Протоиерей Димитрий Смирнов: «Господи! Я тормозил пятками и истер их до костей. Я сделал всё, что мог»

Явление стремительного роста смертности при катастрофическом падении рождаемости в современной отечественной демографии получило название Русского креста. Эта беседа недавно почившего протоиерея Димитрия Смирнова и депутата Московской городской Думы Елены Леонидовны Николаевой, записанная несколько лет назад, вскрывает последствия той страшной даты, к которой мы приблизились: 18 ноября исполняется 100 лет легализации Советской властью – впервые в современном мире – абортов. Те скачки смертности, что попущены в эту эпидемию, ставят поднятые вопросы еще острее.

Разговоры ни о ком

Протоиерей Димитрий Смирнов Елена Леонидовна Николаева:

– В демографическом плане Русский крест впервые был осознан на исходе 1990-х – в начале 2000-х годов. Президент России Владимир Владимирович Путин, отодвинув тогда все остальные вопросы, сказал: «Вот это главное!» Отец Димитрий, правильный ли избран путь?

Протоиерей Димитрий Смирнов:

– Это единственный путь, все остальное – тупик. Я тоже засылал по тому же адресу подобные разработки, и, когда впервые в Федеральном послании это прозвучало, я был очень рад. Потому что это действительно самое главное, и сама реакция на такого рода сигналы свидетельствует о том, как Президент способен оценить происходящее. Кое-что из сделанного меня, конечно, не вполне устраивает. Но тем не менее, как модно говорить, процесс пошел. Если не будет народа, то ничего не будет: ни культуры, ни образования...

Если не будет народа, то ничего не будет: ни культуры, ни образования

Е.Н.:

– Вообще страны не будет!

о. Д.:

– Взять любой проект – например, «Поддержка русского языка». Да кому он нужен, этот язык, если народа нет? Далее: «Строительство церквей». Долго, что ли, их в мечети переделать?

Е.Н.:

– Бывали случаи (Святая София Константинопольская... – Прим. ред.).

Когда в 2002-м году мы готовили презентацию доклада о Русском кресте, Евгений Юрьев очень переживал. Тогда в кругу крупных предпринимателей заговорить о демографии считалось моветоном. Но и молчать уже было нельзя. В России население убывало более чем на миллион человек в год. Причины разные: эмиграция, скачок смертности – тут и несчастные случаи, и сердечно-сосудистые заболевания, и рак...

о. Д.:

– Пьянство, наркомания, самоубийства...

Елена Леонидовна Николаева с сыном Левушкой и старшей дочерью

Е.Н.:

– Да, и на фоне всего этого – драматическое падение рождаемости. Мы подсчитали тогда, что к 2030 году – а это уже близко! – титульной нации должно было остаться около 50 млн. человек. Их не хватит даже просто для удержания территории. Это был один из главных аргументов в пользу того, что национальная демографическая стратегия – вопрос № 1.

о. Д.:

– Конечно. Просто этого не понять тем, кто одной ногой стоит на другом континенте и расценивает свое фигурирование в России, как некое пребывание на даче или в командировке...

Е.Н.:

– Да в какой командировке? На какой даче? В колонии! Где можно использовать все и всех как некий ресурс, а когда все недра и силы работников здесь исчерпаны, они-то знают, куда им податься.

о. Д.:

– Да, «тылы» у этих господ обустроены.

Титульная нация^[1]

Е.Н.:

– То есть проблема в людях, которые не связывают себя с нашей страной, не чувствуют здесь свои корни, не полагают за Россией будущего для своих детей?

о. Д.:

– Да, поэтому их не волнует, что и как здесь происходит и далее будет с «этой страной». Наш современный крупный бизнес вообще не отличается высоким уровнем культуры. Это 100 лет и более назад в России была настоящая элита, которая пусть и посещала все крупные музеи мира, знала многие языки, читая французских, немецких, английских авторов в оригинале, но, при всем уважении к чужому, создавала свою культуру и жила в своем Отечестве. Не понимают, что хамство проклято и в следующем поколении сынов обречено на рабство.

