Искра Божия

15 лет назад в эти дни отпевали Искру Андреевну Бочкову, в Крещении рабу Божию Александру. «Баб Саню», – как ее еще называли. «Это человек, который сыграл огромную роль в церковной жизни Москвы», – сказал тогда у ее гроба архимандрит Тихон (Шевкунов), наместник Сретенской обители, ныне митрополит Псковский и Порховский.

Маму вспоминает дочь – Екатерина Прохорова.

Спасать же надо не только для этой, но и для вечной жизни

Искра Андреевна Бочкова в мастерской. 1972 г. Упокоена Искра Андреевна в своем родном селе с древним названием Спас-Коркодино – это под Москвой, в Клинском районе. Туда ее еще совсем крошечной отправили к бабушке. Хотя родилась она в 1927 году в Сталинграде, где в командировке вместе с беременной супругой оказался отец. У матери не было молока, а в деревне на парном надое всегда можно выходить младенца.

Бабушка тут же понесла внучку в храм: спасать же надо не только для этой, но и для вечной жизни. Окрестили 5 мая. А это день советской печати. Мама-то и была названа Искрой, потому что тогда такая газета выпускалась.

Священник же нарек крещаемую Александрой – в честь царицы-мученицы, чья память на следующий день, 6 мая, отмечается.

Ее имена: Александра, что значит в переводе с греческого «защитница»; и Искра – пламенная, – такой мы ее и будем помнить.

Родное село Спас-Коркодино. Храм разрушен в 1956 г.

Смерть–рождение–вечность,
или Как всё возвращается на круги своя

Мама потом всю жизнь была очень внимательна к датам. Считала, что все совпадения неслучайны – Господь нас промыслительно ведет и сквозь земное время.

Младшие внуки у бабушкиной коллекции игрушек Ее кончина – подтверждение этой интуиции. Отпевали ее 7 декабря: в день смерти ее мамы; в день ее собственного рождения; в день моих именин – на память великомученицы Екатерины. Такая вот запечатлена для нас в этот день последовательность: от смерти к вечной жизни. Бог ведь спасает не одного только человека, но и весь род в лице каждого из нас падает или восстает.

Мама сумела меня так воспитать, что я ей десятерых внуков родила. А у меня у самой их на данный момент – 27.

На 40-й день по кончине мамы в храме Большое Вознесение на Никитской, где ее и отпевали, отец Владимир Антонов, ныне также уже покойный, сказал после панихиды:

– Она не просто Искра. Она – Искра Божия. Душа Александры Андреевны действительно «во благих водворится», и память ее воистину «в род и род». Смотрите, какое у нее многочисленное и благочестивое потомство.

Всё возвращается на круги своя. К той вере, которой жили наши предки из века в век.

«Ну, Сань-ка, ге-ро-й!»

Поколение маминых дедушек-бабушек было еще верующим.

Бабушка по папиной линии, Зоя Федоровна, всю войну – как про нее вспоминали – простояла на коленях. Вымаливала сыновей. Двое остались в живых, двое приняли смерть как герои.

Бабушка Зоя всю войну – как про нее вспоминали – простояла на коленях: вымаливала сыновей

А дедушка по маминой линии, Иван Иванович Быков, прошел с генералом М.Д. Скобелевым всю Русско-турецкую войну. Воевал вместе с ним на Шипке, Болгарию освобождал. 25 лет солдатом в царской армии прослужил. Усы у него такие были длинные белые, сам весь – в орденах.

У одного из его сыновей были проблемы с речью, по слогам всё проговаривал:

– Ну, Сань-ка, ге-ро-й!.. – только и успевал произнести проносившейся мимо Искре.

Она еще, видно, по детству уже проявляла свой боевой темперамент.

Неслыханная по тем временам смелость

Уже после смерти мамы подруга ее студенческих лет из Америки мне прислала свои воспоминания.

Сама она чистокровная еврейка. Училась на «отлично». Но вдруг отца посадили. Уже и собрание намечено, на котором ее из комсомола исключат, а значит, и из вуза погонят…

А мама взяла да и сагитировала всех однокурсников не побояться против лишения комсомольского звания этой дочери «врага народа» проголосовать… Как-то сумела всех убедить! По тем временам это неслыханная смелость!

