Сижу на лавочке в известном монастыре, жду духовника. Дело между службами, народу мало, и две местные побирушки, устроив себе перерыв, располагаются рядом со мной. Возможно, вид у меня не слишком презентабельный. Или взгляд достаточно отсутствующий... но они прямо при мне начинают козырять друг перед другом профессиональными достижениями.
Рассказывают о своих «гастролях», обсуждают, где и когда подают больше, хвалятся тем, как много удалось собрать в N-й день по N-му адресу... Это «нормальные» профессиональные побирушки – непьющие, не опустившиеся.
Самое забавное, что пару лет назад я стала свидетельницей такого же точно разговора в Троице-Сергиевой лавре. Попрошайки и лавочка были другие, а разговоры те же. Помнится, я потом еще посмотрела в зеркало и задумалась, почему внушаю им такое доверие...
В тот день одна побирушка вернула мне утраченный иммунитет к излишней сентиментальности. Мне казалось, что, живя 3 года в московском монастыре, я приобрела этот иммунитет пожизненно, ан нет... Наверное, старею. Но в ответ на жалобную просьбу о помощи рука как-то полезла в сумку и сама вытащила 20 рублей.
– Ну, хоть что-то, – снисходительно сказала побирушка, небрежно ссыпав монеты в карман.
Вообще-то для меня 20 рублей до сих пор является не «хоть чем-то», а деньгами. Я похлопала глазами и засмеялась, чувствуя, как голова возвращается на положенное ей место.
***
Настоящее знакомство с темой нищенства у меня началось классе в третьем, при чтении книги «Принц и нищий». До того концепция воспитания октябренка предполагала лишь одну оценку: богатые по определению плохие, а нищие по определению хорошие. Фильмы и книги про беспризорников и бродяг были преисполнены сочувствием к этим категориям населения – им было простительно всё... А тут такой беспощадный антураж к приключениям принца! Оказывается, нищие бывают нехорошие. Очень даже нехорошие. Злые. Попрошайничая, бесстыдно лгут; способны бывают и на воровство, и на убийство!
Оказывается, нищие бывают нехорошие. Злые. Бесстыдно лгут; способны и на воровство, и на убийство
Потом отрицательный образ нищего – молодого, здорового бездельника – мелькнул в «Алых парусах». Конан Дойл в «Человеке с рассеченной губой» раскрыл бухгалтерию профессиональных побирушек. В книгах Гиляровского тема получила полное развитие, и, наконец, в 1990-е расцветилась личными впечатлениями.
Ко всему прочему, одним из моих первых послушаний в монастыре стало дежурство на воротах. В центре Москвы! Такая смесь обязанностей дворника, привратника и справочного бюро. Тут-то, рядом с потоком попрошаек, у меня и появилась возможность систематизировать всю информацию о них, накопленную к тому времени на жизненном пути. Так что откровения современных побирушек лишь внесли туда поправку на инфляцию. Но удивительно, что и сейчас пропорция того, что может собрать ловкий «нищий» на «удачном» месте, с тем, как в среднем зарабатывают граждане, практически такая же, какую назвал Конан Дойл – шесть к одному! Разве что ситуация с карантином ослабила поток народа в людных местах.
***
Сразу надо сказать, что нищенство и в наше время крайне неоднородное явление, и всегда таким было. Но основные типы современных попрошаек выделить нетрудно.
Часть людей нищенствует по причине социальной дезадаптации, развившейся с детства в неблагополучной семье. Часть скатывается на дно по обстоятельствам жизни. И, наконец, немало тех, кто выпал из общества по причине каких-то психических отклонений – врожденных и/или приобретенных, – которые препятствуют заниматься длительным, целенаправленным трудом.
Ах, да, забыла – в мегаполисах появилась еще категория молодых попрошаек, которые не занимаются нищенством профессионально, а по-любительски подрабатывают с плакатиком: «Помогите, обокрали».
«Профессиональные» попрошайки условно делятся еще и на тех, кто спивается и/или с азартом предается страсти стяжательности, либо же живет без особого греха и без претензий к окружающим.
Не претендуя на всеобъемлемость своего социсследования, всё же скажу: из пары сот знакомых мне попрошаек лишь четверо нищих тунеядствовали из-за серьезной неспособности к труду, не спиваясь и не превращая сбор средств в азартную охоту. Выходит, что максимум 2–3 % из них нищенствовали по причинам, которые можно назвать не слишком предосудительными. Всем остальным вести нормальный образ жизни мешали не только обстоятельства или особое душевное устроение, но и запущенные страсти.
Из пары сот знакомых мне попрошаек лишь четверо тунеядствовали из-за неспособности к труду
Процент этот в наше время неудивителен. В 1990-е годы люди, действительно, оказывались никому не нужны. А сейчас, при желании как-то выкарабкаться со дна жизни, человеку помогут. Если он не может трудиться, то получит пенсию, а если может – работу.
Но на такую пенсию нельзя и жить, и пить с размахом. А на работе надо работать. Если эти неприятные обстоятельства не устраивают человека, то он – да – пойдет попрошайничать. И, скорее всего, преуспеет.
Но всё это вольные художники. Есть еще и невольные.