А в самодержавной России была совсем другая жизнь. Титульная нация тогда составляла 84% всего населения империи. Если из детской деревянной пирамидки убрать стержень, то что произойдет? Также и с русским народом в этой стране. Да, огромный вклад в строительство нашей державы внесли разные народности: эвенки, угро-финны и т.д. Но это государство создал русский народ! Его загонят – государства не станет. Будет плохо русским – будет плохо всем.

Будет плохо русским – будет плохо всем

Кто способен на смену места жительства, как это было в 1917–1918-м годах, да даже еще в 1919-м году, эмигрировал. Мой дедушка – офицер лейб-гвардии – уехать не смог: денег не было. В результате своего бытия в советской реальности попал на Лубянку (см. интервью «Рыцарь Православия» – Прим. ред.). Сейчас – та же антиселекция этой самой титульной нации!

Всем почему-то надо дать преференции за счет угнетения русских людей! Но тогда и никаких программ по сохранению русского языка, изучению русской классической литературы, выдающегося русского театра и т.д. и т. п. не потребуется – если народ угробят, то и все это исчезнет! Как это произошло уже однажды с империей Византии. Что Османская империя и ее наследники за истекшие 1000 лет создали на заграбастанной ими земле? Ровным счетом ничего.

Е.Н.:

– У России – особая миссия, связанная с сохранением в этом мире духовных приоритетов. Почему мы боимся признать, что в основе Русского креста – утрата их нами самими?

о. Д.:

– Русский человек из века в век жил в парадигме, которая именовалась Святая Русь. Все понимали, что в России далеко не все благополучно. Писатели и поэты критиковали наличное положение дел. Но общественным идеалом для всех оставалась святость.

Заявились большевики – и, видишь ли, установили, что никакого Бога нет, а Церковь – лишь обслуга правящего класса и подлежит уничтожению. Советский человек – уже совсем не то, что русский. Конечно, в нем осталось много всего от русского, но даже язык изменился. А язык – это то, как человек мыслит. История – это то, как люди живут: какие выборы из поколения в поколение они совершают, определяя свой путь, который продолжат их дети.

Мы же сейчас настолько растеряны, что сами не можем определиться, что же мы, собственно, хотим вылепить из нашей страны. Какой образ?

Е.Н.:

– Вот нам сейчас дан образ Русского креста как вразумление. Все-таки мы начинаем осознавать свой особый путь. Перестали оглядываться на Запад с его обществом потребления. Кому нужен этот унылый, самоубийственный обман? Если я живу для того, чтобы потреблять, то зачем мне дети? Зачем мне напрягаться? Я буду жить в свое ничем не насыщаемое удовольствие.

о. Д.:

– Потому что все эти удовольствия – суррогаты! Это как сыр из полиэтилена – ничего вкусного в нем нет.

Е.Н.:

– Конечно. И это то, к чему мы пришли, растеряв свою веру, уйдя от подлинных ценностей и радостей бытия?

Условия для многодетной матери

Е.Н.:

– Когда мы в начале 2000-х годов только еще попытались в обществе открыто заговорить, сколько было бы правильно иметь детей в семье (одного вроде мало…), тут же нашлись некие примодненные спикеры: «Да вы что, сейчас новое движение: чайлдфри!» – «Если здоровье позволяет, рожайте, – говорю, – сколько можете!» – «Мы что, – так и заявляют, – ненормальные, что ли? Нам же тогда надо будет работать на них…». И далее на полном серьезе доказывают, что полноценная семья – пережиток. Почему же сейчас малая семья стала нормой, а один ребенок уже считается верхом достижений? Раньше же у наших бабушек-дедушек по 10 и более ребятишек было. У моей бабушки – 11.

о. Д.:

– В среднем было 8, а 15–20 – обычное явление.

