Один день из жизни «немолодого» человека

Октябрь, середина осени. Отпевали женщину, ещё совсем не старую, чуть больше 40 лет. Она долго болела. Всё это время о ней молились, и не только в одном нашем храме, потому что любили. Но болезнь оказалась сильнее. И человек ушёл. На отпевание съехалось немало народу. Отпевали её сразу несколько священников. Отцы приехали по большей части с женами, я был один.

Помню, как, в последний раз встретив Ольгу (назову её Ольгой) на одном из районных мероприятий, подошёл к ней, сказал несколько слов поддержки и закончил фразой: «Мы все о вас молимся». Она посмотрела на меня своими добрыми грустными глазами и благодарно дотронулась до моей руки. Я знал, что Ольга надеялась на наши молитвы, стоял рядом с её гробом и чувствовал себя виноватым. Прости: слабые у нас молитвы...

Я знал, что Ольга надеялась на наши молитвы, стоял рядом с гробом и чувствовал себя виноватым

Она лежала светлая, точно ангел, а уголки её губ слегка приподнимались кверху.

Когда тело усопшей стали выносить из храма, народ поспешил вслед за гробом, беспокоясь успеть занять своё место в следующем за катафалком автомобильном кортеже. Я не стал садиться в свою машину и вышел на обочину в надежде, что кто-нибудь из знакомых захватит меня с собой. И мы по дороге на кладбище перекинемся с ним хотя бы парой дежурных фраз. В тот момент почувствовал, что мне этого очень недостаёт: услышать слово и ощутить рядом с собой тепло живого человека. Напрашиваться не хотелось, ждал, что кто-нибудь по собственному желанию остановится и пригласит меня к себе.

Но машины ехали и не останавливались. Обратил внимание, что там, где рядом с водителем находился кто-нибудь из пассажиров, то он просто ехал, уставившись в свой смартфон. Никто ни с кем не общался, люди ехали молча. Понимал, что все переживают, но, в отличие от меня, предпочитают переживать в себе. Увидев меня, улыбались, приветственно кивали мне головами – и снова утыкались в светящиеся экраны.

Я дождался, пока мимо проследует вся кавалькада машин, вернулся к своей, единственной оставшейся на стоянке рядом с храмом, сел за руль и уехал. А вскоре увидел голосующую на обочине пожилую женщину. Дорога от храма, где совершалось отпевание, пролегает через многочисленные деревни и дачные посёлки, автобусы здесь если и ходят, то с большими перерывами, вот люди и вынуждены голосовать. Я остановился и пригласил старушку сесть рядом со мной на переднее сиденье.

Моя попутчица оказалась весьма словоохотливой. Уже вскоре я знал, как зовут её саму, её детей, где все они живут и даже чем занимаются. Бабушка говорила быстро. Создавалось впечатление, будто в момент, пока ею озвучивается одна мысль, она боится, что позабудет следующую. Потому и старается выпалить мне всё как можно скорее.

Вдвоём мы проехали с десяток километров и въехали в большой посёлок, расположенный рядом с автотрассой. И только здесь она наконец замолчала. Бабушка показала, где её следует высадить. Собираясь выходить, она открыла дверь и сказала:

– Ну, я побежала, – а сама продолжает сидеть в машине. – Всё, беги, Райка, беги дальше! – Посмотрела в мою сторону. – Порой я себя спрашиваю – куда ты всё спешишь? Тебе уже 83 года, а ты всё бежишь и не можешь остановиться. Молодой человек, как вы думаете, куда мы всё бежим? Или вы уже не молодой? Вон, и борода у вас вся седая.

Мне её вопрос показался забавным:

– Всё, матушка, относительно. Для вас я ещё человек молодой, а вон для той девушки, что стоит на автобусной остановке, – древнее ископаемое, наподобие динозавра. Мы все очень разные. Это у нас с вами за плечами многолетний опыт радостей и разочарований, а этот человечек живёт надеждой на своё прекрасное завтра. Этой девочке ещё только предстоит пройти своим путём. Что ей до нас. Наш с вами опыт ей неинтересен. Но, что касаемо вашего вопроса, если брать среднее арифметическое, то да, пожалуй, в точку – «немолодой» человек.

