Лие не повезло с мужем. Глобально и на всю оставшуюся жизнь. Этакий постоянный цугцванг. Это ловушка такая в шахматах. Когда любой ваш ход сделает вам только хуже, а не ходить – нельзя.
Как только справили пышную свадьбу в 1989 году, так все закрутилось в бешеном ритме постоянных перемен.
На другой день после свадьбы Арчил объявил, как ножом отрезал:
– Все. Ты теперь в моей власти. Если раньше жила у папы с мамой как хотела, то теперь есть у тебя патрони[1]. Я мужчина. И я знаю, как лучше.
Лия попыталась возмутиться, но, столкнувшись с холодным взглядом супруга, поняла, что лучше не стоит. Дороже выйдет.
И начались эти спринтерские гонки по вертикали, будто кто из стартового пистолета пальнул.
– Лия, быстро на стол накрывай, мой троюродный брат с семьей из Хони приезжает на похороны своего одноклассника. Я на вокзал – встречать. И смотри, чтоб мчади[2] у тебя были рассыпчатые, а не как в прошлый раз! Ты меня знаешь! – и глазами для пущей острастки зырк-зырк, будто искры от двух кинжалов при ударе.
– Лия, я твою душу мотал! Где моя любимая сорочка?! Что значит, «в стирке»? Как это «воду отключили»? А ты для чего? На соседнюю улицу пойди и принеси. Дура безмозглая. Все я сказать должен? Вах, волос длинный, ум короткий. Без меня в этой жизни совсем пропадешь.
– Лия, что ты копаешься?! Что значит, «не успела бозбаши»[3]? Мои друзья голодными должны остаться?! Погоди, я с тобой разберусь после. Мало не покажется, – и бабах об стенку фарфоровую тарелку из приданого. Вдребезги.
У Лии от окриков – холодный пот. Только и оставалось, что молиться:
– Хоть бы Ачико побольше выпил и заснул побыстрее.
Но и с выпившим тоже проблема. Иди, тащи его до кровати на себе, громадину, когда у вас разница в весе 50 килограмм.
Добро бы был один Ачико, и с ним всем проблемы кончались, но тут еще к нему прилагалось огромное количество родственников.
Жили они в основном в деревне и норовили приехать всем составом по мало-мальским делам в Тбилиси не реже, чем раз в месяц и, конечно, остановиться в двухкомнатной квартирке в итальянском дворе именно у любвеобильного Арчила. Обычно это происходило так.
Не успеет Лия проводить одну партию гостей, как на следующий же день в дверь стучат, –извольте открывать и принимать. Причины при этом самые разнообразные.
– ...Врача хочу хорошего повидать, – объяснял троюродный племянник Арчила, сам уже дедушка.
– ...А мы на крестины приехали. Дня на три, не больше, – говорила двоюродная тетя с тремя детьми. – Ну, решили задержаться на месяц. Вы же не против?
– ...Бабушка наша по подруге соскучилась, – вторил троюродный брат в окружении пяти домочадцев. – Мы ее и прихватили проветриться.
И так далее, и тому подобное. Благо вариантов было превеликое множество.
Тут надо пояснить, что при всем своем домашнем деспотизме Арчил был душа-человек для друзей, знакомых, а для родственников тем более. Зарабатывал он неплохо, таксуя целый день, но денег катастрофически не хватало. Потому играл в карты, влетал в новые долги, в результате которых пришлось продать Лиину квартиру.
При всем своем домашнем деспотизме Арчил был душа-человек для друзей, знакомых и родственников
Лия все это стоически терпела, потому как угораздило ее один за другим родить сумасбродному супругу троих сыновей. Мальчики есть мальчики. Им без отца никак. Лия это прекрасно понимала и не думала о разводе, что бы Арчил ни вытворял. Только день-деньской стирала, готовила, убирала за оравой гостей и жила одной мыслью, чтобы не огрести по полной от Арчила за какую-то мелочь. И при такой каторжной жизни имела вид аристократки, будто у нее дома тишь и покой, да еще три уборщицы на подхвате.
Соседи иногда, встав раньше обычного, видели, как Лия у общего крана моет ноги холодной водой во дворе. Сперва подивились такому моржеванию, но потом старая Верико с первого этажа догадалась.
– Это она беременеть не хочет. Иначе совсем ее Арчил в гроб загонит.
Охали, сочувствовали за занавесками, но в семейные дела никто не лез.
Так они и жили. Со временем Арчил привык курить план, потому что просто алкоголя ежедневно ему уже не хватало. Характер его тем более не менялся к лучшему.
И вот как-то приехал Арчил навеселе и посигналил снизу, чтоб ему дверь открыли.
Лия тем временем лежала больная, и у нее не было сил встать и встретить мужа, как он привык. Послала сына открыть дверь.
Вскоре в прихожей раздался пьяный рык Арчила.
– А где твоя мать-бездельница? Почему не соизволила меня встретить? Подожди, я завтра ей устрою бенефис. Тут, посредине комнаты, ее гроб будет стоять. Не будь я Арчил Талахадзе!
Лия, слыша эти крики, обмерла. Она не сомневалась, что завтра именно так все и будет.
Потом вдруг наступило какое-то затишье, и сын вдруг вскрикнул:
– Папа, что с тобой?
Лия кое-как встала и увидела, что в прихожей навзничь лежит ее муж. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: его уже не вернешь. Вызвали скорую, и бригада просто констатировала причину смерти: тромб оторвался. Покойный был сильно пьян, да еще и под действием передоза.
Лия кое-как встала и увидела, что в прихожей навзничь лежит ее муж
Дальше кутерьма, люди, цветы, соболезнования.
В последний день перед выносом обычно никто не спит, самые близкие бодрствуют и так прощаются с усопшим.
Пришли к Лии ее подруги, чтобы хоть как-то поддержать вдову. Невольно стали вспоминать прошлые деяния. О покойниках либо хорошо говорят, либо ничего, кроме правды.
А правда, она, как ее ни приукрашивай, все равно вылезет.
– Лия, дорогая, как же ты с ним мучилась!
– Он был очень добрым человеком, но из тебя все соки вытянул.
– Сам себя не жалел и тебе жизнь испортил, – говорили подруги.
Лия кивала, вытирала платком слезы, соглашалась.
И вдруг все четверо подруг услышали голос Арчила с его типичной разъяренной интонацией, как он обычно привык требовать к себе жену:
– Лия!!!
Все испуганно посмотрели друг на друга. Нет, это не могло быть групповой галлюцинацией. Потом выглянули в зал, где стоял открытый гроб.
Все испуганно посмотрели друг на друга. Нет, это не могло быть групповой галлюцинацией
Покойник лежал на месте, и выражение лица его было совсем не благостным.
Все перекрестились, и желание говорить резко пропало.
– Девочки, он ушел не в лучшем состоянии. Ему, наверное, сейчас и так нелегко. Давайте лучше помолимся, – и потянулась к Псалтыри. – От этого точно будет хоть какая-то польза.
И хотя подруги были с разными убеждениями, но это предложение встретили единогласно.