Тетя Рэна потом маме всю свою жизнь была благодарна за то, что она ее тогда от расправы спасла:

– Она никого и ничего не боялась! Заступалась за всех!

Подвиг матери

Мамины родители были убежденными коммунистами, патриотами, искренно любившими Родину и… советскую власть.

Отец – Андрей Алексеевич Бочков, родом из Ярославской области. В Гражданскую войну ушел воевать добровольцем за Красную армию. Был майором, потом – комиссаром, политруком. После уже сражался на идейном фронте – возглавлял отдел кадров газеты «Известия» (редакция на Страстном бульваре в Москве).

Мама – Наталья Игнатьевна (в девичестве Бизяева), с раннего детства работала ткачихой на фабрике «Каулен Кост». После революции организовала там на производстве первую комсомольскую ячейку, устраивала любительские спектакли. Позже работала в Клину в детдоме. Уехала в Москву, где закончила педагогический институт и стала учителем истории. Работала в известной 93-й школе на Арбате.

Гроза. Работа Искры (Александры) Андреевны Бочковой

Жили очень скромно. Считали неприличным излишки. Я часто от них слышала фразу: «Это мещанство».

В 1941 году, когда немцы подошли к Москве, бабушку с учениками школы отправили в эвакуацию – в Горьковскую область, в деревню Кавернино. Наталья Игнатьевна была педантично честной. Ключи ото всех съестных припасов были у нее, и она все взвешивала, делила и отмеряла. Сама же, будучи почти двухметрового роста, пухла от голода и переутомления. Все предназначалось только детям.

Учительница «из прежних»

Мама вспоминала, что в эвакуации у них была удивительная учительница по русскому, литературе и истории – «из прежних». Она воспитала в своих учениках беззаветную любовь к Отечеству. Благодаря ее урокам мама на всю жизнь полюбила былины, русский фольклор, литературу и родную историю – и пронесла эту любовь через всю свою жизнь.

Когда вернулись в Москву – в образцово-показательную советскую школу на Арбате, – училась там Искра уже плохо, за что ее мать, уважаемый учитель и коммунист, сильно наказывала.

А мама стала часто убегать из дома. Совсем не любила убираться в квартире, готовить и делать уроки. Зато рисованию отдавала все больше и больше времени. Сохранились ее детские альбомы с любимыми песнями и стихами, к которым она уже тогда рисовала потрясающе выразительные картинки.

«Ух! А ничего получилось!»
Какое она знакомство с однокурсниками устроила

1945 год. Закончилась война! Открываются новые учебные заведения. Объявили набор в Высшее художественно-промышленное училище – Строгановку. Мама решила туда после 9-го класса поступить.

Весь сентябрь в деревне копали картошку, и к началу учебного года она опоздала почти на месяц. Группа как на подбор: Илларион Голицын, Игорь Обросов, Гурий Захаров и многие другие, кто позднее составил цвет советского искусства. Все уже были знакомы между собой и довольно презрительно встретили девочку с полей.

А мама, ни на кого не обращая внимания, встала за мольберт и четыре часа рисовала так, что пар валил, даже на переменку не выходила. В конце урока еще и отошла подальше взглянуть на свое произведение:

– Ух! А ничего получилось!

После этого с ней даже разговаривать никто не хотел… Так их задела эта нагрянувшая из деревни самонадеянность. Хотя позже все эти ребята души в ней не чаяли.

Обостренное чувство прекрасного

Искра Андреевна Бочкова с Алексеем Валерьевичем Артемьевым Потом мама уже никогда не была довольна своими работами. Всегда стремилась к высокому, недостижимому идеалу.

– Катька, ну, возьми кисточку, ну, поправь, что же это у меня ничего не получается! –обычно, сколько помню, прямо рыдала она.

– Лешка, возьми кисточку, поправь!!! – мужа, Алексея Валерьевича Артемьева, он тоже художник, умоляла.

Тот подойдет деловито так, подмажет там что-нибудь…

– Да что же ты всё еще больше испортил?! Ну-ка, отойди!!! – и его смиряла.

Вот такое у нее было обостренное чувство прекрасного.

Но радела она уже не только о внешней эстетике… И сама смирялась, и другим спуску не давала!

Некоторым лучше было не попадаться ей на глаза

Большую часть своей жизни мама и Алексей Валерьевич посвятили борьбе за сохранение исторического наследия старой Москвы.

