– Вы не имеете право говорить мне, что аборт – это убийство, – писала мне в сообщении незнакомая женщина.
Ну, как – «незнакомая». Мы общались с ней впервые. Она была беременна вторым ребёнком. И обследования показали, что у малыша большой риск наличия синдрома Дауна. Я прекрасно понимаю, что для неё это шок и ужас. Но для меня сейчас нередкая и совершенно обычная история. Я очень много говорю с такими мамами. Они пишут, звонят, просят совета... Собственно, я в этой «даунянской» среде и живу.
Так же на меня и вышла та женщина.
***
Я пыталась ее поддержать, рассказать о Маше, других таких детях. А она как будто не слышала – и все говорила о том, что в такой ситуации правильно сделать аборт. Это «ответственно по отношению к себе, семье и бедному, несчастному ребёнку». И единственный выход. И зачем-то требовала от меня одобрения.
Прекрасно зная все, что она сейчас переживает, и от всей души сочувствуя, одобрить я этого не могла. И раз уж она сама начала этот разговор, а не я к ней случайно пришла со своими нравоучениями, сказала то, что я думаю. Что аборт – это убийство. И может так случиться, что этот поступок станет для неё потом неподъёмной ношей.
Может так случиться, что этот поступок станет для неё потом неподъёмной ношей
– Нет! Вы не должны так говорить! Мне сейчас и так плохо. Я ждала поддержки, а вы!.. Все делают и живут потом нормально!
– Но зачем тогда вам я?
– Я хотела, чтобы вы меня поддержали!
– Но как я, счастливая мама такого ребёнка, могу поддержать ваш аборт? И зачем вам это? Вы же все решили...
– Я хочу это услышать от вас...
Зачем? Мне, правда, непонятно.
***
Зато о «все делают и живут потом нормально» я могу много чего рассказать.
Я знаю женщину, которая, так же убедив себя, что аборт – единственный правильный выход, отходя от наркоза в палате, рыдала и кричала:
– Где мой ребёнок?! Верните мне моего ребёнка!..
Я знаю другую, которая, тоже решив, что других вариантов нет, во время операции «видела», как убивают ее ребёнка. Сон это был, озарение или бред, никто сейчас не скажет.
– Но я видела, как разрывали его на куски, – рассказывала она мне. – Сколько лет прошло, а я до сих пор не могу ни забыть, ни простить себя. И больше детей у меня не было. Вернуть бы все назад, я родила бы – такого, с синдромом, любила бы его... А так – жизнь сломана. И ничего уже не исправить...
Сколько лет прошло, а я до сих пор не могу ни забыть, ни простить себя
Я знаю стареньких бабушек у нас в храме, которые на исходе жизни больше всего жалеют о сделанных абортах. Тогда не было ни УЗИ, ни скринингов, но тот ребёнок был «не нужен».
– Мы работали, копили на ковёр, на шкаф, на машину. И беременность была «не вовремя». А где теперь тот ковёр, та машина? На помойке! Стоило ли ради этого убивать?
Смотрят они на многодетные семьи, и слёзы в глазах. И не изменить уже ничего.
***
Я знаю мужчину, который сам повёл свою жену на аборт. Все по тому же: «Не к месту, не вовремя, ещё успеем родить, и главное – больной, даун».
Оставил жену в больнице, вышел на улицу, и там ему вдруг стало нехорошо. Он сел на ступеньки и увидел, как какой-то мужчина везёт мальчика в инвалидной коляске. Они улыбаются, болтают... И в голове у него молотками застучало:
– Дурак! Что же я делаю! Мужик я или нет!
Он вскочил, побежал обратно, кричал:
– Не надо аборта! Не надо!
Успел... И как же была ему благодарна за это жена. Которой тоже было очень плохо, и которая тоже думала:
– Что же я делаю?!
У них родилась здоровая девочка. Без синдрома, которым пугали.
– Но мы были готовы и к нему, – говорил он мне...
