Не падайте духом, поручик Голицын!

Однажды Государь Николай II при посещении юнкерского училища зашел на урок литературы... Что из этого вышло, и другие истории тех лет рассказывает внучка офицера царской армии, матушка Елена Куртова.

Матушка Елена в храме преподобного Серафима Саровского

Как моя бабушка училась готовить у китайца

Я – внучка и правнучка офицеров Российской императорской армии

Моя бабушка была дочерью царского офицера и женой царского офицера. Так что я – внучка и правнучка офицеров Российской императорской армии. Бабушка, Варвара Дмитриевна, родилась в 1898 году в Хабаровске, в семье полковника Дмитрия Павловича Мартьянова. У Мартьяновых росли также трое сыновей и воспитанница – девочка по имени Августа, которую вырастили как родную, дали хорошее образование.

Почти членом семьи был и повар-китаец, который восхитительно готовил. Он учил готовить мою бабушку, тогда юную девушку, и приговаривал:

– Твоя мама – жена офицера. А ты, может быть, и не будешь женой офицера, и тебе придется готовить самой. Так что учись!

Как в воду глядел. Шел 1913 год, и бабушке было 15 лет. Ей пришлось в своей жизни не только готовить самой, но и многое другое делать своими руками. Она была невысокого роста, но очень смелая, энергичная, не гнушалась никаким трудом.

Помню, как она на нашей кухне лепила пельмени, стряпала пирожки – все у нее получалось очень вкусное, пальчики оближешь! Не зря китаец старался.

Моя бабушка Варвара Дмитриевна Малинникова, урождённая Мартьянова

Бабушка рассказывала мне о своем папе, моем прадедушке, – бывшем кадете, юнкере и, наконец, полковнике царской армии. У него была удивительная судьба, в которой отразились все катастрофы и катаклизмы последних десятилетий великой Российской империи.

Царская Росия. Белуга в магазине Бобкова на Балчуге

Царская Россия. Александро-Невский собор в половодье в Нижнем Новгороде

«Сам погибай, а товарища выручай»

Мой прадед, Дмитрий Павлович Мартьянов, родился в 1864-м году и учился в Псковской кадетской гимназии. Туда принимали десятилетних сыновей дворян, офицеров, чиновников. Учились мальчишки 7 лет, так что выходили семнадцатилетними юношами в юнкерские училища и становились кадровыми офицерами – защитниками Российской империи.

Кадет, как будущих военных, готовили не к тихой и сладкой, а к бурной жизни военной среды и к войне

Бывший кадет и юнкер, Анатолий Марков, вспоминал о своей кадетской юности так:

«Нигде в России чувство товарищеской спайки так не культивировалось и не ценилось, как в старых кадетских корпусах, где оно достигало примеров воистину героических. Суворовский завет ‟Сам погибай, а товарища выручай” впитывался в кадетскую плоть и кровь крепко и навсегда».

Кадет, как будущих военных, готовили не к тихой и сладкой, а к бурной и разносторонней жизни военной среды и к войне. В 1882-м году прадедушка окончил кадетский корпус.

За год до этого был зверски убит террористом Государь Император Александр II – Освободитель, и на престол вступил его сын, Император Александр III.

Государь император Александр II с детьми

Выпуск прадеда состоял из 38 кадет, и почти все они поступили в знаменитые военные училища Российской империи: 17 человек – в Константиновское, четверо – в Михайловское артиллерийское, четверо – в Павловское, остальные – в Николаевское кавалерийское и прочие.

Юный Дмитрий Мартьянов, один из лучших кадетов своего выпуска, поступил в Первое Павловское военное училище в Санкт-Петербурге.

Кто такие «павлоны», «михайлоны» и «констапупы»?

Павловец Интересно, что юнкера разных училищ соперничали между собой и давали друг другу прозвища по названию училищ: «михайлоны» (или «михайловны»), «констапупы», «павлоны»...

Бывший юнкер Виктор Ларионов вспоминал о соперничестве константиновцев и михайловцев так:

«По существу, и те и другие – бывшие кадеты, часто одноклассники и товарищи, и ‟вражда” носила лишь внешний характер, вызванный традиционным соревнованием двух отличных артиллерийских училищ. Обвиняли друг друга в непонятных для постороннего человека вещах. Например, в Константиновском училище не воспрещалось ругаться, в Михайловском ругань, по традиции, не допускалась. Константиновцы издевались над ‟приторной вежливостью” михайловцев, которые отвечали песенкой-‟журавлем”:

Кто невежлив, глуп и туп –
Это юнкер-констапуп…

Оба училища обвиняли друг друга в пристрастии к пехоте. Константиновцы дразнили михайловцев, что те слишком усердно занимались пешим строем, что у константиновцев возбранялось...».

