Когда к покаянию приводит… налоговая полиция

– Я не понимаю – разве нельзя сказать спокойно?! Зачем сразу кричать? Мы же не бараны! Мы человеческую речь понимаем… Зачем сразу повышать тон? Зачем вы сразу унижаете? Почему не объяснить по-хорошему?

Примерно такой набор претензий к матери И. накопился у нас в определенный момент. Мать И. тогда была благочинной, а мы – послушницами. Мать И. была пожилой, надорванной на тяжелых монастырских работах, страдающей от диабета… А мы были молоды, бодры, здоровы. Но самое главное – совершенно слепы в оценках возможностей падшего человечества вообще, а себя, любимых, – в частности.

С обидами и слезами, с болезнованием сердцем, с переживаниями и страданием постепенно рождалось видение того удивительного факта, что «по-хорошему» мы не больно-то понимаем.

Ну, то есть там, где наша воля не входила в противоречие с чужой, – «по-хорошему» работало вполне. Но стоило возникнуть ситуации, когда надо было подчиняться, а делать этого не хотелось, как благоразумие куда-то испарялось.

Наши гордые заявления о своей сознательности были обыкновенной ложью. Или не обыкновенной, если учесть искренность заблуждения. В общем, заявления эти были непозволительно сильно похожи на претензии старшего брата из притчи о блудном сыне.

Практика же показывала: замечание, сделанное старшими резко или повышенным тоном, слышалось и запоминалось хорошо. А мягкие увещания… хм… не очень. При окрике человек обижался, но выполнял, а при подсказке – недопустимо часто забывал, не спешил, не старался… Да и более того – мягкий тон подсказки весьма располагал к препирательствам.

Как-то мне пришлось сидеть за чаем с одной очень почтенной ныне покойной игуменией. Я была гостем, и разговор шел легко. Но в какой-то момент заглянула моя приятельница – сестра этого монастыря. В слезах.

– Матушка, что делать? Я же ей сказала, что не надо «Фэрри»… а она всё равно… а теперь их куда? Как их переделывать?!

– Тихо, тихо – успокойся. Какое Фэрри? Что переделывать?

Подробностей не помню, но происшествие сводилось к следующему: старшая сестра поручила младшей отмыть что-то составом на хозяйственном мыле. Младшая сказала, что лучше «Фэрри». Старшая сказала: нет, мылом. И ушла. Потом это что-то было покрыто еще чем-то… и стало облезать. Плохо смытое «Фэрри» нарушило адгезию (сцепление поверхностей).

Ответственная за дело бессильно плакала:

– Не могу же я ей отчитываться в каждом своем слове! Да я часто и сама не знаю, почему что-то говорю, – не знала же я точно, что «Фэрри» навредит, только предположила. А ей чем мягче объясняю, тем больше она препирается… из-за каждой мелочи спорит, дерзит… Сейчас говорит: «Ты что – самая умная?» Да мне проще самой делать дело за двоих, чем с таким помощником.

Матушка мрачнела и молчала. Молчала и мрачнела. Наконец тяжело встала и сказала, направляясь к двери:

– Придется довести до слез…

Запомнилась эта картина: расстроенная пожилая игумения, вынужденная обойтись с человеком сурово. Потому что по-хорошему он не понимает.

***

А как он понимает? Может быть, у него вообще проблемы с пониманием?

Например, человеку говорят: нельзя выжигать сухую траву. Говорит руководство поселка, говорят сотрудники МЧС… Ходят даже по домам и говорят, говорят… И ведь не просто говорят, а объясняют в подробностях, приводят примеры того, что породило нарушение этого правила.

Но он слушает-слушает… и поджигает!

Зачем, ну ЗАЧЕМ ты это сделал? Разве тебе не говорили, что так нельзя? Разве тебе не объясняли, сколькие из-за этого могут пострадать? Разве не взывали к твоей ответственности?

Говорили, объясняли, взывали.

Может быть, он действительно не вполне адекватен? Всё возможно. Но почему же несколько машин с мигалками и толпа людей в форме легко заставили его понять свою неправоту? Значит, адекватен? Значит, понимает? Почему же не понял по-хорошему?

***

Приятель звонит:

– Что делает с людьми покаяние! Отверзает райские врата! Сегодня позвонил издатель N, извинился и пообещал выплатить удержанную часть гонорара… А к покаянию его привела налоговая полиция.

Посмеялись – он остроумный человек. Но до самого дошло, что слишком часто устраивал семейные ссоры, только когда жена подала на развод.

Так и живем…

Впрочем, это всё ситуации, доведенные до логического конца; обычно в жизни они не столь хрестоматийно выглядят. Но в целом совсем нередкая вещь: мягкие замечания и подсказки игнорируем, а жесткие хоть и воспринимаем как гонения, зато подчиняемся. Количество ответственных людей, которые совершенно не нуждаются в подстегивании, удручающе мало.

А потому – стоит ли роптать и обижаться, когда мы получаем к себе отношение менее приятное, нежели, как кажется, заслужили своим трудом и поведением?

Бог над всем – если Он попускает нам потерпеть такие моменты с позиции младших, это в подавляющем большинстве случаев означает одно из двух:

1. либо мы склонны преувеличивать свою сознательность и ответственность, и Господь через старших старается исправить наше заблуждение;
2. либо мы склонны сами излишне жестко реагировать на ошибки и недочеты младших – и Господь дает нам почувствовать, как это может быть больно.

Так же точно, когда нам с позиции старших попускается столкнуться с безответственностью или дерзостью младших, это тоже обычно требует одного из двух выводов:

1. либо мы переоцениваем состоятельность себя как старших, и нам дается возможность заметить за собой какой-то недочет;
2. либо сами мы нередко (в настоящем или прошлом) досаждали старшим своим поведением – и Господь подвигает нас к покаянию за эти поступки.

Вывод: старайся щадить людей и не давить на них зря, а чужое недовольство принимай смиренно, с сознанием своего несовершенства

В любом случае правильный вывод таков: сам старайся щадить людей и не давить на них зря, а чужое недовольство принимай смиренно, с сознанием своего несовершенства.

Конечно, мы регулярно оставляем за собой право заявлять, что принадлежим к тому небольшому исключению, которое всегда страдает неповинно. Но тут надо быть осторожным, чтобы не пропустить момента, когда эта установка начнет переходить в полноценную манию преследования. А то психиатры ведь не всесильны – могут уже и не помочь.