«Спи спокойно, мама!»

Красные гвоздики смотрелись на темной кладбищенской земле ярко и впечатляюще. Валя еще раз пересчитала их количество. Все правильно, точно семь, как принято в Грузии.

Валя все-таки иногда путалась в четных и нечетных. В России покойнику несут четное количество цветов, а тут, в Грузии, – наоборот. На свадьбу молодоженам россияне дарят нечетное число растительности, в Грузии – опять от противного. И Валя, прожив в Москве уже без малого 25 лет, время от времени сбивалась со счета.

Менять страну для проживания Валя решилась не сразу. Этому предшествовали разные горькие ложки от госпожи судьбы.

Друзья решили полететь в Грузию, как только границы для россиян со справкой об отрицательном тесте на коронавирус открылись, и за компанию прихватили Валю. А побывать в любимом городе и не зайти на Кукийское кладбище к свекрови – себя не уважать.

***

Большое видится на расстоянии, а еще прицельнее – через призму прожитых лет.

Выйдя замуж за Тенго, Валя не восприняла Дареджан всерьез. Мать мужа что-то там возится на кухне и чуть что – серенькой мышкой шасть к себе в крохотную комнату. Ну что в ней может быть интересного? То ли дело ее и только ее красавец Тенго, закрепленный печатью в паспорте и постоянно находящийся на расстоянии вытянутой руки. Глаза, рост, тембр голоса и красноречивые взгляды соседок – все это говорило само за себя. Валя была совершенно счастлива, и жизнь обещала впереди только легко прогнозируемый позитив и ковровые дорожки по всем направлениям света, куда душа пожелает. Планы молодоженов роились пчелиным роем и множились по мере высказывания.

– Квартиру кооперативную получим через несколько лет. А эту маме оставим.

– Вот будет здорово!

– Каждый год на море будем ездить. У меня дядя в Батуми живет. У него еще сад с мандаринами. В сезон хорошие деньги делает.

– Прелесть какая!

– Вот будет у нас сын, потом дочка, такая же красивая, как ты. Живи – не хочу!

– По-другому никак! Обязательно. Так и будет!..

Года два все шло по рельсам задуманных планов. Родился сын Сандро. Казалось, радости не было предела. Дареджан как получила сверток с внуком на выходе невестки из роддома, так и не выпускала из рук несколько первых лет: баюкала, кормила, читала сказки и гуляла с растущим малышом в парке. Вале только говорила:

– Ты отдохни, идите куда-нибудь с Тенго пройдитесь. Успеешь еще дома насидеться. Жизнь длинная.

И Валя не заставляла себя просить дважды. Жизнь дается один раз, и надо получить от нее максимум удовольствий.

А потом этот самый максимум сам собой сошел на ноль и даже перерос в ощутимый минус.

– Ты должна меня понять, Валя, – Тенго отводил глаза и мял пальцами сигарету, кроша табак на только что вытертый стол. – Я встретил другую женщину, и она ждет от меня ребенка. Я, как честный человек, должен…

Нет смысла описывать количество сожженных нервов и пролитых слез. Тенго ушел из дома, а Валя с сыном осталась у свекрови. Потому что тихая и незаметная Дареджан сказала неожиданно твердо:

– Это дом моего внука в первую очередь.

Так и остались невестка и свекровь под одной крышей растить единственного наследника.

Тихая Дареджан сказала твердо: «Это дом моего внука!» Так и остались невестка и свекровь под одной крышей

У китайцев есть иероглиф, изображающий двух женщин под одной крышей и означающий «большая неприятность». Потому как быть беде при таком расположении дел. А тут пошло по-иному.

– Валечка, вставай, дорогая, я уже завтрак тебе приготовила. Чтоб у тебя еще время было почистить перышки. Ты, моя ласточка, должна быть в форме. На тебя люди смотрят.

– Спасибо, Дареджан! Что бы я без тебя делала!..

И Валя давала себе возможность полежать до упора, потом шла вкушать гоми с сулугуни, аппетитно плавающим в лужице топленого масла.

Потом шла на работу. А Дареджан заступала на вахту возни с внуком и сдавала его матери с рук на руки уже глубоким вечером.

Так прошел год или два.

– Валя, ты еще молодая. Видишь, как вышло. Мой сын не вернется. Не жди его. Он такой же, как его отец: не сможет с одной женщиной всю жизнь жить. А ты еще продолжаешь его любить. Раскрой глаза, посмотри туда-сюда и выходи замуж. Какие твои годы! А Сандро мне оставь. Выращу, не дам тихому ветерку ребенка коснуться. Ты себе еще другого родишь.

– Дареджан, ну как ты можешь так говорить? Я мама, ты бабушка. Каждый на своем месте.

Назвать ее «мамой» у Вали как-то не получилось с самого начала. Так и величала всю жизнь по имени.

Именно Дареджан чуть ли не насильно выпихнула Валю в Россию.

– Езжай, деточка, тут тебя с ребенком никто замуж не возьмет. Наши местные очень консервативны. А в Москве совсем другое дело. Езжай, не теряй время. Женский век короток. Устрой свою жизнь. И так сколько времени потеряла из-за моего дурака-сына! Только об одном прошу… Не проклинай Тенго даже в своем сердце. Женская обида большую силу имеет, а вернуться может назад и ударить обоих. Это трудно – не думать плохо, когда тебя предали, но все же попытайся…

И Валя решилась с сыном поехать и начать жизнь фактически с нуля.

Дареджан постоянно звонила и слала ей посылки через знакомых и незнакомых.

– Валечка, я там тебе сушеный инжир положила и тклапи, как ты любишь. И Сандро чурчхелы. Пусть угостит ребят в школе.

Сандро было 17 лет, когда из Тбилиси соседи послали телеграмму с двумя словами:

– Дареджан ушла.

Пустота в сердце, образовавшаяся после ее смерти, у Вали долго зияла рваными краями. Она даже и представить себе не могла, что свекровь была настолько незаменимой.

С личной жизнью у Вали так и не вышло, хотя попытки были разные. Не срослось. Зато со временем ее, Валю, нашла очень интересная, берущая целиком работа. И где-то к 50 годам Валя незаметно для себя зачастила в Сретенский монастырь. Тут и нашла свое место, будто всегда тут была.

Относительно недавно позвонил бывший муж и заплакал в трубку:

– Я один остался, жена от приступа умерла, а дочка давно в Германии.

И Валя, забыв про старые обиды, успокаивала Тенго:

– Держись, не раскисай. Понимаю, как тяжело терять близкого человека. Вот приеду в Тбилиси, увидимся.

На второй день приезда ноги сами собой понесли ее на Кукийское кладбище.

***

Валя поправила оплывающую свечку, прикрепленную к железной, давно не крашенной ограде, и сказала, обращаясь к могильному холмику со свежими гвоздиками:

– Спи спокойно, мама.