Вот однажды во время съезда Союза художников СССР стоят они в фойе Государственного Кремлевского дворца. По лестнице Михаил Посохин шествует… На тот момент – главный архитектор столицы. Сколько памятников архитектуры было разрушено под его началом! А в Кремле сколько всего уничтожено под его новоделы, как этот!

Мама в полный голос и стала, как бы изумляясь, спрашивать у всех:

– А кто это спускается? Кто это?!

Со всех сторон:

– Посохин… Посохин…

– Как?! А разве его еще не посадили за вредительство?!! Его же место в тюрьме! – еще громче недоумевает она.

Мама громко: «Посохин? Как?! Его еще не посадили за вредительство?!!» Тот готов был сквозь землю провалиться

Михаил Васильевич, затравленно озираясь, готов был сквозь землю провалиться на лестнице этого им же возведенного детища.

Или вот как-то перед заседанием в Союзе художников стояли все в ожидании очередных членов правления. И тут подруливает шикарное авто… Салахов вальяжно так поднимается из недр… А многие его недолюбливали за излишнее высокомерие. И тут мама во всеуслышание восклицает:

– Да здравствует великий азербайджанский художник!..

Таир Теймурович с самодовольной улыбкой выпрямился во весь рост, а мама продолжила:

– Нариманбеков!!!

Ярости Салахова не было предела.

Ее врагом была пошлость

Как про Чехова: «Его врагом была пошлость», – вот так же и про маму отзывались, с поправкой разве что на местоимение в женском роде: ее.

Она жаждала, чтобы люди прониклись красотой и величием классики. Потом уже, когда я встречалась с ее однокурсниками и однокурсницами, они просто в голос мне – такие уже все состоявшиеся мэтры – верещали:

– Да ты что! Она нас запирала в комнате на ключ!!! Выкидывала все наши танго, фокстроты. Ставила 1-й концерт Чайковского или 2-й Рахманинова и т.д. И провозглашала: «Вы будете слушать прекрасную музыку. Я вам просто не позволю засорять свои уши и души всякой дрянью! И еще плясать под нее! Слушайте классику!»

Они тоже, правда, скручивали ее порой и отрывались-таки под какие-нибудь новомодные тогда шлягеры.

Но их реванш длился, впрочем, недолго…

Мне всё это было, безусловно, и самой известно. Заметит, бывало, у меня пластинку какую-нибудь с эстрадой, которую незадачливый одноклассник одолжил, – и тут же ее об коленку: хряк!

– В нашей семье, – кричала, – э-то-го быть не может!!

Связь со всей мировой культурой

В народной игрушке – связь со всей мировой культурой: везде образы одни и те же, только раскрашены иначе

А вот народное творчество мама очень ценила. Еще в Строгановке основала «Северный хор», самодеятельный театр, музей. И это одна из лучших экспозиций фольклора и старины в стране, а начало ее заложила – я это знала, когда уже сама училась там, – мама.

Для пополнения фондов этого музея мама еще со студенческих лет постоянно с друзьями в этнографические экспедиции на Русский Север снаряжалась. В одной из таких поездок и познакомилась с удивительной художницей Ульяной Бабкиной – та мастерила игрушки из глины. Мама с ней дружила, переписывалась всю жизнь. Отправляла ей посылки с тем, что там было необходимо, а та взаимен ей свои удивительные изделия присылала. У мамы целый шкаф этих человечков, коняшек – коллекция!

Она говорила, что в народной игрушке – связь со всей мировой культурой: и в крито-микенской эпохе, и в греческой, а потом и в римской античности везде эти артефакты почти одни и те же, разве что раскрашены чуть иначе, а образы – и у нас такие же!

Искра Андреевна у замечательной русской художницы Екатерины Михайловны Беляковой

Что нас прививает к корням?
или Способ проверить жениха на прочность

Мое детство прошло при неизменном чтении русских былин из собрания А.Ф. Гильфердинга. Там еще, помню, были такие старинные фото сказителей…

– Как орет в поле оратай, посвистывает,
Сошка у оратая поскрипывает,
Омешики по камешкам почиркивают…

– это мама мне про Вольгу Святославовича читала.

Я еще с малых лет знала, что оратай – это пахарь, а орать – это значит: пахать. Такие вещи просто органично прививают к корням, необыкновенной любовью к русской земле, ее истории, к ратной славе России наполняют.