Е.Н.:

– А сейчас 3 ребенка – это уже считается многодетная семья. Еще недавно над такими даже подсмеивались. Какая же она многодетная? Это элементарное воспроизводство поколений. Это только сейчас уже стало в порядке вещей говорить: «У меня шестеро детей». – «А у меня семеро».

о. Д.:

– Все равно мы пока не выходим из величины 1,3. Медленно стареем. Кто будет нам пенсию зарабатывать? Норвежские рабочие, что ли? Или английские докеры?

Е.Н.:

– Помню, когда мы при составлении доклада о Русском кресте обсуждали эту пенсионную перспективу, мы продумывали систему мер, во-первых, стимулирующих рождаемость, а во-вторых, продлевающих жизнь и повышающих ее качество. Больше всего на смех до сих пор поднимают материнский капитал. «Что же вы, – говорят, – рожать за деньги предлагаете?» Нет, но разве помощь семье, в которой рождается второй ребенок и последующие, – это не есть правильно? Считаю, что к материнскому капиталу нужно добавить еще жилищные сертификаты: квартирка маленькая, плюс еще один ребенок – ему необходимо пространство. Многодетным при первом запросе должны предоставляться земельные участки. Если 15 лет назад это казалось фантастикой, то сейчас уже действует разработанная нами программа, она законодательно закреплена.

о. Д.:

– Но тут же возникают проблемы: оказывается, в Сибири у нас не хватает земли?

Е.Н.:

– Я вас умоляю.

о. Д.:

– Очередь за сибирскими участками стоит годами…

Е.Н.:

– Есть законодательные решения, а есть правоприменение. Законодательно мы этот процесс с мертвой точки столкнули. А дальше – давайте смотреть на местах, почему те или иные чиновники не считают нужным исполнять закон. Почему они считают возможным выделять земли такие, что «на Тебе, убоже^[2], что нам не гоже»? Наоборот, Президент распоряжается многодетным выделять лучшие земли, оснащенные инфраструктурой, чтобы можно было обустроиться усадебным типом, когда ты строишь дом, а вокруг у тебя участок, где можно посадить огородик. Большая семья предполагает активный образ жизни, где каждому находится свое дело.

Давайте смотреть на местах, почему те или иные чиновники не считают нужным исполнять закон

о. Д.:

– Вся проблема в том, что чиновник по инерции рассматривает общий ресурс как свой личный. У него эти земли находятся всего лишь в оперативном управлении, а он забывается и начинает воспринимать эти русские просторы как свою собственность.

Е.Н.:

– Есть такая проблема, и с ней можно бороться только всем миром. Раньше жили общинами, всем до всего было дело.

о. Д.:

– А как с ними на местах бороться, если сейчас в регионах сразу же складывается своя «элита», куда входят пожарные, ФСИН, прокурор, судья? Все они действуют вместе и слаженно.

Е.Н.:

– Приведу примеры. Ко мне обращались многодетные семьи из нескольких регионов, мы создали неформальную ассоциацию. Многодетные семьи сами готовили свои предложения, и мы выходили на губернаторов и мэров крупных городов.

Оказывается, людям надо просто объяснить: друзья мои, по закону вам положено то-то, то-то и то-то. Мы хотим вот это и это, отвечают они. Далее важно, чтобы они сами сформулировали то, что они предлагают сделать. На губернаторском и мэрском уровне они излагали уже конкретные проекты. Потом начинался поиск партнеров. Так мы возводили малоэтажные поселки. Там, где удавалось выбить городские участки, строили многоквартирные дома. Первые этажи в них были со специально спроектированными большими квартирами, в которые заселялись многодетные семьи. Это жилье они получали безвозмездно, потому что все квартиры выше продавались, что называется, «в рынок».

Решения могут быть самые разные: где-то удавалось создать альянс с застройщиками, в другом случае – с производителями стройматериалов и т.д. Однако нужна общественная активность – под лежачий камень вода не течет. Если мы будем сидеть и ждать, когда нам кто-то принесет документы на земельный участок, – не дождемся.