Первое военное Павловское училище, старейшее в Петербурге, считалось «первейшим из первейших» и самым престижным, но юнкера других училищ с этим утверждением, разумеется, были несогласны. Павловцы носили прозвище «павлоны» и сами пользовались этим прозвищем.

«За славу Родины всей грудью постоим!»

«Павлоны», к которым принадлежал прадедушка, были лучшими строевиками в Российской императорской армии, отличались высочайшей дисциплиной и, вследствие этого, стойкостью в бою. Шефами училища были Императоры, начиная с Александра II и заканчивая Николаем II.

Анатолий Марков в своей книге «Кадеты и юнкера» писал:

«Павловское военное училище имело свое собственное, ему одному присущее лицо и свой особый дух. Здесь словно царил дух сурового Императора, давшего ему свое имя. Чувствовалось во всем, что это, действительно, та военная школа, откуда выходили лучшие строевики нашей славной армии».

Свою стойкость павловцы доказывали не раз: так, весь выпуск 1877 года был отправлен в стрелковую бригаду, получившую во время русско-турецкой войны прозвище «Железной» за стойкость и мужество.

Военный марш павловцев начинался так:

Под знамя Павловцев мы дружно поспешим,
За славу Родины всей грудью постоим!
Мы смело на врага,
За русского Царя,
На смерть пойдём вперёд,
Своей жизни не щадя!!!
Рвётся в бой славных Павловцев душа…

К началу Первой мировой четверть состава офицеров Генерального Штаба состояла из бывших «павлонов». Во время войны и «павлоны», и «михайловны», и «констапупы» сражались плечом к плечу за Родину.

В начале войны, по свидетельству бывшего константиновца Эраста Николаевича Гиацинтова, у молодых юнкеров было

«восторженное настроение. Мы все рвались на фронт как можно скорей для того, чтобы положить свою жизнь за нашего Царя и за наше Отечество. Многим, к сожалению, это удалось. Около 50 процентов моих сверстников по училищу были убиты или тяжело ранены и умерли от ран».

Костенко Александр Степанович, подпоручик. Погиб в бою в 1915

Получать плохие оценки считалось неприличным

Но пока идет всего лишь 1882 год, и юный Дмитрий Мартьянов поступил в Павловское училище, приехав из Пскова в столичный Петербург.

Учиться ему предстоит 2 года, и в программе обучения множество предметов: военная история, артиллерия, фортификация, военная топография, законоведение, военная администрация, Закон Божий, русский, французский и немецкий языки, механика и химия. В неделю – 27 уроков, каждый из которых длится 50 минут. На лето все павлоны выходят на учения в лагеря в Красное село.

Павловцы в Красном селе

Каждый юнкер должен владеть как минимум двумя иностранными языками: хотя бы на одном изъясняться свободно, на другом читать и переводить. Оценки ставятся по 12-балльной системе, от «отлично» до «весьма дурно». Эта система позволяет оценивать множество «оттенков» и глубину знаний. У павлонов получать плохие оценки считалось неприличным.

Преподаватели в Павловском – вольнонаемные, и училище щедро платит за их лекции. Это позволяет приглашать первоклассных специалистов: офицеров Генштаба, артиллеристов, окончивших Академию, высококвалифицированных инженеров и профессоров университета.

«Отлично вымуштрованный юнкер»

О забавном случае на уроке, когда к доске был вызван самый слабый по успеваемости, рассказывал писатель и мемуарист, бывший юнкер Николаевского кавалерийского училища, ротмистр Владимир Литтауэр:

«Как-то на уроке по артиллерии произошел такой случай. Во время урока в класс вошел начальник школы, генерал Миллер. В это время у доски стоял юнкер, который не мог ответить на простой вопрос. Преподаватель, полковник артиллерии, увидев генерала, пришел в сильное волнение. Если бы он тут же отправил юнкера на место, это было бы подозрительно; что ему оставалось делать? Преподаватель мгновенно сориентировался и объяснил генералу:

– Я уже выслушал ответ юнкера, но, перед тем как отпустить его, хочу задать ему главный вопрос.

Генерал Миллер одобрительно кивнул, а преподаватель мучительно пытался придумать вопрос, на который юнкер смог бы ответить. Наконец он спросил:

– Можно ли из орудия поразить цель, если она не видна?

Вопрос заставил юнкера задуматься, хотя любому известно, как происходит стрельба из артиллерийских орудий.

Итак, после нескольких минут мучительных раздумий юнкер вытянулся и бодро ответил:

– Если отдан приказ, то можно.

Генерал Миллер, сам выпускник Николаевского кавалерийского училища, очень довольный ответом курсанта, громко прошептал побледневшему от гнева полковнику:

– Отлично вымуштрованный юнкер».

Один день из жизни юнкера

В 1882-м году здание Павловского училища располагалось на Васильевском острове. Электричества еще не было, и каждый вечер старый ламповщик со своей лесенкой бегал по ротам и зажигал большие медные керосиновые лампы. В холодное время топили большие печи.