«Слово о полку Игореве» нами тоже было вдоль и поперек в семье читано-перечитано. Когда Алексей Валерьевич еще только добивался руки Искры, она ему условие поставила:

– Выучишь «Слово о полку Игореве» – выйду за тебя замуж.

Выучил. Поженились. Потом еще и книжку об этом шедевре древнерусской литературы написал да отиллюстрировал.

Я так и думала всегда, что это всем и каждому в нашей стране известное произведение.

– Дайте мне, пожалуйста, «Слово о полку Игореве», – помню, обратилась я в библиотеке, когда оказалась в летнем лагере.

На меня там смотрят выпученными глазами…

– А былины? – нашлась тогда я.

– ?

Как сделать поэзию лакомой для детей

Где бы мама ни оказывалась, всюду звучала поэзия. В метро ли едем, она мне вслух читает, а я заучиваю:

– Это песенка моя про моря и про маяк… – детские стихи В. Маяковского я знала, наверно, почти все наизусть, как и мама – взрослую его лирику.

Потом она так же возилась и с моими уже детьми. Педагог она была от Бога.

Искра Андреевна с внуками Здоровьем не отличалась. Приедет к нам в деревню и сразу – в свой закуток на терраске. Там у нее кровать за занавеской. Приляжет, а детвора вокруг, как птички, ее облепят. Она любила читать им стихи Н. Тряпкина:

Во все концы со всеми переправами,
Во все края
Ты пролегла червлеными заставами,
Страна моя.
<…>

И вот горят пред целою Вселенною
Твои костры.
И вот опять на струны многопенные
Кладу персты…

Это «Ода к России». Прочитает, а потом так вкрадчиво внуку:

– Лешенька, внучек, выучи стишок, я тебе клубнички куплю.

Или:

Ах ты, бабка Настасья!
Что было бы нынче со мною,
Если б в детстве своем
Я не ведал, старушка, тебя?
Вспоминаются долгие зимы,
У печного того корабля…

Зима. Работа Искры (Александры) Андреевны Бочковой

А вот так можно оказаться в центре мироздания,
или Проповедь через культуру

Всё про историю окрестных мест неизменно им рассказывала что-то. Сама, или дедушку просила подготовить «доклад»: это были целые лекции-вечера. А то и экскурсии:

– Вот тут у Фонвизиных в нашей деревне П. Чайковский гостил, вон в Соголево Л. Толстой к своей тетке Волконской наведывался, а там напротив – Д. Менделеев в Боблово свою таблицу увидел во сне.

Мы все так и думали, что весь мир вокруг нашей деревни крутится, и «Времена года» великий русский композитор мог только у нас написать. А значит, и для нас многое возможно…

Мама, как стала воцерковляться, С. Аксаковым и вообще всеми славянофилами, И. Киреевским – его семейство, известно, тоже собирало фольклор – чрезвычайно увлеклась. А после она и до Н. Гоголя с его «Размышлениями о Божественной Литургии» добралась…

И всем этим она всегда поделиться хотела. Всё больше молилась. Читала уже постоянно Евангелие. Раньше поэтическим эталоном считала «Илиаду» Гомера, а потом для нее ничто по красоте слога в сравнение с Псалтирью уже не шло. Но проповедь ее так и оставалась ненавязчивой – посредством культуры преподанной. Мама как проповедовала всю жизнь, так и продолжала – через заботу, красоту.

«А дни-то сейчас какие Великие…»

Помню, я еще училась. В Великий четверг в школу, разумеется, не пошла. Так классная отправила ко мне группу девочек выяснять: почему это меня нет? И вот одна из моих одноклассниц потом вспоминала, как они с самыми серьезными намерениями позвонили было в дверь…

«Открыла тетя Искра и сразу же велела нам раздеваться! Разматывать эти свои удушливые шарфы! Снимать эти в нахмурочку шапки! Сбрасывать пальто… И – потащила всех на кухню!

Там Катька, совершенно счастливая, вся в разноцветных помарках, в тепле – окутанная этим запахом ванили и подходящего сдобного теста – сидела и расписывала яйца.

Тут же тетя Искра всем свежего вкусного чая по каким-то невероятно красивым, тоже расписанным чашечкам разлила, насыпала в такую же затейливую миску сухофруктов и орехов и стала рассказывать, какие сейчас Великие дни…

А после чая все получили по горячему яйцу и тоненькой кисточке и – тоже с огромной радостью принялись впервые в жизни расписывать эти писанки».

