Музыка «проигравших» и победы там, где не ждали

Как это здорово – быть настоящим. Не кривить душой. Говорить правду. Быть в движении. И вдруг вырулить ко Христу. Сегодня, на 9-й день по преставлении, у Петра Николаевича Мамонова встреча с Господом. Новопреставленного вспоминает музыкант Александр Ярчевский.

Петр Мамонов

Эксцентрика для него была вспомогательным средством, демаркационной линией отстаиваемой свободы

– Александр, расскажите, пожалуйста, каким запомнился вам Петр Николаевич?

– Мы познакомились с Петром Мамоновым где-то в 1985-м году. В Москве в какой-то комсомольской ячейке была организована Рок-лаборатория. Это был аналог питерскому Рок-клубу. Потому что групп уже тогда было много – десятки, – а выступать негде. И вот, комсомольцы решили рок-тусовку у себя вдруг приютить... Проводился некий конкурс, потом признанные лучшими группы выступали на заключительном концерте. Закрывал этот концерт коллектив под названием «Звуки Му»...

Это был шок! Абсолютно для всех! Нечто совершенно запредельное и небывалое. Люди искушенные, кто знал питерскую сцену, были мало сказать потрясены: оказывается, и в Москве есть такие «персы», дерзкие, свободные, – что-то такое тогда поговаривали. При всей своей антимузыкальности, – а это, по сути, и не была музыкальная группа, – звучание, воздействие были настолько высокопрофессиональны, отточены, что люди даже и не понимали: что происходит? Но в том-то и дело, что при их выступлениях нечто ПРОИСХОДИЛО. Иные могут изощряться как угодно: брать техникой исполнения и т.д., но ничего не происходит. Просто сотрясение воздуха, и всё. А Петины выкрутасы всегда цепляли.

«Звуки Му» и продюсер Брайан Ино. Петр Мамонов в центре

«Звуки Му» – это был такой панк, когда через отрицание и выход из тотальной унификации человек ищет сначала человека, потом себя, после – Истину. Просто многие, встав поначалу на этот деструктивный путь, не дотягивают до конца: иногда спиваются, скалываются, либо, наоборот, переевши всего этого протеста, в какой-то поглупевший конформизм «нормальных» взрослых особей упираются. А Петя смог вывернуть эту экстремальную кривую: и накуролесил, и покаялся. В нем такая силища и духа, да и просто витальность, несмотря на весь его щуплый вид, была. И он ведь и с другими смог этой траекторией поделиться. Это невероятно пластичный и артистичный человек. И что бы он на себя ни натягивал, он каким-то поразительным образом всегда сам собой оставался.

И накуролесил, и покаялся. В нем такая силища и духа, да и просто витальность была

А комсомольцы-то, нас тогда собрав, всё пытались как-то приручить, осоветить, обратно заунифицировать. Какие-то сборы устраивали, на которые надо было являться. Там тогда такая Елена Опрятная заправляла всем этим, – не знаю, где она сейчас, жива ли еще. И вот, помню, она решила вдруг со всеми-таки познакомиться. Собрание, повестка дня… Какие-то лозунги, выкрики, призывы: «А давайте мы все будем дружить!» – такие тезисы выдвигались. Встал Петя и сказал: «Да что вы, в самом деле? Перестаньте вы фигней страдать. Никто ни с кем не будет дружить. Все эгоисты».

То есть он тогда уже был прям, рубил с плеча. Шел наперекор, ни на чье мнение не оглядывался, не боялся ничего. Его эксцентрика тут, скорее, была вспомогательным средством, демаркационной линией отстаиваемой свободы. Возможностью и способностью всегда говорить правду.

Горько русскому человеку в Америке протрезветь

В Америке

Второй раз я с ним пересекся уже спустя лет пять или шесть. Сам я тогда уже играл в другой группе. Нас судьба занесла в Штаты с большим туром. Где-то год мы гастролировали. Играли во время приезда М. Горбачева, уже экс-президента, в Вашингтон, там проходил тогда какой-то саммит.

И вот, летом 1990-го года иду я по улочке Анн-Арбор, это университетский город штата Мичиган, и натыкаюсь вдруг на плакат, где был изображен, кто бы мог подумать: Петя! Как тогда ему это было привычно – в какой-то замысловатой позе, и рядом его группа. Внизу на латинице подписано: «Zvuki Mu», – и пояснение: russian «Talking Heads». А это такая культовая американская группа. Они действительно в чем-то внезапно похожи оказались: хотя как наши, тогда столь разные, континенты могли пусть и протестных близнецов породить? Там у них в группе есть такой певец, Дэвид Бирн, – с Петей они близки. Хотя Петя, конечно, всегда был и оставался неподражаем. Но некая общность все равно между ними есть.