Санкт-Петербург

Жизнь в корпусе семнадцатилетних юношей ожидала довольно суровая: юнкера вставали в 6 утра по сигналу дежурного. В спальнях температура была градусов 10: считалось, что спать нужно в прохладе. После побудки бежали в умывальник, где должны были мыться до пояса холодной водой.

Владимир Литтауэр описывал типичный юнкерский быт так:

«В спальне с высокими потолками в два ряда стояли койки. Высокий металлический штырь, вделанный в изголовье каждой койки, предназначался для сабли и фуражки; на стоявший в ногах койки табурет ежевечерне аккуратно складывалась одежда. У стены под углом в 45 градусов поднималась до потолка лестница, на которой мы по утрам перед завтраком должны были выполнять обязательное упражнение: подниматься до потолка и спускаться с помощью рук.

Вдоль другой стены тянулся длинный ряд составленных в козлы винтовок. В туалетных комнатах не было ванн или душа, только тазы. Раз в неделю нас водили в русскую баню, которая располагалась в отдельно стоящем здании на заднем дворе».

Дмитрий Мартьянов, навыкший к строгим порядкам псковского кадетского корпуса, быстро привык и к новой жизни. После утреннего туалета каждую роту юнкеров выстраивал фельдфебель, все пели короткую молитву и строем шли в столовую пить чай. Из столовой отправлялись в классы.

Лекции (с 8 утра до половины первого) казались прадедушке чрезвычайно интересными, а завтрак, на который также шли строем, – необычайно сытным и вкусным. К тому же он был гораздо разнообразнее псковского. Каждый день кто-то из старшего курса назначался дежурным по кухне и следил, чтобы правильно была использована вся положенная по раскладке провизия (этим предотвращалось и расхищение продуктов).

Нравилось Дмитрию и заниматься после завтрака гимнастикой, фехтованием, даже строевые занятия и устав не представляли для него особой трудности. Было приятно переодеться в мундир и высокие сапоги и, как взрослому, отправиться на большой училищный плац или в манеж.

Павловцы помнили заветы основателя училища – знатока плацпарадной науки, Императора Павла, и с воодушевлением занимались строевым шагом, так, чтобы ступня ноги, двигаясь все время параллельно земле, выносилась на аршин вперед. Гордились павловцы и молодецкой стойкой, и лихими ружейными приемами.

Старшие курсы в этих приемах достигали предельной ловкости и чистоты, часто практикуясь в роте перед зеркалом в свободное время и не будучи никем к тому понуждаемы. Младшие же курсы, и Дмитрий в том числе, конечно, брали пример со старших.

Во время занятий на плацу и при увольнении, при температуре выше плюс 10, юнкера должны были находиться без шинелей, от плюс 5 до плюс 10 шинели накидывались, ниже плюс 5 – надевались в рукава. Надеть теплую бекешу и шерстяные перчатки можно было, только если температура опускалась ниже минус 10. Так юнкера закалялись и готовились к тяготам воинской службы.

В 5 вечера возвращались в роту, переодевались и шли на обед. После 6 полагалось свободное время, но нужно было еще подготовиться к занятиям на следующий день. Дмитрий очень любил ходить в библиотеку, сидеть в читальне, листая книги или просматривая свежие газеты с журналами. Молодой аппетит разыгрывался после строевых занятий на воздухе, и юнкера часто заглядывали в чайную, где совсем недорого покупали горячий чай и свежие булки, печенье и прочие сласти.

Александр III с Марией Федоровной и старшими детьми

«Здесь жил корнет Козлов»

Владимир Литтауэр писал еще о быте военного училища:

«Для совершивших серьезный проступок существовала гауптвахта, которая состояла из нескольких маленьких клетушек, в каждой из которых стояла койка, стол и стул; под потолком лампочка без абажура. Койкой служила деревянная полка, прикрепленная к стене. На ней не было ни матраца, ни одеяла. В качестве подушки арестованный использовал мундир, а одеялом служила шинель. Стены камеры постепенно покрывались именами и высказываниями прежних обитателей. Одна из надписей гласила: ‟Здесь жил корнет Козлов”.

Обычно юнкера находились под арестом только день или два. Они посещали классные занятия, но ели, спали и выполняли домашние задания на гауптвахте. Дежурный юнкер выводил арестованного из камеры и после занятий возвращал его обратно».

«Отдавать честь, становиться во фронт и знать родственников Царя»

В увольнение, или так называемый отпуск, ходили по воскресеньям и по праздникам. За провинности увольнений лишали.

Эраст Николаевич Гиацинтов, бывший юнкер Константиновского артиллерийского училища, вспоминал, что поступивший в училище

«не пользовался правом выходить на улицу до тех пор, пока не сдал экзамены – отдавать честь, становиться во фронт перед генералами, – и должен был знать наизусть всех родственников Царя, то есть, так сказать, весь Императорский дом. И только сдав эти экзамены, можно было надеть форму и выходить на улицу».