Потом Александра Андреевна была крестной у малышей этих моих одноклассниц.

Как через разговор про веселье можно катехизировать

Или едет, бывало, в такси, а там визитка у водителя: Петр Павлович. А мама прочитает так, переглянется с нами и начинает тормошить его:

– О! Наверно, у вас 12 июля веселье?

– А вы откуда знаете?.. – замирает тот.

– Ну правда же?

– Правда…

Отречение Петра. Работа Искры (Александры) Андреевны Бочковой

Начнет излагать: у него день рожденья и у отца там что-то, да и у брата тоже важный день… – а мама еще и наводящие вопросы задает, так что вообще выясняется, что вся жизнь его вокруг этой даты заверчена.

Сколько у нее крестников из тех, кого она и видела-то накануне впервые! Спросит: «Хочешь креститься?» И люди приходили…

– А откуда вы знаете?! – теперь уже не унимается он: ему же всю его жизнь, как запутанный ранее клубок, размотали.

– Ну как же… Петр-Павел… – объяснит, что к чему.

Или едет в такси из Лавры после Литургии на Преподобного и окликнет шофера:

– Миленький, наверно, тебя Сергием зовут?

– А вы откуда знаете?! – оборачивается, чуть не съехав в кювет, тот.

Преподобный Сергий Радонежский. Работа Искры (Александры) Андреевны Бочковой. 1997 г. – Ну как же! Сегодня же память преподобного Сергия Радонежского! Поздравляю тебя с именинами!

– Ой! А я и не знал.

– А ты крещеный?

– Нет…

– Хочешь, покрестим тебя?

– Хочу!

– Давай приезжай завтра в храм на Воробьевых горах во столько-то.

И люди еще загодя стояли уже у храма!

Знаете, сколько у нее таких крестников из тех, кого она давеча и видела-то впервые! Уж не говоря о том, скольких она из своего окружения обратила к вере.

Сила благословения

Потом с середины 1970-х и вплоть до «перестройки» архимандрит Кирилл (Павлов), у которого она окормлялась, благословил ее устраивать семинары. «Ликбез для художников», – как сама она их называла.

Народу в здании Комбината монументально-декоративного искусства на Калининском проспекте (напротив здания СЭВ) собиралась уйма. Каждую среду в течение 10 лет! Всё боялись, что сексот какой-нибудь затесаться может… Но ни разу за всё это время никакой даже заминки не возникло! А говорили-то еще в те советские годы об иконографии, истории государства Российского в его неразрывном единстве с Церковью, о духовных истоках русской культуры, о святоотеческом наследии… Выступали Н.К. Гаврюшин, С.С. Аверинцев, А.И. Рогов, М.Ф. Антонов, В.И. Карпец, П.Г. Паламарчук, В.В. Нарциссов, протоиереи Лев Лебедев и Александр Марченков. И даже митрополит Антоний Сурожский. Так это еще всё и оплачивалось каким-то чудом из кассы парткома!

Записочка от отца Кирилла (Павлова)

Сила благословения!

И так мама многое умудрялась проворачивать: на Мосфильмовской, где мы тогда жили, она вместе со сподвижниками – супругом Алексеем Валерьевичем да подругой Натальей Николаевной Шабалиной – добились открытия в Троице-Голенищеве храма во имя Живоначальной Троицы; отстояли, хотя бы частично, Поклонную гору от срытия, установили там первый вообще в Москве Поклонный крест; молились по соглашению, чтобы в правительстве проект поворота северных рек вспять завернули, и он действительно был отклонен! И т.д. и т.п. В Сретенском монастыре при его еще только открытии с обновленцами сражались.

Действовала мама непременно с благословения отца Кирилла. Хотя батюшка ей, наверно, ничего из ее желаний да инициатив и не запрещал.

Царица

– Ну не могу я не краситься! – посетовала она как-то старцу.

А батюшка Кирилл ей:

– Красься, Александрушка, красься! Даже не думай! Вот как красилась, так и красься!

И она всегда очень следила за собой. Глаза подводила, помадой пользовалась. При украшениях вся: в серьгах, кольцах, с колье каким-нибудь. Челочка короткая, а пучок наверчен так, что прямо королевская прическа. Спину прямо держала. Выглядела как царица.