Наша группа тогда, разумеется, проникла на концерт «Звуков Му». Вот тут-то мы уж точно окончательно со всеми перезнакомились. Петя был, помню, достаточно замкнут, настроение ужасное. С алкоголем он завязывал. Их продюсер Брайан Ино сказал ему, что на сцене надо быть все-таки трезвым. Петя прислушался, но это были уже совсем другие концерты, – на трезвую голову такого, что ранее вытворял Петя, себе не позволишь. Надо было тогда, наверно, искать какие-то другие решения, способы существования, контакта с аудиторией... И вот, он был в этом процессе перерождения.

Чего он только не вытворял на сцене. Выступление «Звуки Му»

Я понял, что что-то с ними со всеми серьезное происходит. Ребята все тоже были какими-то… не в себе. То ли между ними разногласия начались, – группа уже была на грани развала. Может быть, и финансовый вопрос сыграл какую-то роль, – кто-то всегда хочет получать больше. Барабанщик тогда у них так и остался в Америке. А Петя всегда отстаивал русскость, – он даже там по-английски ничего и не пел. Категорически. Страна разваливается, – ну и что. «Сейчас мне больше всего нравится музыка ‟проигравших”», – так в пику говорил.

Метода панков и юродивых

И вдруг, помню, был период: Петя напрочь куда-то пропал. Было даже обидно, что такая яркая группа исчезла. Он и на сцене-то создавал разные образы людей, которые нам в жизни до одури несимпатичны, хотя таковые сплошь и рядом, особенно в той позднесоветской-перестроечной-постсоветской атмосфере, были. Хотя не знаю, насколько вообще всё это искоренимо, – просто под другими масками и сейчас приспосабливаются такие к новым обстоятельствам. Петя все эти маски срывал. Совершенно беспощадно тащил всю эту орущую и бьющуюся в конвульсиях от света мразь на всеобщее обозрение, швырял прямо в бельма прожекторов. Сам вживался. Изображал тех, кто вызывает отвращение: забулдыг, алкашей, хамов, пошляков… Кто-то хлопал, – одни – именно его артистизму, другие – кто их разберет… Петя на себя вызывал весь этот огонь и презрения, и умалишенных восторгов. Это такая метода, которой всегда пользовались панки…

– И юродивые.

– Вот, он играл именно на отрицательных струнах восприятия, – конденсировал всё до чудовищно омерзительного порою эпатажа, но тем самым именно всю эту гадость и вычерпывая из душ. Всё равно всё это есть внутри, мы просто этих змей можем обходительно и толерантно в себе не бередить. А он уже тогда кидался в эти бездны. И нам бы со своей этой преисподней разобраться, а он еще и из чужих душ на себя эту скверну выкликал. Это была брань, до которой не каждый и «воин Христов» доходит, – просто боятся.

Исповедь при всех

Александр Ярчевский – Про это архимандрит Лазарь (Абашидзе) писал: «Христианство – это страшно». Но именно тогда это и христианство, когда есть мужественная, силовая, при укреплении помощью Божией, борьба по преодолению этих собственной адской глуби. У кого-то из святых есть выражение, что каждый человек должен сразиться с собственным сатаною. А иначе ты просто не пошел дальше ярмарочно-золоченого «ресепшена»^[1].

– Петр что-то такое и стремился донести. Одно ведь дело – под епитрахилью, едва слышным шепотом что-то там из себя выдавливать на тему своих грехов, а другое – вот так: перед всеми и один за всех. Он же брал на себя всю эту гадость, максимально сгущал ее, так что никакая маскировка не была уже возможна, и просто за всех изблёвывал всё это. И в этом было больше покаяния, чем в том, что «надо бы на Исповедь сходить»... И так, раз от разу, одно и то же: «Ну, что же, надо говорить…».

Причем, учтите, Петя, встав уже тогда на этот жесткий путь, бился один на один со всей этой темной гидрой низменного и пустого.

– Эффект «присутствующего отсутствия», как про него говорили, или «русская народная галлюцинация»?

