Что мы строим?

«Разгром помещичьей усадьбы». Художник: Иван Владимиров, 1926

Со всем нашим широким и горячим обсуждением поправок к Конституции, на фоне всеобщего кризиса и обвала экономики как-то особенно стало ясно, что мы пытаемся осмыслить и обозначить черты нового общественного строя, который мы, может быть даже не осознавая это вполне, начали уже создавать. Пока можно только сказать с уверенностью, что это не капитализм (который мы уже начали строить и который нам, очевидно, не по душе), не коммунизм (который совершенно себя дискредитировал и изжил) и даже не социализм (который заботится лишь о материальном благополучии и не может удовлетворить высшие запросы души). Понятно только, что мы начинаем строить что-то совершенно иное, небывалое и вместе с тем заповеданное и выстраданное поколениями наших предков.

Так что же мы создаем, какой строй? И возможно ли осмысление и возрождение всего хорошего, что было на Руси до и после Октябрьского переворота, – «хорошего», потому что хорошее ведь так или иначе было во все времена? И в то же время возможно ли ясное осознание и отторжение, искоренение всего того худого, что всегда мешало нам в созидании доброй жизни, – нашей инертности, лени, разобщенности (пока не «грянет гром») и т.д.? Что мешает нам, помолясь Богу и в согласии с Его святой волей, провести такую добрую ревизию в нашем доме и, сделав главный акцент на духовно-нравственном воспитании, начать созидать и строить общинную жизнь на началах братолюбия и взаимопомощи?!

Кто-то скажет, что это слишком огромная задача! Ну так и что? Она ведь стоит того, чтобы всем миром взяться за ее решение. И высота поставленных целей, убежденность в их истинности, несомненно, придаст сил – и духовных, и нравственных, и физических даже – нашему народу в его новом, а по сути – в продолжающемся со времен святого князя Владимира добром строительстве. В созидании такого общественно-политического уклада, который наиболее соответствовал бы Евангельским заповедям.

И вот тут полезно нам взглянуть беспристрастно на синодальный и советский периоды нашей истории как на наиболее характерные и взаимосвязанные при их, казалось бы, непримиримом антагонизме. Тем более что противоречие этих периодов, как ни странно, при ближайшем рассмотрении окажется вовсе не таким очевидным.

Итак, хочу начать свои размышления с того забавного факта, что в какой-то момент я совершенно запутался в применении понятий «левые» и «правые» по отношению к нашим думским «забронзовевшим» коммунистам. Ведь очевидно же, что никакие они не «левые», как именуют их по старинке, то есть не радикалы и не бунтари, а самые настоящие «правые», то есть традиционалисты и консерваторы. Откуда же пошло их самоназвание – «левые»?

Неожиданную подсказку я нашел в одной из статей Ф.М. Достоевского, где он пишет о том, что во второй половине XIX столетия именно либералы с их «вольнодумством» считались в Европе «левыми», а крайними и радикальными продолжателями их идей считались революционеры. Но ведь либеральное «вольнодумство» на самом деле есть не что-то противное европейской культуре, а прямо и последовательно вытекающее из ее основополагающих, гуманистических ценностей. Вот и получается, что еврофилы и «умеренные» либералы со времен Петра постепенно подтачивали и разрушали основы русской жизни, благополучно довели это дело до Февраля, но «либералам крайним» – большевикам – показалось этого мало, и они захотели пойти дальше, до полного и «окончательного», как им казалось, переворота. И они добились этого путем заморачивания голов огромной массе простого народа, чутьем своим осознававшего несоответствие современного уклада «христианского» государства и действительного христианства. Вот вам и истоки русского бунта, «бессмысленного и беспощадного» в XX веке.

Несоответствие уклада «христианского» государства и действительного христианства – вот истоки русского бунта

И тогда понятно становится, почему ранние большевики вполне справедливо называли себя «левыми», в то время как, «перекипев борением» и сохранив прежнее наименование, они по сути своей стали «правыми». И если учесть, что многие из них в последнее время как-то открыто и всерьез заговорили о Боге, о вере и даже о Церкви, то не правильнее ли и не честнее ли было бы им отказаться от прежнего своего названия – «коммунисты» – и подыскать другое, более подходящее наименование?

Вообще вопрос этот – идеологической и нравственной самоидентификации – очень важен в контексте созидаемого нами нового строя и того места, которое может занять в нем всякое созидательное и продуктивное направление мысли.