Матушки, что из больно верующих, жуть как на нее возмущались порою!

Ну а ей-то какое дело? Благословили ее.

«Девки! За мной! Ничего не бойтесь!»

Увидит: мужик в метро порнографию рассматривает – тут же резко выхватит и порвет… Говорила: «Кого бояться? Нас отец Кирилл благословил!»

С благословения отца Кирилла она всюду еще с собой и макетный ножик да баллончик краски носила. Где увидит мерзкую какую афишу или объявление экстрасенсов – помните же, что творилось в стране в 1990-е годы?! – тут же бросалась соскабливать эту гадость ногтями – они у нее всегда сорваны были. А не получалось, так лезвием полоснет или на худой конец уж краской из баллончика запшикает.

– Мама, знаешь, как страшно с ней ходить! – ужасались мне мои девчонки. – Она сорвет, а за нами тут же бегут, грозятся, вот-вот ударят… А она и бровью не ведет.

Или в метро, бывало, едешь с нею. Увидит: мужик порнографию рассматривает – в газете или в журнале обнаженка какая, – тут же резко выхватит и порвет это всё у него на глазах… Что там начиналось…

А она еще и внучкам скомандует, улыбаясь:

– Девки! За мной! Ничего не бойтесь! Кого вы испугались? Этого, что ли? Нас отец Кирилл благословил!

«Лучший друг»,
или Как сдвинуть шарнир истории

А как стало приближаться 1000-летие Крещения Руси, пока все еще так опасливо соображали, что бы и как можно было сделать, мама к владыке Питириму (Нечаеву) пошла:

– Помогите мне, – и изложила план действий.

Одна из работ Искры (Александры) Андреевны Бочковой

Он ей тогда на помощь и благословил Гошу Шевкунова – он был еще послушником. Только что его и вернули в Москву из Псково-Печерского монастыря.

Они очень с мамой подружились. Она его потом всё «лучший друг» звала. Любовь на всю ее оставшуюся жизнь!

Георгий тогда как режиссер и сценарист потрудился, мама – как художница и организатор.

Всё было устроено на самом высоком профессиональном уровне: и выставка, и фильм, и концерт и т.д.

Вот так громогласно, без оглядок о ключевом для нашего народа событии рассказать – это было равносильно тому, чтобы сдвинуть какой-то шарнир истории.

С тех пор уже как-то всё к церковному возрождению и пошло…

Тяжелое искушение

Потом мама благотворительные выставки-продажи работ художников в пользу открывающихся храмов устраивала. Добивалась, чтобы от Союза художников им автобусы для поездок в Оптину пустынь, в Дивеево выделяли. Так интеллигенция стала общаться с носителями, как иным казалось, навсегда утерянных было духовных традиций.

В Дивеево с последней насельницей дореволюционной обители матушкой Фросей – схимонахиней Маргаритой (Лахтионовой) – встречались.

Были и курьезные инциденты. Как-то перед всенощной она им объявила:

– Зав-тра бу-дет тя-же-лое иску-шение, – таким басом низко и медленно.

Суть этого искушения описывать не будем, так как это все равно вырежут. В автобусе, которому то и дело приходилось останавливаться, один только Володя Карпец оглядывался по сторонам:

– А что же я… Не при чем, получается, что ли? Не со всеми? Ну как же так? А-то почему нет?

«Баб Сань, ну ты как?»

Матушка Маргарита тоже очень полюбила рукоположенного уже потом в иеромонахи отца Тихона, ныне митрополита Псковского. Он и ее так же часто ездил соборовать, исповедовать, причащать – как и маму вплоть до самой ее смерти.

Когда она уже умирала, каждый день звонил:

– Баб Сань, ну ты как?

И приезжал к ней постоянно.

– Эх! Не успел! – бывало, появится, а кто-то у нее уже из знакомых священников только что побывал. – Я ее хотел пособоровать, исповедовать, причастить. Ну ладно.

Умерла… – а палитра еще невысохшей оставалась!

Преподобный Серафим. Последняя работа Искры (Александры) Андреевны Бочковой. 2005 г. Мама, как уже окончательно слегла, месяца полтора лежала…

14 октября утром мы с ней были у онколога. Рядом с диспансером храм во имя преподобного Андрея Рублева. Служба еще не закончилась, и мы с ней отправились туда. Маме было очень тяжело, она легла прямо на лавочку у храма… Я отвезла ее домой. С этого времени она стала быстро угасать.