– Да, но многие его не понимали еще тогда: зачем, мол, он это делает? Вся фронда официоза держала «Звуки Му» на заметке, как неблагонадежных, нежелательных. Считай, запрещенных. Проведению концертов так или иначе противодействовали. Да тогда и клубов не было. Пели у Саши Липницкого, – тоже один из создателей «Звуков Му», в этом году он утонул, спасая на Москве-реке свою собаку, – вот на его даче на Николиной горе и выступали.

И тогда же не было никаких интервью! Так, чтобы ты объясниться мог, для чего, почему ты всё это предпринимаешь. Нет, он выбивался из всех клише – и держал удар, а иногда и просто уже…

Шел напролом, всегда был в движении

– «Он ланиты дал на заушение и не отвратил лица от оплеваний» (ср. Ис. 50, 6), – так некогда пророк Христа предвозвещал.

– Петя всю свою жизнь шел узкими, нам, многим, и неведомыми путями. Выискивал их. Сам читал святых отцов, во все вникал, разбирался: во всем мне хочется дойти до самой сути, – как сказано у поэта. По-хорошему был недоверчив к чужому опыту. Всё пробовал. Испытывал.

Петя всю свою жизнь шел узкими, нам, многим, и неведомыми путями

– Так это же нам всё и завещано! Владыка Алексий (Фролов) постоянно в своих проповедях говорил: Христос для нас прожил жизнь на земле, – То, что в Евангелие изложено, – это не историческое свидетельство, это про жизнь каждого из нас. А иначе: «Господи! Господи! Не Твоим ли именем...» (Мф. 7, 22), а в ответ: «Я никогда не знал вас» (Мф. 7, 23). У преподобного Симеона Нового Богослова есть слова о том, что на Страшном суде каждый будет истязан не насчет того, сколько постился, молился, что делал или нет, а исключительно по поводу того: похож ли ты на Христа – как сын на отца.

– Петя всегда и везде был прям, откровенен, чудаковат. И в андеграунде, и потом – в Церкви. Но, кто бы там что как ни интерпретировал, он сам всегда преследовал точно какие-то свои внутренние цели. Другим что-то извне могло показаться предосудительным, а это он на самом деле просто напролом шел, экономя время, срезая обходную. Всегда был в движении.

Петя всегда и везде был прям, откровенен, чудаковат

И вот, помню, группа «Звуки Му» распалась. Сам Петя как в воздухе тогда растворился. Все его уже стали и забывать. Хотя до этого он еще и появился в фильме «Игла» (1988), где он, опять же, сыграл поганого субъекта – наркодилера. Справился с этим жутким типажом изумительно.

– Мне вот подумалось, что работа над всеми этими подонками лучше всего, наверно, христианской честности и учит. Мы же исповедуем, идя ко Причастию, каждый раз: «грешные… от них же первый есмь аз». А если себя за последнюю тварь не считаешь, ты же тогда врешь!

– И он этих паскудных амплуа действительно не чурался, – то ли тогда в нем уже эта интуиция была, жаждал этой переворачивающей динамики покаяния.

– Мне недавно понравилось: игумен Петр (Мажетов) на Урале, реабилитируя, просто воскрешая молодежь, – бывших алкоголиков, наркоманок, – клип с ребятами снял – «Стиль стрижа», в пояснениях указали: «Орёл взлетает с места. Журавль, чтоб подняться в небо, разбегается. А стрижу для полёта нужно низко упасть. Так многим из нас ради духовной жизни необходимо познать глубину падений».

– Он всегда был таким исследователем-экстремалом, всякого рода бездны его как раз и интересовали. Но он умел выходить оттуда, откуда многие не возвращались. Он был точно открыт любому опыту, совершенно бесстрашен.

Про него чего только за всю его жизнь не переговорили… Многим из музыкальной тусовки, например, когда он появился на экране, казалось: деньги мужику подзаработать надо, – в кино же все же платили.

Сальто – не на 180, а на все 360°

– Но он же в кино вовсе не вышел, что называется, в тираж, не встал на поток съемок? Если бы он просто как к подработке к своим киношным ролям относился.

– Ну да, и поэтому опять было затишье. Потом резко вновь появился в фильме «Такси-блюз» (1990) – это был режиссерский дебют друга его детства (у них еще матери – переводчицы были знакомы) Павла Лунгина. А после – еще больший фурор в их следующей работе «Остров» (2006). Потом – в опять же совместном фильме «Царь» (2009).