о. Д.:

– А для чего вообще нужен чиновник?

Е.Н.:

– Для того, чтобы этот процесс был коротким, понятным и четким.

о. Д.:

– Вот. Поэтому я считаю, что для многодетной матери необходимо создать такие условия, чтобы ей нужно было только снять телефонную трубку и услышать: «Когда вам будет удобнее, чтобы мы на блюдечке с голубой каемочкой принесли вам все – ордер и ключи?»

Е.Н.:

– Как бы это было здорово!

о. Д.:

– Но так должно быть. А у нас, получается, как? Я помню, как одной многодетной матери надо было переехать в другую квартиру. Муж ушел – оказывается, бросают и шестерых детей...

Е.Н.:

– Даже девятерых бросают, ко мне недавно приходила такая мать, брошенная мужем. Просто рыдала. Я ничего не понимаю.

о. Д.:

– Понять это нельзя, это продукт эпохи. Когда мне начинают говорить всякие хорошие слова о том, что русские своих не бросают… Бросают, еще как! Пачками. Как можно бросить десятерых, девять из которых твои дети, а десятая – это твоя жена? Мы живем в каких-то миражах, а конкретика говорит о другом.

Так вот, оказалось, что в ту квартиру, которая матери шестерых детей удобней, она въехать не может. Никого не интересует, что рядом там живет ее мама, которая может ей помогать, и детям там есть где учиться. А весь сыр-бор из-за того, что по документам, чтобы многодетной одинокой матери вселиться в это жилье улучшенной планировки, не хватает какого-то полуметра, и из-за этого надо долго хлопотать. В конце концов это дело пробили. Но мне самому пришлось нанимать человека, который бы бегал за справками, обивая пороги.

Е.Н.:

– Это ужасно.

о. Д.:

– Да. Самой ей этим заниматься нереально.

Е.Н.:

– Иначе ей надо забросить детей и только и делать, что ходить по учреждениям.

о. Д.:

– Так она же еще и работает! Кормить же ей детей надо.

Е.Н.:

– Отец Димитрий, вы сейчас подняли очень тяжелый вопрос, требующий призвать к совести чиновников, а кого-то, может быть, и к ответственности.

о. Д.:

– Должно быть как? Я тут давеча прочитал в одной газете: должен быть «железобетонный закон». Не выполнил – отрешаешься от должности моментально, и твое место автоматом занимает твой первый зам.

Е.Н.:

– Да, должна быть ответственность чиновников. Заработают – однозначно.

о. Д.:

– Конечно. Любой чиновник живет от должности. Но для чего он живет – задается ли этим вопросом?

Кто может спасти нацию

Е.Н.:

– Когда мы только начинали говорить о Русском кресте в контексте сопредельных болевых тем – сиротства, нарушения у молодежи репродуктивных функций и в целом оскудения в обществе идеалов отцовства и материнства, – мы даже не знали, к кому прежде всего надо обращаться.

о. Д.:

– В первую очередь к министрам. Я тоже, помню, просил знакомых министров: «Вы подкиньте, – говорю, – идею Владимиру Владимировичу и Дмитрию Анатольевичу: если у семьи родить не получается, пусть усыновят-удочерят! По мальчику и по девочке». Слава Богу, процесс пошел. Павел Павлович Бородин с супругой, например, усыновили-удочерили пятерых и довольны.

Е.Н.:

– Да, замечательная семья!

о.Д.:

– Так это пропагандировать надо! Вместо того, чтобы каких-то странных, испорченных алкоголем маргиналов выставлять на всеобщее обозрение на первом-втором каналах, надо показывать нормальные семьи, где есть глава-отец, и мать-жена при нем счастлива и многодетна. Должна быть социальная реклама. Надо не какие-то бесконечные кошмары нагнетать на федеральных телеканалах, а запечатлевать в сознании граждан то лучшее, что может нацию спасти.