Но лежала всегда на диване в своей «мастерской» и, как только силы появлялись, продолжала писать начатую работу. Это был батюшка Серафим, идущий полем.

Умерла… – а палитра еще невысохшей оставалась!

Как ее синодик вдруг взаимно заговорил, воплотился

В гостях у Искры Андреевны профессор Татьяна Вячеславовна Таболина, автор книги «Неизвестные страницы Русского Зарубежья» Интересно, что пока она умирала, к ней каждый день шли и шли люди прощаться. Звонили давно забытые друзья с других концов света. Старая подруга – искусствовед из Рублевского музея, Евангелия, гречанка, позвонила из Греции… Подруга детства из Бостона… Батюшка Владимир Правдолюбов из Касимова… Да всех и не назовешь. Это просто мамин синодик, за кого она о здравии молилась, вдруг взаимно заговорил, воплотился… Как будто Сам Бог их известил. Звонили непрестанно: и по телефону, и в дверь… Я каждый день что-нибудь к чаю покупать отправлялась.

– Ку-пи кот-лет, – как-то, уже с трудом выводя слова, проговорила мне вдруг мама. – Лег-че все-го кор-мить кот-ле-та-ми.

Я их и стала покупать. Народ всё шел и шел. Каждый день я жарила огромную сковородку, и она вся расходилась тут же.

Приезжали друзья, родственники, знакомые. Замечательные люди, кто очень любил маму и кого она любила. Это и дорогой Станислав Куняев – любимый мамин поэт, публицист, редактор журнала «Наш Современник», со своей женой Галей… Это и профессор-историк, летописец пребывания казаков за границей Татьяна Таболина с супругом – фотохудожником Александром Кулешовым… Они все вместе обсуждали тогда выпуск книги «Неизвестные страницы Русского Зарубежья», посвященной потомкам эмигрантов из постреволюционной России. Тетка моя, мамина родная сестра Майя Андреевна Полетова, основатель музея поэта Николая Рубцова в Москве, решала с ней в те дни неотложные проблемы с изданием книги «Малоизвестные факты биографии Рубцова». Да всё и всех не перечислишь!..

Удивительно, но у мамы, несмотря на огромные метастазы в мозг, до последнего дня был ясный, острый ум – к ней приезжали не только попрощаться, но и посоветоваться на всю оставшуюся жизнь.

Домой

Уже незадолго до маминой кончины я так устала, что легла рядом с ней, а она мне вдруг и говорит:

– Чи-тай.

– Что тебе читать?

– Чи-тай Пуш-кина «Ка-пи-тан-скую доч-ку»… не-из-дан-ные чер-нови-ки.

А Пушкина она знала от и до: не только произведения, опубликованные и нет, но и письма, дневники. Я стала читать… Какое же это было счастье, как мы смеялись и плакали!

Позже меня моя приятельница-монахиня укоряла:

– Надо было читать Евангелие, Псалтирь! Зачем Пушкина перед смертью?!

Но мама так любила русскую литературу. И «Капитанскую дочку» Пушкина считала истинным высокохристианским произведением.

Накануне смерти я читала маме полностью отходную. Она сама об этом попросила, а когда я уехала домой, она еще раз попросила прочитать отходную мужа.

Утром в день смерти я очень боялась, что она без меня преставится. Не хотела отвечать приятельнице на звонок.

– Ты что! Даже не переживай! Она тебя обязательно дождется! Даже не сомневайся!

И действительно мама меня дождалась.

Спустя несколько минут зазвонил телефон. Отец Алексий Злобин из Городни, узнав, что мама отошла:

– Я в Москве! Сейчас приеду! – тут же отозвался.

И это тоже было чудо: служит-то он далеко, в Тверской области. А мигом был тут как тут, первым по ней литию отслужил.

И все священники стали приезжать один за другим, молитва не прекращалась.

Ее и перед самой смертью пособоровать, исповедовать, причастить успели. Она особо уже тогда и не разговаривала, а тут:

– Ну, всё. Домой-домой-домой, – вдруг засобиралась, отчетливо так всё произнесла.

Я сначала удивилась, не поняла даже…

А мама раз и – отправилась к Богу.