Мария Федоровна с маленьким Николаем

Бывший юнкер-павловец Юрий Владимирович Макаров (он заканчивал Павловское училище на несколько лет позднее моего прадедушки) писал:

«Дежурный по училищу офицер отпускал юнкеров в определенные часы, в 2, в 4 и в 6. К этому часу со всех четырех рот на площадку перед зеркалом собирались группы юнкеров, одетых, вымытых и вычищенных так, что лучше нельзя.

Все, что было на юнкере медного, герб на шапке, бляха на поясе, вензеля на погонах, пуговицы, все было начищено толченым кирпичом и блестело ослепительно. На шинели – ни пушинки, и все скидки расправлены и уложены. Перчатки белее снега. Сапоги сияли. Башлык, если дело было зимою, сзади не торчал колом, а плотно прилегал к спине, спереди же лежал крест-накрест, правая лопасть сверху, и обе вылезали из-под пояса ровнехонько на два пальца, не больше и не меньше. В таком великолепии собирались юнкера перед зеркалом, оглядывая себя и друг друга и всегда еще находя что-нибудь разгладить, подтянуть или выправить».

Неизвестный офицер

Про «Облико морале» с юмором

Юнкера считались нижними чинами и в увольнении не имели права посещать рестораны, в поезде не имели права ездить во втором и первом классе, а должны были ехать только в третьем.

Владимир Литтауэр с юмором вспоминал:

«Юнкерам запрещалось ходить на оперетты и комедии, в гостиницы и рестораны. Единственный раз перед окончанием школы я приехал из лагеря в город, чтобы вместе с матерью немного пройтись по магазинам.

– Я устала, – сказала мама, когда мы сделали покупки. – Давай сходим позавтракать в ‟Медведь”.

– Меня не впустят.

– Какая ерунда, – ответила мама, не признававшая никаких ограничений. – Через несколько дней ты станешь офицером, и, кроме того, я твоя мать.

Нас, конечно, не впустили в ресторан, и особое подозрение вызвало желание моей очень молодо выглядевшей матери снять отдельный кабинет.

Школа очень заботилась о нашем моральном облике».

Господа юнкера

Однако кое-какие права у юнкеров по сравнению с маленькими кадетами уже появились. Исчезло обращение на «ты», появилось «вы» и «господа юнкера».

Павловец Юрий Владимирович Макаров вспоминал:

«Вообще, чем хорошо было Училище, это тем, что за нами, первый раз после 7 лет, признавали права, правда, небольшие, права нижнего чина, но все же права. На несправедливости и грубости можно было жаловаться. Помню, раз уже на старшем курсе, на уроке верховой езды, идя в смене первым номером, я нарочно пошел полной рысью, заставляя всю смену скакать за мной галопом.

Наш инструктор, лихой штабс-ротмистр Гудима, несколько раз мне кричал: ‟Первый номер, короче повод!”, наконец потерял терпение, огрел меня бичом по ноге и выругался непечатно. На удар бичом нельзя было обидеться. Тот, кто гоняет смену, всегда мог сказать, что хотел ударить по лошади, но на ругань я обозлился и, выйдя из манежа, принес официальную жалобу батальонному командиру. Конец был такой. За шалости на уроке верховой езды меня посадили на двое суток, но на следующем уроке, в присутствии всей смены, Гудима передо мной извинился».

Походы и кони

Верховая езда

Кони в жизни тогдашних юнкеров занимали очень большое место, хоть и близился «железный» XX век. На верховую езду обращали особое внимание в кавалерийских училищах, но и юнкера пехотных и даже артиллерийских училищ должны были стать отличными наездниками (все артиллерийские орудия перевозились на лошадях).

Поручик Сергей Мамонтов, бывший юнкер Константиновского артиллерийского училища, вспоминал:

«Вначале обучение происходит на громадных и грубых упряжных лошадях, и это оказалось очень хорошо. После обучения на этих мастодонтах строевые лошади были для нас игрушками.

– Кто умеет ездить верхом – три шага вперед – говорит Жагмен.

Некоторые юнкера из вольноопределяющихся, побывавшие уже в батареях, выступили вперед. Остальные из студентов. Я был уверен, что умею ездить, и, превозмогая застенчивость, шагнул вперед. Мне думалось, что нас поставят в пример другим и дадут шпоры, которые мы еще не имели права носить.

Но Жагмен взглянул на нас со скукой, повернулся к унтер-офицеру и сказал:

– Этим вы дадите худших лошадей и поставите в конце колонны. Их будет трудней всего переучить.

Все мое вдохновение слетело, и, шлепаясь на строевой рыси, без стремян, на грубейшем мастодонте, я понял, что ездить не умею.