И знаю мужчину, который не настаивал, но и не остановил. Думал: «Ладно, все нормально, нет там ещё никакого ребёнка». Осознание пришло позже. И он до сих пор не может себе этого простить...
Знаю того, чья подруга категорически решила делать аборт. Обычный был ребёнок, но так же «не вовремя». А он валялся у неё в ногах и умолял не делать.
– Хорошо, – сказала она. – Содержишь меня всю беременность, потом я тебе его отдаю, и мы расстаёмся.
Так и получилось. И он ни секунды об этом не пожалел. А потом, будучи отцом-одиночкой, встретил другую женщину, и они поженились. А что с той «матерью», неизвестно. Но лично я не думаю, что после такого можно жить спокойно...
Да, какие-то «мужчины» бегут от своих жён, только узнав, что нерожденный ещё малыш (его малыш) болен. Но знаю и того, кто женился на женщине с тяжелейшим лежачим сыном-инвалидом. Там и ДЦП, и УО, и слепота. И любит, тянет, считает своим, родным.
***
Я знаю двух женщин, которые, услышав во время беременности, что у плода диагноз, несовместимый с жизнью (это далеко не синдром Дауна), приняли решение рожать. Доносят они своих детей живыми или нет, никто не знал. Но они надеялись хотя бы увидеть и проститься. И тоже об этом не пожалели.
Оба малыша прожили совсем недолго. Один – несколько дней. Другой – чуть больше. Но, несмотря на боль, это были жизни, полные любви. И это были законченные истории. С началом и финалом. И огромным доверием Богу.
Родители приняли своего ребёнка и отпустили его. И эта завершённость дала им силы жить дальше. Как это ни странно. И главное – им не в чем себя упрекнуть. Это очень важно – когда спокойна совесть.
Родители приняли своего ребёнка и отпустили его. И эта завершённость дала им силы жить дальше
И знаю женщину, которая, узнав, что у ее нерожденного малыша синдром Эдвардса, приняла решение прервать беременность. Давили врачи, давили родные, и она просто сломалась.
– Он же все равно не жилец, – думала она. – Зачем мучиться и ему, и мне? Сделаю аборт, переживу как-нибудь. Все будет хорошо.
С того дня прошло около пяти лет. Но до сих пор «хорошо» не наступило. Она так и не может закрыть для себя ту страницу. Хотя у неё уже есть девочки-близняшки. Здоровые и любимые.
– Знаешь, о чем я мечтаю сейчас... – сказала она мне. – Чтобы у моего сына, которого я убила (а я его убила, что уж обманывать себя), была могила. Куда я могла бы приходить, молиться, говорить с ним. И мне было бы легче. Но могилы нет и никогда не будет. И конца у этой истории не будет никогда.
Так она думает. И я ей очень сочувствую, правда.
***
А ещё недавно совсем мне рассказала свою историю женщина, которая, как и многие, тоже прошла через аборт.
Ее жизнь вообще похожа на книгу.
Первого ребёнка она родила в 18 лет. Ещё будучи далёкой от Церкви. Мама, узнав о беременности, намекала на прерывание. Учеба, молодость, карьера. Ну, куда.. Это было советское время, и аборт не считался чем-то плохим. Но нерожденного ребёнка отстоял будущий дед, папа той молодой девушки:
– Доченька, – сказал он, обняв ее. – Самое главное в женщине – это материнство. У тебя может быть работа или не быть ее. Могут быть деньги или не быть. Муж тоже может быть с тобой и может уйти. Это все поправимо, это можно пережить. Но если ты сделаешь аборт и потом никогда не сможешь стать матерью, то не будет у тебя нормальной жизни...
Беременность не была лёгкой. Ее приходилось сохранять.
– Мама моя очень испугалась, приехала в больницу, просила прощения, – рассказывала моя собеседница.
Она родила в срок . И ещё во время беременности вышла замуж за отца того своего ребёнка.
– И та моя мама, которая говорила вначале об аборте, души не чаяла в моем сыне. Оберегала его, как коршун. И я ей очень благодарна.