Петр Мамонов в фильме «Остров»

Еще стало известно, что Петя уже связан с театром. Это уже иная тональность откровения: подмостки – не рок-сцена и не съемочная площадка. Стал потихоньку проявлять себя как человека, ищущего Бога, воцерковляющегося. Как всегда, ни на кого не был похож, – иным и это так и представлялось неким ёрничеством. Слишком уж странно было представить, как это человека могло так резко, если извне оценивать, развернуть вдруг…

– Сальто – даже не на 180, а на все 360°, когда ты и внутренне переродился, и внешне по всему радиусу и спектру выражения свободен!

– Я-то уже к тому времени был венчан, мы с женой активно воцерковлялись, детей уже куча народилась. Мне казалось, вот, я уже всё постиг – весь из себя православный-переправославный. А тут внезапно появляется: Петя!! Что же он, как всегда, со всеми нами выделывал! Мне поначалу это всё тоже каким-то фарсом показалось. Но потом я стал внимательнее присматриваться к тому, что он говорит, как он это доносит… Я был потрясен, именно потому что не исключал подвоха: «Но это же реально ищущий человек!»

Петр Мамонов в фильме «Царь»

Идеологии перпендикулярен

– Да, вот именно такого-то днем с огнем и не сыщешь.

– Потом он мне стал напоминать отца Димитрия Смирнова.

– Они дружили. Да, чувствуется влияние. Не удивлюсь, если взаимное. Каждый – живой, чуткий, по-боевому гибкий, способный перенимать: у них какие-то и обороты, и примеры, и приемы есть общие.

– Светская публика нападала на отца Димитрия за то, что он какие-то обличительные вещи говорил. Хотя часто его – да, бьющие наотмашь – фразы просто вырывали из пастырски все-таки мудро простроенного контекста, где он старался и поддержать, чтобы человеку, на которого всё это свалилось, так сразу не надорваться, поняв, наконец, что к чему. Отец Димитрий многим глаза на правду открывал. Да не все к этому готовы... А тех, кто не дрейфил, он уже готов был по-отечески опекать даже, возиться с ними, помогать встать по-христиански уже на ноги, определить спасительный именно для тебя путь. Петя просто во всех этих вспоможениях не нуждался. Он и сам был горазд. Хотя и прислушивался, и умалялся.

– И всё так же юродствовал…

– Так на него не то что набрасывались, все-таки у отца Димитрия еще сан – как красная тряпка на этих бычков, а о Пете просто галдеж пошел за глаза: «Чё-то он гонит…» – «Ну, запутался чувак». – «Да лучше бы песни пел! Это у него классно получается!» – и т.д.

Но он умел озадачивать. Года 3 назад, например, вдруг ни с того ни с сего поставил спектакль «Приключения Незнайки». Человек ведь не поленился выучить текст целой детской книги! И он настолько фантастически справился там сам со всеми ролями, когда просто читал текст под музыку, что это был опять какой-то дотоле неведомый никому Мамонов.

В нем этой «футлярности»: как бы чего не вышло – не было ни на грамм

А книжка-то еще и иносказательная. Петя был всегда внеидеологичен, как бы намеренно перпендикулярен идеологии. И вот, он всё это в свое сценическое решение и вложил. Та часть, что называется «Незнайка в Солнечном городе», там уже вариация на тему «светлого будущего», – а это то, чем по полной дурачили наше поколение. И Петя в долгу не остался! Можно фразу всегда по-разному произнести. И вот, он просто выворачивал там каждую реплику наизнанку: вот, мол, посмотрите все, что же там внутри…

Не думаю, что он был ярым антикоммунистом, но вся эта лживость его выводила. Он прекрасно понимал, что коммунисты сделали с Церковью…

– Да со всей Россией.

– Да, и понятно, что Петя никогда не сочувствовал этим проходимцам во власти. Поэтому и спектакль получился вроде бы на детском материале, но совсем всё там было у него не по-детски. Он никогда не просчитывал: а что о нем подумают? А что будет потом? В нем этой «футлярности»: как бы чего не вышло – не было ни на грамм!

Петр Мамонов

С преподобным Исааком Сириным на «ты»

Последний его спектакль «Как я читаю святого Исаака Сирина».

– Так это же вообще самый сложный христианский автор!

– А он его часто в своих интервью совершенно органично, запросто цитировал. Видно было, что он именно проникся этим опытом. Петя был именно в диалоге со святым отцом, на «ты» с преподобным Исааком Сириным. Хотя все так же оставался способным поговорить вообще с каждым, – с любой дрянью, исколовшей себе все уже вены, спивающейся… Либо, наоборот, какого-то церковного фарисея прочихвостить мог.

