Не останется бессильным никакое слово

Едва ли не каждый из нас в течение жизни проходит через такие ситуации, такие состояния, когда бессильными кажутся все правильные слова. Что значит – бессильными? Умом человек понимает, что в таких-то словах из Священного Писания или из писаний святых отцов заключена истина, а значит, ему необходимо внутренне следовать этим словам, жить по ним. Но целостное человеческое существо, сложное, уязвимое, крайне несовершенное и зависимое – слов этих не принимает, жить по ним не может, перестроить себя не в силах. И слова остаются словами – мудрыми, но как бы не для меня; спасительными, но вот именно меня почему-то не спасающими.

Да, правда: преображение себя, преодоление ветхого человека, раскрытие духовных возможностей – это проблема и труд всей нашей жизни. Но особенно мучительным это состояние – «знаю, но не могу» – становится в кризисных житейских ситуациях, тяжелых, затяжных, выматывающих, отнимающих душевные силы, выводящих из строя нервную систему. Это может быть болезнь и беспомощность близкого человека, ради которого нам приходится жертвовать слишком многим, или наша собственная болезнь, или совершившаяся в нашей жизни несправедливость, или трагедия невостребованности, одиночество, да просто старость, наконец, и мало ли что еще.

Мы читаем апостола Павла «Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За все благодарите: ибо такова о вас воля Божия во Христе Иисусе» (1 Фесс. 5, 16–18) – и понимаем, что в нас нет радости; что поблагодарить Господа именно за всё и от всего сердца мы не в силах. Мы произносим молитву оптинских старцев, потому что приучили себя произносить ее каждое утро, – и понимаем, что встретить «всё, что принесет настоящий день», с душевным спокойствием мы неспособны. Мы открываем книгу святителя Игнатия Брянчанинова, из которого столько прекрасных мыслей для себя можно выбрать – о благодарности Богу, о взращивании этого чувства в сердце, о том, что нет в нашей жизни ничего случайного, что все, происходящее с нами, необходимо принимать как из руки Божией… Но нам уже не хочется закладывать страницы, выписывать цитаты и делиться ими с друзьями в соцсетях, как мы делали раньше; мы со вздохом закрываем книгу и откладываем ее в сторону: «Все правильно, конечно, но у меня так не получается».

Мы пытаемся встряхнуть и устыдить себя примером наших новомучеников, исповедников – что, дескать, наши скорби по сравнению с их скорбями? – но и это нам не помогает; мы слышим изнутри себя усталый ответ: «Не знаю, как они могли это выдержать. Не из того металла они, наверное, были сделаны, что мы. Мне моих скорбей вполне достаточно, я с ними справиться не могу».

Это очень опасное состояние: мы устаем от бесполезных, как нам кажется, усилий. Мы впадаем в уныние, и нам не помогает всё то, что читали мы ранее об этом грехе. К нам вдруг приходит мысль, что мы не станем сегодня молиться – зачем?.. – не откроем ни Псалтирь, ни Евангелие: все уже читали, всё знаем, но ничто не может нас самих изменить – так, чтобы мы воспряли духом, нашли в себе силы, чтобы мы как-то по иному восприняли свои скорби и трудности.

Отказаться от молитвы сейчас – значит сделать первый шаг в бездну

Но, оказывается, где отчаяние – там и прозрение. Нет, не полное, не яркое, маленькое такое, однако на самом деле немаловажное. Мы понимаем: отказаться от молитвы сейчас – значит сделать первый шаг в бездну. Не открыть Евангелие, решив, что оно уже тобою исчерпано – значит, согласиться на духовную смерть.

Я в таких случаях открываю Евангелие наугад. И всегда убеждаюсь: вот именно эта страница открылась – неслучайно. Вот только вчера – от Марка:

«Когда были они на пути, восходя в Иерусалим, Иисус шёл впереди их, а они ужасались и, следуя за Ним, были в страхе. Подозвав двенадцать, Он опять начал им говорить о том, что будет с Ним: вот, мы восходим в Иерусалим, и Сын Человеческий предан будет первосвященникам и книжникам, и осудят Его на смерть, и предадут Его язычникам,

и поругаются над Ним, и будут бить Его, и оплюют Его, и убьют Его; и в третий день воскреснет» (Мк.10, 33–34).