Е.Н.:

– Мы как-то сели и попытались трезво рассудить, точно ли так сложно родить даже работающей женщине второго или третьего ребенка? В СМИ часто чересчур сгущают социальные краски. Но это же все мифы! Как и то, что женщинам старше определенного возраста лучше не рожать, – ложь. Многие мои подруги, не оглядываясь на эти внушаемые стереотипы, рожают. Я сама недавно родила. У меня есть старшая дочь, ей уже 18. Но сейчас, вновь оказавшись с младенцем на руках, я уже совершенно по-другому переживаю материнство. Как миссию, зачем ты вообще в этот мир пришла: можно ли, самой испытав эту милость и любовь Божию, не дать жизнь и не отдать любовь другому человечку?

о. Д.:

– Правильно. Не знаю, насколько ты это сама можешь оценить, но с такой энергией, как у тебя, встречается не так уж много представительниц слабого пола. Когда ты начинаешь теоретизировать, что дети + работа = на самом деле миф, что тяжело... Да нет же! Главная работа и служение женщины – это как раз дети. А когда дети подрастут, младшему будет 18, да иди работай!

Е.Н.:

– Давайте представим, что ощущает при этом воспитанная в нынешнем социуме женщина, которая только что, допустим, с красным дипломом закончила вуз и даже уже успела пройти ряд стажировок. Ей сейчас 25 лет, и надо примерно на столько же (если она родит не одного) уйти из профессии? Мы даже поддержали сейчас несколько некоммерческих организаций, в задачу которых входит предложить мамам, у которых много детей, возможность, не выходя из дома, организовать какое-то свое семейное небольшое дело, дающее еще семье и определенный доход...

о. Д.:

– Это в ущерб детям. Всем детям старше четырех лет не хватает общения с мамой. Как и с папой. Просто дефицит. Поэтому они и окунаются с головой в детский коллектив со всеми его антинравственными инфекциями. Выходят на улицу...

Е.Н.:

– Где вирусы еще более свирепы.

о. Д.:

– Да. Поэтому они и заражаются этим духом времени, и мама для них уже раздражающий, мешающий им жить объект.

Е.Н.:

– Отец Димитрий, я все-таки не поддержу ваши слова про мою уникальность...

о. Д.:

– Ты разве не чувствуешь свою собственную энергию?

Е.Н.:

– Она у меня, конечно, есть.

о. Д.:

– Вот.

Е.Н.:

– Но когда я дома и всецело сконцентрирована на ребенке, мне кажется, я его даже перекармливаю своей гиперзаботой.

о. Д.:

– Да это потому, что по твоему характеру тебе было бы нормально иметь восемь детей.

Е.Н.:

– Это так. Но Господь распорядился по-другому.

о. Д.:

– Может быть, потому, что ты занялась такой активной общественной деятельностью.

Е.Н.:

– Перенеся тяжелое заболевание, я только убедилась в том, что, если Господь дает ребенка, нужно рожать, несмотря ни на какие даже самые сложные диагнозы. Господь силен сотворить чудо, это видно на моем примере: у меня после родов пропали все метастазы. Врачи до сих пор не верят. Бог помогает матерям! Разве не от неверия все эти фобии молодых девушек и женщин средних лет: сейчас такая тяжелая жизнь, сейчас и одного воспитать-то тяжело...

Господь силен сотворить чудо. Бог помогает матерям

о. Д.:

– Одного всегда тяжело воспитать! Попробуй воспитать не эгоиста. Трудолюбивого, который за мамой будет ухаживать, а?

Е.Н.:

– Точно.

о. Д.:

– Кстати, однажды я зашел в гости к той самой матери шестерых детей, о которой я уже чуть-чуть рассказал. И что же я вижу? Идеальный порядок, чистота, все аккуратно расставлено. У меня в доме так только на Пасху бывает! Я говорю: «Слушай, а кто же это у вас так все прибирает?» – «Старшая дочка», – отвечает мне многодетная мать. – «А сколько ей лет?» – «Тринадцать».