Долгие месяцы обучение состояло в ненавистной строевой рыси без стремян. Нужно научиться держаться коленями и не отделяться от седла, придав корпусу гибкость. После езды ноги были колесом, и старшие юнкера трунили над нашей походкой. Но постепенно мы привыкли и даже могли без стремян ездить облегченной рысью. Мы стали чувствовать себя ‟дома” в седле и мечтали о галопе и препятствиях. Но Жагмен упорно продолжал строевую рысь без стремян. Только поздней я оценил его превосходную систему.

Когда впервые он скомандовал: ‟Галопом ма-а-рш!” (исполнительная команда растягивается, чтобы лошадь имела время переменить аллюр), поднялся невообразимый кавардак. Только немногие всадники продолжали идти вдоль стены манежа. Большинство же юнкеров потеряли управление лошадьми и скакали во всех направлениях. Жагмен посреди манежа защищал свою жизнь, раздавая длинным бичом удары по лошадям и по юнкерам.

Я шел галопом вдоль стены, когда юнкер Венцель на громадном коне врезался перпендикулярно в моего коня и отбросил нас на стенку. Стукнувшись о стену, я снова попал в седло и был удивлен, что это столкновение не причинило никакого вреда ни мне, ни моей лошади. Вообще, не припомню в нашем отделении несчастных случаев за все время обучения».

На ипподроме Красного Села

«Цуканье»

В военных училищах бывали и неуставные отношения, которые мы сейчас назвали бы «дедовщиной», но они несли оттенок того рыцарского времени, когда слова «честь» и «благородство» значили очень много.

Павловец Макаров писал:

«В кавалерийских училищах, особенно в Николаевском, существовало ‟цуканье”, то есть совершенно незаконная власть юнкеров старшего курса над юнкерами младшего... В умном Павловском Училище ничего этого не водилось. Кроме законного уважения младшего к старшему, отношения были строго уставные. Фельдфебель или взводный мог вам сделать замечание и мог приказать доложить об этом вашему курсовому офицеру. Но все такие выговоры и замечания делались в серьезной и корректной форме и всегда были заслужены».

Сергей Мамонтов о цуканье в Константиновском училище вспоминал следующее:

«Цука у нас почти не было, хоть мы относились с почтением к старшим юнкерам. Когда мы стали старшими, то я раз цукнул молодого юнкера, не уступившего места в трамвае раненому офицеру».

Павловцы

Как Государь Император посещал юнкерские училища

Государь Император довольно часто приезжал в военные училища. Бывший юнкер Николаевского кавалерийского училища, ротмистр Владимир Литтауэр, писал о посещении училища Императором Николаем II (который славился отличной памятью):

«Однажды Император во время посещения школы зашел на урок русской литературы, задал юнкерам несколько вопросов, а затем в течение получаса читал наизусть отрывки из произведений русских классиков.

Наш преподаватель Агапит Тимофеевич был так взволнован и восхищен, что вместо того, чтобы обращаться к Императору ‟ваше величество”, неоднократно говорил ‟ваше превосходительство”, словно перед ним был генерал. Подобное обращение не соответствовало и военному званию Императора, который был полковником. Однако Император не поправлял нашего преподавателя, а только улыбался».

«За Веру, Царя и Отечество»

Константиновец Эраст Николаевич Гиацинтов вспоминал о посещении училища Государем так:

«Царь обошел наши ряды... Он нас призывал служить России и не жалеть своих сил для этой службы... Никакие силы не могли удержать кадет, и по мере прохождения Царя за ним следовали все кадеты, неистово крича ‟ура”, и вышли с ним вместе в швейцарскую, где он надел шинель, сел в сани и поехал. Но кадет нельзя было удержать – мы выскочили на двор и, сорвав с себя винтовки, потрясая ими, бежали за санями Царя (который следовал к Вознесенскому проспекту), продолжая неистово кричать ‟ура”. После отъезда Царя мы получили 3-дневный отпуск. Всякие занятия, как строевые, так и учебные, были прекращены. Это была, так сказать, награда нам за посещение Царя.

Я должен вам сказать, что наше обожание Государя Императора – это не был фетишизм или, как теперь принято называть, культ личности. Это – совершенно что-то особенное, которое я передать не могу. То же самое я видел и у взрослых людей, которые имели счастье представляться Государю. Таким взволнованным вернулся и мой отец, когда он представлялся Государю по случаю, кажется, производства в тайные советники или получения какого-то ордена, я не помню. У него были какие-то в тот вечер особые глаза. И то же самое я наблюдал у всех, даже левонастроенных людей, которые соприкасались или имели счастье видеть Государя Императора».

Юнкера должны были носить нательные крестики, регулярно посещать храм при училище, соблюдать Великий пост, ежедневно молиться: молились утром перед занятиями, вечером перед сном, с молебна начинался учебный год и любое дело. Закон Божий был обязательным предметом, и вели его опытные пастыри. Александр Васильевич Суворов говорил: «Безверное войско учить – что ржавое железо точить!» Суворовский завет свято хранился во всех военных училищах Российской империи.