– Как быстро проходит время, и как жалко, что его невозможно повернуть назад, – вздыхает моя попутчица, – вы не находите?

Я задумался:

– Не знаю. Хотя мне больше нравится другое определение – не быстро, а незаметно.

Время не в нашей власти, мы ему подчиняемся, а не оно нам. С годами я пришёл к выводу, что время – это только то, что здесь и сейчас. Прошлое становится тем, что мы называем опытом. Будущее закладывается сегодня, и во многом оно зависит от нас сегодняшних, прежнего нашего опыта, образа мыслей, дел, поступков. Земная жизнь когда-то неизбежно заканчивается, через неё нужно пройти и отправляться дальше. Нет смысла застревать здесь навечно. Будущее всегда интереснее и обещает надежду.

***

Вернувшись домой, решил загнать машину в гараж. Подъехал – и увидел рядом со своим открытый гараж Алексея Михайловича, моего соседа. Вместе со своей внучкой, десятилетней Полинкой, они большими квадратными кистями мажут деревянные полы отработанным моторным маслом. Бабушка вместе с Полинкой – наши постоянные прихожане, Алексей Михайлович тоже бывает в храме на службах, но по мере сил и свободного времени.

На днях у Михалыча был день рождения. Я его поздравлял. Михалыч – местный житель, здесь, в наших местах, он родился и здесь же провёл всю свою жизнь. Мне он много рассказывал о своих друзьях ещё детской поры, с кем когда-то он рос и потом все оставшиеся годы поддерживал дружеские отношения. Его судьбу невозможно представить без дружков его детства, давно уже ставших солидными пожилыми дядьками.

В их компании обязательным делом считалось отмечать свои дни рождения. Это ещё как родители начали собирать мальчишек за одним праздничным столом, так и переросли эти застолья в устойчивую традицию на всю оставшуюся жизнь. Благо, после школы и службы в армии никто из них далеко не уехал, потому традиция состоялась.

Всё бы хорошо, да только умерли уже все закадычные дружки Алексея Михайловича. Вот уже года два, как последний из них ушёл из жизни.

– Ого, какие вы молодцы! Полинка, это ты деда надоумила доски покрасить?

Девочка – дедова любимица, во всех делах неизменно рядом с дедушкой. Умница и отличница, понимает, что батюшка шутит, улыбается и отвечает:

– Вообще-то это дедушка придумал, а я решила ему помочь.

– Всё равно вы оба молодцы. Это же очень хорошо – перед зимой защитить от влаги деревянные полы. С колёсами вон сколько снега в гараж несём. Мне тоже надо у себя помазать. Да всё никак не соберусь, то времени нет, то приболеешь, то лень-матушка одолевает. Но посмотрел на вас и решил – всё, больше не откладываю.

Мы посмеялись. Полинка продолжала работать, а Михалыч сказал:

– А я свой день рождения справил. Купил хорошей свинины, самогону нагнал и поехал к знакомым армянам. Когда-то тоже общались. Они хорошо знали моих друзей, а я много лет ездил к ним в мастерскую – чинил свои машины.

Подарок они мне сделали в складчину – 7 тысяч рублей, чтобы я себе что-нибудь купил, – Михалыч смеётся, – как в детстве. А я чего, на мясо потратился, овощей купил, самогон свой, ну, на всё про всё тысяч 5 ушло. Два дня шашлыки жарили. Я не пью, ты знаешь, а мужики нормально посидели. Они любят, когда я к ним приезжаю.

Я слушаю то, о чём он мне рассказывает, и не очень понимаю.

– Михалыч, день рождения отметить – это дело хорошее. Когда с друзьями посидеть, вообще замечательно. А эти люди? Мало ли с кем и когда приходилось по жизни пересекаться, так что же, теперь всех поить?