Святитель Лука (Войно-Ясенецкий), человек безусловной прямоты и честности, однажды заметил:

«Мы, конечно, совершенно чужды материализма, составляющего идеологическую основу коммунизма, но это не мешает нам видеть все то доброе, полное великой социальной правды, что дал нам наш новый государственный строй, и с чистым сердцем приветствовать его».

То есть по мысли святителя, которая здесь ясно прослеживается, мы, ставя во главу нынешнего строительства православную веру, можем взять нечто и от советского строя, а точнее – то, что должны были бы воплотить гораздо раньше, но чем долгое время пренебрегали, за что и поплатились в XX веке.

Подтверждением этой мысли (о возможности построения общества, сочетающего в себе веру в Бога и социальную справедливость) говорит святитель и в одной из своих проповедей. Здесь он еще более резко отвергает атеистическую основу коммунистического строя, но беспристрастно одобряет идею социальной справедливости как естественно вытекающую из проповеди Евангелия. Этот отрывок так важен для раскрытия темы нашей статьи и для понимания мировоззрения святителя, что приведем его полностью:

«Тем, кто не верит в Бога и ни во что духовное, одна только правда важна, к одной только правде стремятся они. К какой правде? К правде земной, к правде справедливых отношений между людьми каждого народа; к правде справедливых отношений между всеми народами – к правде земной, к правде человеческой. Только о ней помышляют они.

А мы, поставившие своим девизом первую и важнейшую из всех заповедей – заповедь о всецелой и нераздельной любви к Богу, можем ли мы этим ограничиться? О, конечно, нет!

Мы знаем, что правда земная, правда общечеловеческая отношений между народами есть только часть высшей и всесовершенной правды. Но она все-таки часть ее. И мы должны участвовать всем, чем можем, в созидании этой земной правды».

Эту же мысль высказывал и другой подвижник благочестия – ныне прославленный в лике святых старец Паисий Святогорец:

«Если бы коммунисты не были атеистами, не были гонителями Христа, я согласился бы с ними. Хорошо было бы, если б поля, заводы принадлежали всем, а не так, чтобы одни голодали, а другие выбрасывали продукты. Когда материальные блага не распределяются по-евангельски, их в конце концов распределяют при помощи ножа».

Старец Паисий: «Когда материальные блага не распределяются по-евангельски, их распределяют при помощи ножа»

Возможно, кому-то эта мысль не понравится, но все-таки русский бунт зрел достаточно долго, и в основании его во многом было чувство горькой несправедливости. Простой народ, всей душой восприявший христианскую веру, дышавший и живший ею, видел, что в государстве, официально именуемом христианским, очень многое устроено прямо противно христианству. И, прежде всего, речь идет о попрании духа общинного единения и братолюбия, без которого христианства нет и не может быть. Мы как будто на века забыли, что главный, неотменимый признак истинного христианства – это «любовь христиан между собою» (Ин. 13: 35). Слишком очевидна была в «христианском» государстве страшная и непрерывно растущая пропасть между крайней роскошью и самодовольством одних и горькой, безнадежной нищетой других.

Увы, это во многом касалось и административного устроения Церкви, особенно в синодальный период.

Послушайте, как об этом говорит всё тот же преподобный Паисий Святогорец, предупреждая современных монахов, чтобы они не увлекались идеей мирского благополучия и достатка:

«К сожалению, они (современные монахи) не ограничиваются самым необходимым и простым как для самих себя, так и вообще для монастыря, дабы не принимать ничего от верующих и побуждать их помогать нашим страдающим нищим братиям. Но что же они делают? Собирают даже пот нищих и наполняют им кучу лампад, колоколов, думая, что так они прославляют Бога. Но такое благочестие похоже на благочестие многих русских клириков, которые, сами того не желая, стали причиной того, что лампады, паникадила и колокола стали орудиями, бившими по самой Церкви Христовой».

Как ни странно, но именно желание правды, справедливости – в высшем, христианском значении этого слова – лежало в основе того, «справедливого» бунта, который учинил на Руси сатана, исказив и извратив в умах людей простую и добрую мысль о сострадании и братолюбии. И так ведь бывает почти всегда! Самые чистые и светлые порывы, при оскудении веры и рассудительности, оказываются причиной самых губительных и страшных падений и разрушений. Так случилось и с русским народом. И отступление от «первой любви» – от веры в Бога и верности Ему – это вина, которая лежит на нашем народе и покаянное искупление которой составляет нашу первостепенную задачу.