Суворовский завет свято хранился во всех военных училищах Российской империи

Храм при Павловском училище был освящен в честь Святых равноапостольных Константина и Елены, и юнкера праздновали храмовый праздник 21 мая по старому стилю.

Когда юнкеров производили в подпоручики – первый офицерский чин, начальник училища вешал каждому из них на шею серебряную Казанскую иконочку Пресвятой Богородицы. После окончания военных училищ молодежь была готова отдать свои жизни за «За Веру, Царя и Отечество», причем вера занимала в этом девизе первое место.

Передача в церковь училища мундира Александра III

Понять счастье этой минуты может только тот, кто ее пережил

Окончившие училище выпускались по трем разрядам, в зависимости от успехов в обучении. Самые лучшие – по первому разряду – подпоручиками. Это был первый офицерский чин во всех родах оружия Сухопутных сил, кроме кавалерии и казачьих войск (после упразднения в 1884-м году для мирного времени чина прапорщика). В кавалерии подпоручик – это корнет, в казачьих войсках – хорунжий, а в современной армии – лейтенант.

Теперь понятна и строфа из песни: корнет Оболенский – юный, недавно окончивший кавалерийское военное училище офицер (в пехоте он был бы подпоручик, у казаков – хорунжий), а поручик Голицын – офицер пехоты и годами постарше, успевший от подпоручика дослужиться до следующего чина.

Те, кто учился в военном училище не блестяще, выпускались по второму разряду – в армейскую пехоту без старшинства. Ну, а те, кто не дотягивал даже до второго разряда, выпускались в нижние чины, унтер-офицерами (нижние чины состояли из унтер-офицеров и рядовых). В современной армии унтер-офицеры – это сержанты.

Прадедушка окончил училище в 1884-м году по первому разряду и был произведен в подпоручики. Ему было 19 лет.

Государь Император всегда присутствовал лично при производстве петербургских юнкеров в офицеры

Государь Император всегда присутствовал лично при производстве петербургских юнкеров в офицеры, в остальные же военные училища страны посылались от его имени Высочайшие телеграммы.

Эраст Николаевич Гиацинтов писал:

«Мы как-то вообще за этот день сделались более взрослыми. Мы поняли, какой на нас лежит теперь долг, и что мы будем командовать солдатами, которые будут беспрекословно выполнять наши распоряжения. Это, конечно большая тяжесть, которая легла на плечи 19-летнего юноши».

Офицер С большим чувством о памятном дне производства в офицеры вспоминал и павловец Макаров:

«После раннего завтрака мы строем, с винтовками на плечо промаршировали на Царскосельский вокзал, разместились по вагонам и к 10 часам утра, вытянувшись в две шеренги, уже стояли на площади перед Екатерининским большим Царскосельским дворцом... Ровно в 10 часов утра, одетый в форму Преображенского полка, приехал Государь Николай II, поздоровался, прошел по фронту, а затем вышел на середину и поздравил нас офицерами...

Как сейчас помню, погода в этот день была свежая и серенькая. Но в душах у нас светило такое яркое солнце, что при блеске его все люди и все предметы начинали излучать из себя особенное Пасхальное сияние. Царю, который произнес только три слова: ‟Поздравляю вас офицерами”... было крикнуто оглушительное ‟ура”, не замолкавшее минут пять. По мере того как раздавали приказы, по ниточке выстроенные шеренги расстраивались.

Юноши обнимались и целовались и у всех глаза сияли самым безудержным счастьем... Понять счастье этой минуты может только тот, кто ее пережил. Почти все эти новоиспеченные офицеры надели военную форму 9 лет тому назад, десятилетними мальчиками. И все эти 9 лет, 7 лет корпуса и 2 года училища, они не имели почти никаких прав, только обязанности. И вот теперь, по одному слову... в один миг все эти тысячи юношей получили не обыкновенные права граждан, а права исключительные. В России всегда было множество форм, и из всех этих форм офицерская была самая почетная».

Из Петербурга – в Хабаровск

Выпускники военных училищ выходили в разные полки и разные города. Дмитрий Павлович Мартьянов был отправлен из Петербурга в Хабаровск, в 8-й Восточно-Сибирский строительный батальон. Теперь прадедушка мог съездить домой к родителям – в отпуск на 28 дней, а затем его ждал далекий и неизвестный Хабаровск, точнее, Хабаровка (в Хабаровск превратится только в 1893-м году).

Шел 1884 год, и до конца века оставалось 16 лет. Как и остальные выпускники военных училищ, Дмитрий Мартьянов получил денежное пособие в размере 400 рублей (это была очень большая сумма для того времени, причем кавалеристам и казакам выдавали на 150 рублей больше – для покупки лошади и сбруи).