– Так-то ты, конечно, прав. Понимаешь, бывало, и они присоединялись и отмечали вместе с нами. И знают, что никого из моих друзей уже не осталось. Если я не стану справлять с ними свой день рождения, они подумают, что я тоже умер.

Если я не стану справлять с ними свой день рождения, они подумают, что я тоже умер

Ашот меня спрашивает: «Алексей, а как поживает твоя сестра? Я её помню». «Ашот, – говорю, – она умерла 3 года назад. Ты каждый год интересуешься её здоровьем, а я каждый раз рассказываю тебе, что она умерла». «А, – тянет Ашот, – извини». В следующий раз снова спросит.

– У него, что, с памятью плохо?

– Нет, просто ему безразлично, жива она или нет. Но, если есть я, значит, есть и она. Я не обижаюсь. Ты понимаешь, когда сажусь с ними за один стол, кажется, что всё у меня как прежде. А если и эти люди исчезнут из моей жизни, пожалуй, я тоже подумаю, что меня уже нет.

– Недавно, – продолжает Михалыч, – веду машину и слушаю интервью с одним известным писателем и актёром. Фамилия на языке крутится, не вспомню никак, но ты его знаешь. Он у нас такой единственный – сочиняет собственные спектакли и сам же в них и играет. Так вот, ведущий его спрашивает, о чём он последнее время думает чаще всего? Знаешь, что он ему ответил? Он сказал, что чаще всего задумывается о смерти. Ведущий уточняет, а ещё, мол, ты о чём-нибудь думаешь? Тот говорит: «Я только об этом и думаю». Ты понял? Этот актёр младше меня на 10 лет, и в церковь он не ходит, а мысли взрослого человека. Я и молюсь, и в храме бываю, а с реальностью не смиряюсь. Друзья ушли, а я будто всё продолжаю играть свой собственный спектакль.

***

Вечером того же дня, около 9 часов, мы с супругой вдвоём прогуливаемся по опустевшему посёлку и решаем зайти в часовню. На улице холодно и ветер, в часовне уютно и тепло. Мы вошли и стоим, не включая света. Наконец, супруга спрашивает:

– Почему душе так нравится тишина?

Подумав, я отвечаю:

– Наверное, потому, что она сама по себе всегда одна. Одиночество – её естественное состояние. Обычная наша суета её утомляет, и потому иногда ей хочется побыть одной.

– Иногда? – прерывает меня жена. – Почему же тогда всё больше людей жалуются на своё одиночество?

Я пожимаю плечами:

– Видимо, одиночество души предполагает общение человека с Богом, а если этого общения нет, начинается страдание.

***

На следующий день мне снова понадобилось куда-то ехать. Пошёл в гараж за машиной и опять увидел Михалыча, но уже одного, без Полинки. С утра пораньше он открыл ворота настежь и сушит покрашенные отработкой полы.

«Теперь пойдём красить полы в гараже у батюшки. Ему тоже надо»

Увидел меня и говорит:

– Я тебе сейчас такую историю расскажу, ты не поверишь! Представляешь, вчера закончили мы с Полинкой у себя полы мазать. И она мне заявляет: «Теперь пойдём красить полы в гараже у батюшки. Ему тоже надо». Я замялся, стою соображаю. А она видит, что я замялся, и продолжает: «Дедушка, ты же сам говоришь, что нужно делать добрые дела».

Я смотрю на неё и не знаю, что ей ответить. Говорю, мол, ты же видишь, гараж у него закрыт. Она мне: «Поехали, возьмём у батюшки ключи».

Я ей – так у него там ещё ничего не подготовлено. Убраться надо. Всё по местам разложить, мусор вымести. Потом уже только и красить. Она глядит на меня, словно я дитя малое: «Дед, так мы с тобой сами уберёмся».

Михалыч мне рассказывает, а у самого глаза налились слезами.

– Ей всего 10 лет. Мне уже за 60. Из них – почти полжизни в Церкви. И что я на фоне её правды, со всем своим этим жизненным опытом? В чём он, мой опыт? В бесконечном поиске компромиссов?

На следующий день мы все втроём мазали отработкой полы уже в моём гараже. Полинка командовала.