Е.Н.:

– Умничка.

о. Д.:

– Где в однодетной семье найдешь такую девочку, чтобы она к приезду мамы так убрала весь дом? Она же даже не знала, что батюшка вдруг вздумает зайти.

Е.Н.:

– По себе знаю, старшей дочери надо 15 раз напомнить: хорошо бы в своей комнате убраться. Не то что во всем доме.

о. Д.:

– Да, а 15 раз не напомнишь, так все и будет.

Смертность помолодела до внутриутробного возраста

Е.Н.:

– Отец Димитрий, в связи с темой Русского креста мы в свое время обратили внимание на то, как в 1990-е годы в нашей стране помолодела смертность. Стали докапываться до причин – все те же заболевания да социальные недуги: пьянство, наркомания...

о. Д.:

– Самоубийства.

Е.Н.:

– Да. Понятно, что мы все в то сложное, пороговое время переживали колоссальный стресс. Был предложен национальный проект «Здравоохранение». Качественная медицинская помощь, конечно, нужна. Но, очевидно, не она все-таки определяет, как и сколько мы проживем. Медицина вторична. Первичен дар жизни каждому из нас. Если бы мы умели его ценить, то бережнее относились бы друг к другу и к себе, не растранжиривали свое здоровье, злоупотребляя спиртным и прочими «суррогатами счастья». Мы бы в другом находили радость.

о. Д.:

– Конечно. Радость бытия как таковая рождается в сопричастности моей человеческой жизни к жизни Бога. У советского человека этот дар Причастия был отнят. Он вообще ничего не понимал. Только и знал, что Церковь – это объект, куда приходят и ставят свечки. А далее, над всем церковным бытием, – такая бархатная штора, сквозь которую и не надо пытаться что-либо рассмотреть.

Е.Н.:

– Не в этой ли утере смысла и радости жизни – глубинная причина Русского креста?

о. Д.:

– Конечно!

Е.Н.:

– Не правда ли, нашим бабушкам и дедушкам жилось не легче, чем нам?

о. Д.:

– Тяжелее. Медицины никакой. В каждой семье умирали дети. Все родители проходили через похороны чад. Гигиена отсутствовала, ничего не знали о микробах.

Е.Н.:

– Но тем не менее быт со всеми его микробами не определял сознание? Вот мы и вышли на ту существенную причину, из-за чего вся эта катастрофа исчезновения русского народа происходит. Значит, и решение надо искать в другой плоскости? Ну, построим мы еще 10 перинатальных центров по всей стране, а дальше-то что?

о. Д.:

– Про перинатальные центры – особый разговор. Хорошо, что напомнила. Созданные, чтобы лечить младенцев в утробе, чему еще служат? Проводят фашистские технологии! Они устанавливают, что, предположительно, у ребенка в силу таких анализов может быть патология, – и безапелляционное: надо его угробить. Врачи это с таким апломбом заявляют, как будто перинатальные центры только и существуют для того, чтобы доискиваться, где ребенок не стопроцентно здоров, и таких сразу же вырезать. Это же фашизм! Извините, в газовую камеру!

Здравствуйте! Миллионы тратятся! Чем строить и оплачивать еще один такой перинатальный центр, да лучше эти деньги многодетным семьям раздать! Они еще по два ребенка родят!

Е.Н.:

– Отец Димитрий, вы сейчас затронули очень серьезный вопрос. Наши медики бывают очень убедительны, настойчиво пугая молодых и немолодых мам. По себе знаю, нужно иметь очень сильный характер, чтобы заткнуть уши и не слышать всех этих устрашений.

о. Д.:

– Я вот одного не понимаю, зачем этим, если их так вообще можно назвать, «медикам» это надо?!

Е.Н.:

– Я тоже не понимаю, но могу предположить.

о. Д.:

– Проведите какое-то исследование! У меня действительно это в голове не укладывается, почему у них презумпция – угробить младенца?! А не во что бы то ни стало сохранить эту жизнь?