Петя был человеком диалога. Умел слушать, когда было, по крайней мере, что слушать. Если надо – мог и врезать словом, чтобы в чувство кого-то привести. Человек прямого действия.

Человек прямого действия

Он даже какие-то неправильные вопросы, адресованные ему, старался развернуть всегда таким образом, дабы диалог все-таки состоялся и разговор шел по сути. И это универсальный принцип. А иначе, если ты за всю свою жизнь ни с людьми, ни с собой честно так и не научился общаться, как ты с Богом на молитву встаешь-то? Просто что-то пробубнить? А кому это надо? Богу, что ли, приятно эту тарабарщину слушать: лишь бы вычитать правило, поскорей бы уже служба закончилась… Вот этот вид глухоты и немоты, а в Евангелии Господь от такового как от одержимости избавляет (ср. Мк. 9, 25), также напрягал Петю в иных «верующих», как и бездумное отрицание Бога, Церкви – в оголтелых тусовщиках.

Вот публику-то и корёжило на его спектаклях, встречах, концертах, – причем и тех, кто себя к Церкви относит: «Да что он себе позволяет?» – и ярых ее противников: «Начитался какого-то Сирина…». Это ж надо как-то приподняться над блевотиной, чтобы что-то там такое услышать, воспринять. Уши почистить. В себя прийти. Встать прямо. Тут же особо и не подрыгаешься уже, под слова-то Исаака Сирина. Можно понять: кто-то был недоволен.

Я вот сейчас по дороге на отпевание познакомился с ребятками, им самим уже лет по 50, музыканты-рокеры. «А куда мы идем-то?» – оглядываются. «В Донской монастырь». – «Мы там никогда не были». – «Здесь мощи Патриарха Тихона». Они на меня так посмотрели, такими недоумевающими, намеренно состряпанными физиономиями: «Мощи?.. – а что это, мол, такое? – Кого-кого…». Вот, пожалуйста, взрослые люди.

Петя всё прошел. Но все-таки всему свое время. Да, когда-то он мог покривляться: «Бутылка водки…» – и что-то там еще (Александр напевает взбалмошный мотивчик). Но после-то он прошел ошеломительно отвесную дистанцию.

Это человек, которые ежесекундно думает, молится и борется со своими страстями

– А это тот самый эффект «присутствующего отсутствия»!

– Вот именно, бухающий народ его всё еще по инерции за своего «уважает»: «Отец родной!»… И тут же: «А-а, Петя… – оглядываются по сторонам: – А где же Петя?!» Он уже четверть века как протрезвел, а они еще пьют.

– Да он уже в Царствии Небесном! Вот, как раз на 9-й день душа рай созерцает, к Господу возносится. А его хоть понять-то – нынешнего – пытались?

– Да кто их знает, все по-разному. Он же сам говорил, из зала в несколько тысяч, если кого одного-двух прошибет – именно что-то о Боге, Церкви сказанное, – уже слава Богу! А большинству так и нужны эти «дурики» – как-нибудь пойти подразвлечь себя. Может быть, сейчас уже кто из его интервью что послушает.

Последние годы – это время уже как раз множественных бесед, когда можно было откровенно о главном поговорить, объяснить что-то. Причем он шел на контакты с теми, от кого многие уже шарахаются. То же его интервью с Ксенией Собчак. Все же эти методы светской журналистики известны, как интервьюеры провоцируют собеседника на нужную им реакцию, манипулируют. Петя никогда на эти провокации не поддавался.

Что меня всегда в нем подкупало: Петя – это человек, которые ежесекундно думает, молится и борется со своими страстями. Это же чудовищно сложно – сдержать себя с теми людьми, кто тебя не то что не понимает и не собирается даже предпринять такого усилия, а явно глумится, прямо куражится, навязывая тебе роль полоумного.

– Это простая гордость житейская – надо обязательно кого-то выставлять так, чтобы он был хуже «меня, любимого»… Но Петр же был как-то недосягаем для такого рода выпадов, травли?

– Да, в нем смирение, горение духа любовью ко всем, желание самому постоянно становиться лучше просто испепеляло прямо на глазах все эти тупые потуги посмеяться над ним. Петя – очень мощный русский мужик. Человечище. А вот его и несут…

(Раздается: Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный… а после, параллельно: аплодисменты).