор. 6, 10). В жар меня бросило. Это ведь меня так же отпевать не будут, мама будет убиваться… Что же делать?

Вечером приезжает жена. Говорит: «Саша, к нам в город приехала какая-то женщина-экстрасенс, биоэнергетик, очень сильная. Лечит людей, многим помогает, говорят. Не хочешь попробовать?» Не верил я в эту чушь совершенно, но утопающий хватается за соломинку. Взяли такси, прикатили в какой-то клуб ведомственный, где эта целительница арендовала зальчик. Очередь отсидели на прием. Экстрасенс оказалась женщиной в годах уже. Глаза умные, взгляд пронзительный как рентген. Поводила руками надо мной. Поставила диагноз: «брешь» у меня, оказывается, «в защите», и энергия из меня уходит. А у нее, как она сказала, дар от Бога такие вещи лечить. Она со мной «поработала». Ни одному слову не поверил, но я себя реально намного лучше почувствовал после ее «сеанса». Начал я к целительнице ездить, деньги возить. На второй раз мне стало лучше уже ненамного, на третий – почти не помогли бабкины манипуляции. И на душе после каждого сеанса у меня возникали тревога, страх беспричинный. Даже не знаю, что хуже: хворь или вот эта депрессия, когда ничего не радует. Да и денег надо было много платить, а у меня никаких сбережений уже не осталось. Опять тупик какой-то…

На душе после каждого сеанса у меня возникали тревога, страх беспричинный

И тут бабуля мне делает выгодное предложение: «Саша, у меня скоро намечен большой семинар. Приедут ученики, пациенты. Мне нужен помощник – принимать людей, рассаживать и все такое. Не хочешь мне помочь? А я с тобой за это бесплатно буду работать». Конечно, я согласился.

Наступил день семинара. Народу действительно прибыло много, в основном болящие. Бабушка всех рассадила за столы и начала лекцию читать про свой исцеляющий дар, про то, как Бог через нее действует, и все такое. Я слушаю, и меня опять охватывает беспричинный страх. Доходить стало до дурной головы немножко, что бабулька – не просто говорун с какими-то туманными способностями, а реально опасный человек. Наконец, она объявляет людям: «Вы потому не можете исцелиться, что ваши просьбы до Бога не доходят. Между вами и Богом находится сатана, и он ваши молитвы перехватывает. Сейчас я каждому из вас дам секретный код, и вы будете молиться так, что сатана не будет вас понимать, а молитвы прямо в небеса будут подниматься». Ходит она, бормочет что-то на ухо каждому. И потом говорит: «Молитесь!» И что тут началось! Кто захрюкал, кто залаял, кто завыл. Многие на четвереньках стали бегать. А бабуля упивается этим зрелищем, торжествует прямо. Дикий ужас мной овладел. Вот тут-то я и вспомнил единственную молитву, которую знал. Сижу в углу и быстро-быстро лепечу про себя: «Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою; благословенна Ты в женах и благословен Плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших…».

Что тут началось! Кто захрюкал, кто залаял, кто завыл. Дикий ужас мной овладел

Вдруг бабка поворачивается ко мне, лицо перекошено от злобы, глаза горят. Кричит: «Саша, прекрати мне мешать! Что ты делаешь? Уходи! Вон отсюда. И подумай над своим поведением, если еще захочешь ко мне попасть!» Вышел я – и пошел, шатаясь, вдоль по улице на негнущихся ногах. Не на что больше вроде мне было надеяться. Но иду и повторяю молитву, и страх уходит, а в душе возникает такое спокойствие, которого я уже и не испытывал с того времени, как болеть начал. Физически почувствовал, что пока ее произношу – ничего мне не может сделать злого колдунья эта, и вообще, ничего плохого со мной не случится. Стал я ее читать и читать. Проснусь – читаю, хожу – читаю, делаю что-нибудь – читаю…

Раз ночью, уже у себя дома, мне приснился сон. Огромный изумрудно-зеленый луг с прекрасными цветами. Прямо через него ко мне лежит дорога. Слева и справа вдоль дороги стоят люди в белых одеждах со скрещенными на груди, как при Причащении, руками, головы у всех склонены, взоры вниз опущены. И по этой дороге ко мне идет очень красивая женщина. Я боюсь сказать, что это была Богородица. Потому что кто я такой, чтобы мне Царица Небесная являлась? Но если это была не Сама Она, то я точно понял, что от Нее. По всей видимости, за то, что я всегда читал молитву. Женщина подошла ко мне и сказала: «Саша, я полечу тебя так, как тебя еще никто не лечил. Но ты должен начать ходить в церковь. И никогда больше не пить спиртного». Она прямо через виски вставляет мне ладони в голову, потом резко разводит их в стороны. В этот момент просыпаюсь от ослепительной вспышки и боли, как будто в голове граната взорвалась. Боль сразу же проходит, а у меня от радости душа поет. Бужу жену, говорю: «Мне в храм надо!» Она говорит: «Ну, не сейчас же, среди ночи…» – «Хорошо, с утра».

Утром она с работы отпросилась и повела меня в этот собор. Я прилив сил чувствую, бежать хочу. Только зашел в храм – как меня начало ломать, тошнить, колбасить! Думал, умру. Выйду на улицу – сразу проходит все… Зайду – опять… Но тут уже понятно было, что делать. В соборе служба ежедневная, каждый день стал добираться. Сначала приучил себя в притворе стоять, затем в трапезную заходить ненадолго, потом научился всю службу выстаивать. Дошло и до Исповеди, и до Причастия. По монастырям начал ездить, к старцу попадал. Много на душе у меня мусора накопилось, долго выгребать пришлось.

А собор для меня – это дом мой второй. Денег всех не заработаешь. Нам хватает…

***

Давно я в соборе не был. Не знаю, как там сейчас все. Работает ли Саша. Мне опыт этого кусочка жизни многое дал. В чем-то разочаровался, в чем-то укрепился. Та задача, с которой приезжал, не решилась. Я был взвешен на невидимых весах и найден слишком легким. «Мене, текел, фарес» (Дан. 5, 25–28).