Е.Н.:

– Это чтобы потом случайно не выявилось плохой динамики.

о. Д.:

– Тогда надо эти динамики отменить!

Е.Н.:

– Согласна. Потому что за цифровыми показателями зачастую просто скрываются совершенно аморальные решения и поступки должностных лиц.

о. Д.:

– Вот паралимпийцы – это интеллектуально и физически совершенно полноценные люди.

Е.Н.:

– Это люди неограниченных возможностей! То, что они делают, не каждому здоровяку под силу.

о. Д.:

– С таким борцом-спинальником попробуй в схватке скрестись, да он тебя одними руками всего переломает!

Е.Н.:

– Переламывать, конечно, никого не надо. Лучше направить силу в созидательное русло. Человеческие возможности действительно безграничны, мы этого просто иногда не понимаем.

о. Д.:

– Как, тем более, того, насколько безграничны возможности Божии. Ко мне то и дело приходят женщины с квадратными глазами – после того, как им врачи сказали, что они не родят, умрут и т.д. Советчицы подхватывают эти вопли: вот, тебе нельзя и т.п.

Я уже 37 лет священник, и у меня, слава Богу, не было ни одного случая, чтобы подтвердились эти угрозы, а нам очень многих мам, подвергшихся такой обструкции, удавалось убедить рожать.

Когда становятся известны какие-то проблемы со здоровьем, мы за человека начинаем молиться, и все слава Богу

Е.Н.:

– Отец Димитрий, вы про это почаще рассказывайте. Я своего случая не скрываю.

о. Д.:

– Разговор со священником – это всегда, конечно, частная беседа. Когда становятся известны какие-то проблемы со здоровьем, мы за человека начинаем молиться, и все слава Богу! Уж каких только диагнозов не было: миопатия, миастения, всякие инфекционные заболевания и т.д. Врач, видите ли, вынес приговор! Мне мой лечащий врач объясняет: медицинская карта пишется для прокурора.

Е.Н.:

– Да, «как бы чего не вышло».

Если есть права

о. Д.:

– Вот, сейчас один мальчонка из нашего детского дома поранил ногу. Поступил в Филатовскую больницу утром, операцию сделали только вечером. Спрашивается, почему? Во-первых, оказалось, нужно привезти маму, которая вообще-то живет отдельно, у нее нет жилья, и она в ожидании очередного суда и пр. То есть без бумажки... А у парнишки рана открытая! Оказать помощь совершенно несложно. Это не какая-то там тончайшая лапароскопическая операция. Просто требовалось зашить, и все. Нет. И так во всем. Это же не гражданин республики Бангладеш? Да нет же, наш русский Саша. Чего городить-то? И это только во-первых…

Е.Н.:

– Регламенты и процедуры ставятся выше человеческой жизни.

о. Д.:

– И потом детский дом, в котором живет мальчонка, заплатил еще за эту операцию. Это, кстати, о ценностях. Доктор так и сказал: «У нас еще и меркантильный интерес». Не жалко денег. Но что мурыжить-то так?! Вот это непонятно. Какая-то все время игра неизвестно во что.

Е.Н.:

– Грустно все это. Отец Димитрий, но вы же сами всегда говорите: нельзя никогда опускать рук. Нужно идти вперед. Браться даже за самые сложные задачи. Как же иначе ситуацию переломить?

о. Д.:

– А я и не опускаю рук. Я их, наоборот, всегда поднимаю. А потом удивляются, что это у нас опять такое непонятное появилось в сводках новостей? Я сам поехал с мальчонкой, ускорил там, как мог, этот процесс. Познакомился с этим симпатичным завотделением. Все, что необходимо в данных случаях, предпринял и сказал. Но, вот, как-то не само собой у нас все это делается. По поводу любого пустяка надо разворачивать чуть ли не военные действия. Все надо пробивать! А почему?