Их привозят в «хлебные» места неприметные парни – сами распределяют по точкам, сами защищают, сами кормят и поят. Сами хранят их паспорта и инвалидные книжки. И собранные ими деньги тратят тоже сами... И мы, добросердечно подавая подобным попрошайкам, лишь провоцируем их хозяев на расширение «бизнеса».
Впрочем, повторимся, сейчас не 1990-е – значительное число этих невольников могли бы освободиться, уйти от хозяев... но не уходят – что-то их в такой жизни устраивает.
***
Не надо думать, что побирушки, рассказывающие жалостные истории, испытывают чувство благодарности к тем, кого обманывают. Скорее, это чувство испытает тот, кто честно говорит вам, что ему не на что опохмелиться. Но тот, кто обманывает, – никогда. И чем крупнее суммы подаются обманщику, тем больше пренебрежения он испытывает к дарителю. Хотя дифирамбы поет звонче, конечно.
Чем крупнее суммы подаются обманщику, тем больше пренебрежения он испытывает к дарителю
В среде профессиональных нищих бытует мнение, что подаваемые деньги – или легкие, или «грязные», и даются для облегчения совести. И это неудивительно, потому что сами попрошайки, как правило, не имеют опыта длительного методичного труда по зарабатыванию денег. Зато с избытком имеют опыт разного рода фантазирований, сплетен и пересудов – благо, времени на это у них предостаточно.
К тому же, когда человек год за годом живет за счет людей, вроде бы неглупых, но верящих, что в наш век мощной социальной защищенности ему «нечего покушать», то с ним происходит то же, что и с детьми, которым взрослые позволяют собой манипулировать, – человек теряет чувство реальности. Одну и ту же картину порою видишь и на заседании Комиссии по делам несовершеннолетних, и у ворот храма: стоит человек – маленький или большой – и искренне считает всех вокруг идиотами.
Хорошо еще, что зазвездившиеся люди рано или поздно обнаруживают свое состояние. Это относится и к младостарцам, и, неожиданно, к профессиональным побирушкам, которые в конце концов снимают маску человека, умирающего с голоду и готового кланяться за каждый медяк.
И тут из их гневных или презрительных монологов могут выясниться неожиданные вещи. Либо побирушка мыслит себя благодетелем, потому что «прихожане спасаются» исключительно тем, что его содержат. Либо считает, что деньги они дают потому, что «много нагрешили и теперь не знают, как грехи загладить». Либо же просто глубоко презирает их, как «лохов». Изредка приходится слышать и «3 в 1» – все три варианта от одного попрошайки.
***
Вопросом этой статьи является не то, подавать или не подавать деньги современным попрошайкам – это каждый должен решать сам в каждой конкретной ситуации. Вопросом является то, почему мы так охотно «спонсируем» бездельников, обманщиков и мафиозников – в то время как рядом всегда есть по-настоящему нуждающиеся люди?
Оглядимся на ситуацию с нуждающимися в среднестатистическом приходе. Вот, женщину с четырьмя детьми, один из которых инвалид, муж бросил, оставив им, правда, жилье... но в счет алиментов. Вот мать с кучей детишек убежала от мужа, избивавшего семью до крови; алименты есть, но жилье на 5 человек – крохотная «однушка» с долгом по ипотеке. Вот женщина одна растит детей (муж скрывается от алиментов), из-за кризиса лишилась места в городе, и им приходится уехать в поселок, где есть жилье, но мало работы, где ждет нужда, а ребенок-инвалид не сможет получать специализированную медицинскую помощь, а второй подросток не сможет учиться по своему профилю...
Есть и отцы-одиночки, и по-настоящему многодетные семьи, и семьи с инвалидами – всегда есть кто-то, кто тоже нуждается, хотя и не так остро, как в первых примерах. Они стоят возле нас на литургии, живут с нами в одном доме – не надо даже отправлять СМС-переводы в адрес неизвестных фондов. Почему же мы не поможем им?
Может быть, всё дело в том, что, подавая попрошайке достаточно мелкие суммы, мы чувствуем себя благотворителями? Ведь он и на 50, и на 10 рублей подаяния реагирует так, будто мы спасаем его от голодной смерти. И это успокаивает голос совести, который говорит нам, что нуждающимся надо помогать. Сразу видно, что это – нуждающийся... и мы ему помогли!
Но если мы беремся благотворить людям в их реальных нуждах, то становится очевидно, что тут за 50 рублей себя благодетелем не больно-то почувствуешь. Ну, какую нужду решишь сейчас за 50 рублей?
Совесть не успокоена. Размах филантропических ощущений – не тот. Но вместо того, чтоб сказать себе, что благотворительность наша скудна, мы говорим, что это, видно, не нуждающиеся...
Выходит, побирушки нередко... правы, рассуждая, что деньги им подаются для успокоения совести? Вспомним эпизод из жития Василия Блаженного: где-то в людном месте блаженный накинулся с палкой на нищего. «Почто убогаго биеши?» – вопросили окружающие. Тогда блаженный перекрестил нищего, и тот... растаял в воздухе. Когда люди немного пришли в себя, блаженный объяснил им, что демон принял вид нищего, чтобы внушать им мысли самоуспокоения: мол, милостыню подаем, спасаемся...
И это, заметим, случилось тогда, когда нищие сплошь и рядом были по-настоящему нуждающимися людьми. Чего же говорить про наше время?