А дальше была ещё одна беременность, которая была «не кстати», и которую она скрыла от своих родителей. И муж, который ее не остановил.
– Я понимаю, что виновата сама. Но того, что он меня не отговорил, я ему простить не смогла. И как же мне было плохо после того аборта...
Они расстались... Дальше был брак ещё с одним мужчиной, рождение второго ребёнка – и опять развод, который он не хотел давать. Тяжёлая история... Воцерковление... И третье замужество, в котором родились еще дети.
***
Все перипетии жизни этой женщины я расскажу как-нибудь потом, если она разрешит. Но, когда она делилась со мной, меня до глубины души поразил ее сон. Именно сон.
Было это после рождения ее четвёртого ребёнка, у которого синдром Дауна. Это пока ещё не сон...
– Когда я узнала, что опять беременна, это было какое-то непередаваемое ощущение счастья, – говорила она мне. – Я тогда наслаждалась каждой секундой. И это счастье так переполняло меня, что однажды я ехала на машине, остановилась где-то в поле, вышла, подняла руки к небу и закричала: «Господи! Спасибо Тебе!»
Дальше было известие о том, что у плода синдром Дауна, и решение рожать во что бы то ни стало. Ну, и появление малыша, о чем та женщина ни разу не пожалела.
– Когда я ещё была беременна и переживала, мой духовник сказал мне: «Эти дети – ангелы во плоти. И не каждым родителям они посылаются. Так что не переживай! У тебя будет совсем обычный ребёнок. Ну, а если родится с синдромом, стань его достойна». Он и крестил нашего младшего сына. И на крестинах сказал: «В христианском смысле вы очень счастливая семья. Рядом с вами настоящий ангел!»
«В христианском смысле вы очень счастливая семья. Рядом с вами настоящий ангел!»
Я не ручаюсь за точность передачи ее слов, я их не записывала, но запомнила примерно так.
И она решила, что будет гордиться таким своим сыном, любить его. И они обязательно станут самыми счастливыми на свете. Все вместе.
С этим чувством она и «явила» его миру. Ни секунды не смущаясь и не стесняясь, как это часто бывает.
***
– И однажды мне приснился сон, – рассказывала та женщина. – Иду я, счастливая, с сыном, с гордо поднятой головой. Все нам радуются. И тут сбоку голос: «Да нечем ей гордиться. У неё все, как у всех». Лукавый... И чувствую, что голова моя начинает опускаться... Потом смотрю – больница. Я с младшим сыном на руках... Какая-то окровавленная ветошь... И среди этих кровавых тряпок лежит удивительной красоты девочка. И такие глаза у неё... Карие... Она смотрит на меня и вдруг говорит: «Его ты родила, а меня – нет. Мамочка, чем я хуже него?..» Моя дочь, которую я убила. «А как тебя зовут?» – «Ты даже имени мне не дала!» И я понимаю, что я ни жизни, ни имени ей не дала, не покрестила, поминать ее не могу. Но у неё были такие счастливые глаза, что мы встретились. Я плакала, а она меня утешала: «Не плачь, мамочка, я на тебя не обижаюсь». У неё во взгляде, правда, не было ни капли обиды или осуждения. Это были ангельские глаза. «Я тебя заберу с собой», – сказала я ей. «Нет, мамочка, ты не можешь меня забрать!» Проснулась я в слезах.
Так же, рыдая, она и рассказывала мне все это. А с того аборта прошло уже около 20 лет. Но так и не может она забыть и простить себя.
– Исповедовалась много раз, каялась. Но легче мне не становится. И эти ее слова: «Мамочка, чем я хуже него?.. Ты мне даже имени не дала…». Я этот сон не то что все время вспоминаю – я с ним живу. И та дочь – в моей жизни. Только не во плоти. А ещё я живу крохотной надеждой, что когда-нибудь мы с моей девочкой по-настоящему встретимся. И я смогу взять ее на руки, обогреть... И мы будем вместе.