Но и урок нехристианского построения «христианского государства» в дореволюционной России тоже должен быть нами усвоен. И пусть сейчас мы не можем прямо сказать, что строим христианское государство, потому что, очевидно, государство у нас светское, со всеми вытекающими последствиями, но ведь дело не только и даже не столько в названии. Мы не просто можем, но и должны, обязаны извлечь урок из нашей истории и прилагать всевозможные усилия, чтобы строить нашу общую жизнь в согласии с православной верой, не только в высшем, духовном, но и в нравственном, житейском смысле. И это, несомненно, главное требование и вызов нашего времени.

Мы обязаны извлечь урок истории и строить теперь нашу жизнь в согласии с Евангельскими заповедями

Сумеем это понять, начнем разрушать преграду между людьми, полагаемую равнодушием, надменностью, корыстью и чванством, – это и будет в масштабах Отечества теми «плодами покаяния», о необходимости которых говорит Церковь (см.: Мф. 3: 8). И, слава Богу, эти мысли звучат все чаще, дай Бог только нам всем вполне их усвоить, сжиться с ними, сделать их побудительной энергией наших поступков.

Проповедь, подтвержденная чистотой жизни, воспитание и образование, основанные на евангельских началах, – вот основание действительного преображения и изменения к лучшему нашей общей жизни. И здесь не обойтись без исполнения одного из важнейших законов духовной жизни: «Уклонись от зла и сотвори благо». То есть, как это ни ужасно звучит для иного уха, нам действительно нужна строгая и всеобъемлющая цензура, пусть и организованная разумно и мудро, на началах демократического и всенародного обсуждения ее параметров и характеристик. Нам жизненно важно искоренить всю ту духовную и нравственную заразу, которая во многом уже поразила нашу общественную и личную жизнь за последние десятилетия открытой пропаганды ценностей «свободного мира». Ну невозможно, условно говоря, растить яблоньку, поливая ее химическими отходами! Хоть ты днюй и ночуй под ней, хоть навоз вноси из элитных коровников, хоть обрезывай и пестуй… Но пока не будет властно остановлено действие зла – ни о каком благе не может идти и речи. Это закон, то есть правило, «обойти» которое невозможно. Дай Бог, чтобы мы поскорее поняли это в масштабах всего Отечества и начали осуществлять совместно!

Итак, думая о коммунизме, о его материалистической, а точнее – бесовской, силе, вместе с тем нельзя не признать, что Бог попустил этой бешеной силе разметать всё то, что под видом благочестия и традиции веками существовало в нашем Отечестве, будучи явно противно Божией правде. Ф.М. Достоевский прямо говорит, что назревавший в XIX столетии русский бунт корнями своими уходит в национальный протест против европейской культуры, вероломно навязываемой нам со времен Петра I, в глубинном протесте против многого «дурного и вредного», что увидела русская душа в прорубленном Петром I «окошке». «Русское чутье», по мнению Ф.М. Достоевского, всегда возмущалось и протестовало (пусть даже запутавшись и заблудившись во многом) не из варварского желания разрушать ради самого разрушения, а «и в самом деле, может быть, от того, что хранило в себе нечто высшее и лучшее, чем то, что видело в [Петровом] окошке…» В этом смысле замечательна вера Ф.М. Достоевского в «непрерывающееся русское чутье и в живучесть русского духа». Достоевский даже прямо противопоставляет русское чутье европейской цивилизации.

И вот подумалось: не настает ли сейчас для тех коммунистов, которые действительно хотят жить по-божески, тот момент, о котором еще на заре революционного движения в России провидчески говорил Ф.М. Достоевский:

«Русские европейские социалисты и коммунары – прежде всего не европейцы и кончат тем, что станут опять коренными и славными русскими, когда рассеется недоумение и когда они выучатся России».

«Выучатся России» – это, конечно, о том, что вне православной веры, вне глубокого и деятельного ее осмысления невозможно на Руси по-настоящему доброе и надежное строительство.

Так не пора ли изживший себя и показавший свою несостоятельность коммунистический проект построения «безбожного рая» на земле окончательно отправить на свалку истории? Очевидно, что это так! Но те, по сути своей христианские чаяния и устремления, которые лежали в основе «великой русской мечты», надо не только сохранить, но и приложить все усилия с тем, чтобы воплотить их насколько это возможно полно на единственно добром основании – на камне святой православной веры.

Ну, и закончить свои размышления мне хочется словами всё того же Ф.М. Достоевского:

«Мы революционеры не для разрушения только… а для чего-то другого, чего мы пока, правда, и сами не знаем…»

Не знаем, конечно, не потому, что не понимаем или не чувствуем, а потому, что знание это раскрывается и возрастает по мере сознательного и последовательного воплощения в жизнь Евангельских заповедей.