Чтобы правильно оценить размер этого денежного пособия, нужно знать, что в те годы в Хабаровке «готовая шуба чёрная» стоила около 20 рублей, полная сбруя рабочая для лошади – 20 рублей, телега с окованными колёсами – 45 рублей, килограмм соли – 15 копеек, килограмм сахара – 50 копеек, килограмм сала – 60 копеек (тогда считали, конечно, пудами и фунтами). Это все считалось очень дорого, в центральной России было дешевле.

8 Восточно-Сибирский стрелковый батальон

Настоящее приключение

Путешествие казалось девятнадцатилетнему подпоручику настоящим приключением – ведь место его будущей службы находилось на самом краю Российской империи, за 9000 километров от Санкт-Петербурга.

В эти годы действовала программа переселения крестьян к берегам Амура, причем им выделялись большие наделы земли, деньги на постройку жилищ, пара лошадей или быков, корова, семена для посевов, семена овощей и предметы хозяйственного обзаведения.

Переселение было крайне сложным: железных дорог к востоку от Урала ещё не построили, и путь на обычной крестьянской телеге по сибирскому тракту и почти полному бездорожью Забайкалья растягивался на полтора-два года. В наше время это трудно представить: ехать на телеге, запряженной лошадкой (которая тоже устает), не просто неделю, а два года – под палящим солнцем и проливным дождем, в стужу, мороз и снегопад...

Переселенческий пункт

Тогда решили возить переселенцев пароходами, так что и мой прадед плыл в Хабаровку на пароходе. Путь получался дорогим, экзотическим, но вместо двух лет занимал два месяца. Плыли из Одессы морем, через проливы Босфор и Дарданеллы – к Суэцкому каналу, мимо Индии и острова Цейлон, вдоль берегов Вьетнама, Китая, Кореи и Японии, во Владивосток. Полагаю, этот путь запомнился Дмитрию Павловичу на всю жизнь.

Прадедушка обратил внимание на то, что среди пассажиров парохода преобладали представительницы женского пола всех возрастов. Это обстоятельство оказалось неслучайным: правительство осознало тот факт, что на Дальнем Востоке заметно больше мужчин, чем женщин, и тогда за счет государства стали перевозить те семьи, где число девочек и женщин превышало количество мужчин.

Хабаровка и жизнь в ней

До середины XIX века нынешний Хабаровск находился на нейтральной территории, не разграниченной между Китаем и Российской империей. Нам нужно было защищать свои восточные границы, и первыми сюда поехали военные, основав в 1858-м году Хабаровку как военный пост.

К моменту приезда Мартьянова это был мужской городок: 3000 мужчин (из них половина – военные) и всего 870 женщин. Семьи были многодетные, и по улицам бегали почти тысяча детишек. Здесь также было много рабочих-китайцев (у прадедушки потом будет жить повар-китаец).

Первым офицерам были обещаны выслуга лет, льготы, повышение в чинах, и многие только и ждали момента, чтобы вернуться назад – в европейскую часть России. Дмитрий Мартьянов тогда еще не знал, что проведет в Хабаровке большую часть своей жизни – более 40 лет.

Вот он, молодой, статный, полный сил подпоручик, стоит на возвышенности и осматривает свое новое пристанище: высокий берег, красивый утес, холмы и чистые речки с галечным дном. Через речки переброшены мостики. К берегам жмутся деревянные дома жителей: в колодцах часто пропадает вода, и строятся ближе к реке. У каждого дома – все необходимое для жизни: огород, сараи для скота и птицы, ледник, сеновал. Несколько церквей, ведь без Бога – ни до порога. Торговая площадь, где обычно проходит главная пушная ярмарка края, гостиный двор. Почта и телеграф.

Старый Хабаровск

Военные постройки вокруг тоже все деревянные: солдатские казармы, артиллерийское хозяйство, домики офицеров и семейных солдат, провиантские склады, гауптвахта, лазарет. По Амуру и Уссури уже курсируют 14 пароходов.

Вот такая Хабаровка. Как не похожа она на древний Псков и блестящий Санкт-Петербург! Перед Мартьяновым лежит юный городок, который на его глазах будет превращаться в крупный политический и культурный центр Дальнего Востока.

Климат здесь оказался не очень хорошим, особенно досаждали летом мошка, гнус, комары – около Амура всегда было много этих паразитов. Слюна мошки очень ядовита и часто вызывала отек, зудела кожа, а при многочисленных укусах могла даже подняться температура. Спать приходилось под пологом, но нужно было служить, и Мартьянов честно служил.

Хабаровск, улица Алексеевская. 1890 год

Большие перемены

Дадим нашему герою время, чтобы обжиться, и вернемся к нему через 4 года. Что же мы увидим в 1888-м году?

Город растет не по дням, а по часам. Введена должность городского архитектора, им стал военный инженер, и вокруг появляются каменные здания с красивыми фасадами из красного и серого кирпича.