Едва дочитав, я сразу почувствовала, как рос в душах учеников этот страх, как медленно они прозревали, понимая, что приближаются к неким таинственным, непостижимым для них, теперешних, и очень страшным событиям; что с Тем, Кого они так любили, произойдет нечто ужасное, и предотвратить это нельзя…

Мы страдаем на этом свете – в разной степени, но страдаем все; и все задаем вопрос о смысле страдания. Для чего, зачем, почему?.. А ответ на эти вопросы, по сути, один. И не в словах он, этот ответ, а в добровольной крестной жертве воплотившегося Бога. И как бы ни болела, как бы ни устала наша душа, она не может это не чувствовать, не отзываться на Его жертву. И потому, закрыв Евангелие, мы поднимаем глаза к иконам, мы смотрим на Его лик и начинаем свою молитву…

Вот только что нам казалось, что молитва ничего для нас – в нас – не изменит, но, оказывается, это не так. При первом искреннем обращении к Богу у нас возникает чувство – опять же, не сильное, не яркое, слабенькое, можно сказать, но важное – некоей вертикали, поднимающей нас над нашим состоянием и нашими обстоятельствами. Мы уже не перед собою, а перед Ним; не на плоскости, а в трехмерном пространстве. Все меняется, хотя, может быть, недостаточно; нам хотелось бы разительной перемены. А ее пока нет: от нас требуется терпение… которое, кажется, кончилось.

Или не начиналось?..

Христианское терпение – синоним надежды

Терпение ведь бывает разное. Бывает – чисто житейское, подневольное, воловье: куда деваться, ничего не поделаешь, приходится терпеть и тянуть лямку. Такое терпение представляется необходимым с чисто житейской точки зрения, но духовно оно бесплодно. Христианское терпение – иное, оно – синоним надежды, недаром одно из значений глагола «терпети» в церковнославянском языке – надеяться: «И Тебе терпех весь день» (Пс. 24, 5) – на Тебя надеюсь всякий день…

– Ох, опять правильные слова… Не действуют они на меня.

Нет, они действуют. Когда молишься, понимаешь: если бы ты не знал этих истин хотя бы «теоретически», если бы они не держали тебя, как якорь держит корабль, ты бы жил сейчас совсем иначе: может быть, запил бы уже или того хуже.

Когда нам плохо, мы жалеем себя и бессознательно снижаем к себе требования, подчас не желая и слышать про свои «мелкие» грехи: «Нет у меня сейчас никаких сил на борьбу с собой». Но силы-то от Бога; чтобы иметь силы, надо быть с Ним; а всякий грех есть наш маленький сознательный или бессознательный отказ Ему (почему, кстати, и не бывает никогда «мелким», в смысле – незначащим). Я не раз замечала, что с молитвой ко мне возвращается чувство долга, чувство ответственности за себя перед Отцом. И это означает, что я оживаю; что дух мой жив. Уныние, отчаяние – лишь субъективная реакция усталой психики на происходящее, а правды в этих состояниях нет.

– Но почему же нет радости и благодарности, о которых пишет апостол, говорит Сам Христос – «да радость Моя в вас пребудет и радость ваша будет совершенна» (Ин.15, 11)? Где ее взять, эту полную, совершенную радость о Христе? Или все дело в том, что мы слишком несовершенны? Вот опять то же – бессилие слов, а вернее, наше бессилие.

Однако ничего случайного в нашей жизни, действительно, нет, и «у Бога не останется бессильным никакое слово» (Лк.1, 37). Всякое Божие слово, которое мы услышали или прочитали, – оно нам адресовано, лично для нас произнесено, мы созданы для того, чтобы его услышать. И практическими советами владыки Игнатия Брянчанинова пренебрегать не стоит. В самом тяжелом, подавленном состоянии, хотя бы и через силу, хотя бы и деревянным языком, но начинаем повторять «Слава тебе, Господи, слава Тебе». Слава Тебе, присутствующему в нашей жизни, обитающему в нас самих, принимающему участие в каждой нашей скорби и в каждой радости. Слава Твоему Промыслу о нас; благодарю Тебя за ту помощь, которую Ты подаешь мне в моих обстояниях; а эту помощь, в том числе и чисто практическую, я на самом деле получаю каждый день, и насколько же хуже мне было бы без нее – вот тут я бы точно не выжила…

Повторяешь и чувствуешь, как освобождается от сдавленности, отходит, вздыхает душа. И понимаешь вдруг, что до радости-то тебе два шага, другое дело, что это шаги по воде.

– Протяни мне руку, как Петру усомнившемуся, поддержи меня…

Кстати, о наших новомучениках. Не надо думать, что они парили над своими страданиями, что в тюрьмах и лагерях они были переполнены радостью и неумолчно пели благодарственные гимны. Достаточно почитать письма митрополита Петра (Полянского) или воспоминания священномученика Михаила (Чельцова), чтобы нутром почувствовать, насколько же им было плохо. А людьми они были – такими же, как мы. Немощными, несовершенными, зависимыми, грешными… Страдание – это не приключение из детской книжки. Это страшная реальность падшего мира. Реальность, в которую ради нас вошел Богочеловек. И остался с нами «во все дни до скончания века» (Мф. 28, 20). И если вера в это в нас жива, какой бы слабой, немощной она нам ни казалась, – мы не пропадем.