Возведен красивейший собор города – Успенский, и Дмитрий Павлович любит молиться в нем. В 1891-м году в Хабаровку приедет Цесаревич Николай, и в его честь к собору сделают придел в честь Святителя Николая Чудотворца ( чудесный собор разберут на кирпичи в 1930-м году, поскольку религия будет объявлена опиумом для народа).

Успенский собор Хабаровска

Большие изменения произошли и в жизни прадедушки – офицера штаба округа. В 1888-м году его произвели в поручики – это звание соответствует современному старшему лейтенанту. И главная перемена в жизни: Дмитрий Павлович женился на очаровательной девушке – Анне Цезаревне Грудзинской.

Девушки старой России

Девушки старой России

С семьей Грудзинских он познакомился по приезду в Хабаровку: отец семейства – кадровый офицер, четыре сына (Николай, Михаил, Сергей, Константин) и дочка Анна. Родом из Москвы, и образование у всех московское: у молодых людей – военное, у Анны Цезаревны – педагогическое.

Старая Москва

Впоследствии все братья Цезаревичи дослужатся до разных чинов: Николай и Михаил до генерал-майоров, Сергей до полковника, Константин до штабс-капитана.

Из четырех Цезаревичей Дмитрий Павлович ближе всех сошелся с Николаем. Судьбы – один к одному: Николай – тоже бывший кадет, затем юнкер, потом подпоручик, и тоже выпущен в Восточно-Сибирский батальон. Два ровесника (год разницы), породнившись через Анну Цезаревну, пройдут втроем долгий путь и будут вместе работать.

Мартьяновы – основатели школы

Анна Цезаревна Грудзинская, теперь Мартьянова, отличается не только красотой, но и силой характера, энергичностью, интеллектом. Педагог по призванию, к тому же с московским образованием. А еще Анна выросла среди братьев и прекрасно умеет обходиться с мальчишками. В Хабаровке же растет много сыновей офицеров, которым совсем негде воплотить в жизнь свою мечту: пойти по стопам отцов. Есть только одна возможность стать кадетами: поступить в Сибирский корпус, в город Омск (это ближайший из кадетских корпусов). Но нужно готовиться, сдавать экзамены – это не так-то просто.

Так в Хабаровке появилась домашняя школа Мартьяновых

Анна Цезаревна сочувствует детям, а педагогическое образование, призвание и юная энергия постепенно делают свое дело: посоветовавшись с мужем, она начинает готовить ребят к экзаменам и заниматься с ними прямо на квартире. Количество желающих растет, и Дмитрий Павлович приходит на помощь юной супруге, потом к ним присоединяется третий преподаватель – супруга офицера, Серафима Ивановна Крузе. Так в Хабаровке появилась домашняя школа Мартьяновых.

Русский офицер со своей невестой

Кадет Хабаровского корпуса Они учат будущих кадетов так успешно, что генерал-губернатор Корф ходатайствует об официальном открытии Подготовительной трехклассной школы Сибирского кадетского корпуса (начальный класс, первый и второй).

Ходатайство удовлетворено, открыто государственное финансирование, и в Хабаровке начинает работу уже настоящая школа, причем ее сразу именуют кадетской. Теперь Анна Цезаревна, Дмитрий Павлович и Серафима Ивановна учат мальчишек уже не на дому, а в настоящих классах, которые размещаются в каменном здании штаба округа.

Кадеты Хабаровского кадетского корпуса

В начальный класс принимают даже и совсем неграмотных детей -– это очень важно для Хабаровки: далеко не все родители имеют возможность обучать ребят грамоте.

Хабаровск, в одном из таких домов жила семья моего прадедушки

Численность школы установлена в 50 казеннокоштных (на государственном обеспечении) воспитанников. Успешно окончившие курс переводятся в третий класс Сибирского кадетского корпуса без экзаменов. Это очень удобно для детей и родителей: мальчики остаются в родительском доме, а уже окрепнув и получив начальные знания, отправляются в далекий Омск. Едут обычно с офицерами-воспитателями через Иркутск.

Первое время прадедушка трудился преподавателем и воспитателем кадетской школы, а затем стал ее директором и руководил в течение 8 лет – с 1892 по 1900 годы. А потом в его жизни опять произошли большие перемены.

Занятия воспитанников Хабаровского кадетского корпуса

Век XX – век больших разлук

Закончился век XIX – на пороге стоял XX. Он принес с собой катаклизмы и катастрофы: менялась карта всей Европы, трагически менялись судьбы миллионов людей.

Семейный портрет

Про дальнейшую жизнь моих родных, полную опасностей и приключений, про их судьбу в годы Первой мировой и Гражданской, про плавание среди бушующего моря в Шанхай, а затем в КСХС – Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев – я постараюсь рассказать в продолжении этой статьи, если, конечно, вам, дорогие мои читатели, это интересно. Храни вас Господь!