Е.Н.:

– Это все, конечно, неправильно. Здесь, возможно, надо с министром здравоохранения переговорить. Чтобы за этими регламентами-процедурами не терять жизни.

о. Д.:

– У меня прихожаночка захотела родить девятого ребенка. Приезжает в роддом рожать, воды уже отошли, а ей заявляют: «Нет, у нас, знаете ли, нет таких условий. Этого нет, того-то нет...». Она мне звонит. Я ей говорю: «Запоминай эти слова! Скажу, что нужно будет повторить. Выучила?» – «Выучила». – «Вот, скажи». Тут же прислали машину, отвезли в специализированный роддом и приняли роды. Но зачем же вот так? Что, нельзя было сразу?

Е.Н.:

– Отец Димитрий, мы действительно должны знать свои права и уметь постоять за себя.

о. Д.:

– Если есть права!

Е.Н.:

– Но вы же нашлись, какие слова сказать.

о. Д.:

– У меня просто опыт.

Е.Н.:

– И я знаю, какие слова говорить. Давайте делиться этим опытом.

о. Д.:

– Да, но я не могу воспроизвести эти слова публично.

Е.Н.:

– Понимаю. Тогда надо для потенциальных мам и пап устроить Школу родителя.

о. Д.:

– Еще у нас есть многодетная семья, у которых один сыночек – инвалид детства. Им полагается пенсия на 5 лет раньше: и отцу, и матери. Но им никто об этом не сказал!

Е.Н.:

– Поэтому нужно проводить правовой ликбез.

о. Д.:

– Это знали все вокруг! Врачи в поликлинике. Что, нельзя было сказать: «А вы знаете, что вам льгота полагается? Вы оба уже 5 лет как должны пенсию получать». Хотя бы верните тогда людям эти деньги!

Е.Н.:

– Отец Димитрий, несколько лет назад я создала портал «Социальная карта Российской Федерации» – sockart.ru. Там есть раздел «Материнство и детство», где прописаны как раз все возможности, плюс – куда обращаться, даже конкретно в каждом регионе куда звонить и какие документы необходимо иметь, чтобы воспользоваться тем, что тебе полагается по закону.

о. Д.:

– Слава Богу. Я-то специалист по другим вопросам: венчать, исповедовать, крестить, причащать. А постоянно приходится заниматься неотложными вопросами элементарного выживания паствы, чтобы не зациклиться на отпеваниях.

Импульс развития русской деревни

Е.Н.:

– Мы сейчас консолидируем некоммерческие общественные организации, созданные не по указке чиновников, а, что называется, по воле добрых сердец. Кто-то занимается материнством и детством. Другие пропагандируют здоровый образ жизни. Есть Фонд Елены и Геннадия Тимченко, который продвигает основы активного долголетия. Причем их проекты реализуются по всей стране, не только в Москве и Питере. Они, например, в отдаленных селах проводят раннюю диагностику: в глубинку выезжают буквально двое врачей, и с помощью дистанционных коммуникаций удается сразу определить, кому нужна срочная помощь. С кем-то просто делятся знаниями о том, что в этом возрасте при имеющихся показаниях надо учитывать. Увеличение продолжительности и качества жизни – это то, что также нельзя упускать из виду, когда мы говорим о Русском кресте.

Увеличение продолжительности и качества жизни – это то, что также нельзя упускать из виду

Если объединим все здравые силы, – которых в нашей стране на самом деле много! – сколько всего можно сделать. Раз в году мы собираемся на Социальном форуме. Приезжают интересные ребята, привозят потрясающие наработки, ими хочется делиться.

Недавно я наблюдала, как соревновались хоры. Приехали из разных деревень дедушки и бабушки и с такой удивительной энергетикой исполняли русские народные и другие национальные песни. Выбрать лучших было невозможно.

о. Д.:

– Вот это деревенские жители. Петь-то можно только от счастья!

Е.Н.:

– Мы потом в кулуарах разговорились, каждый привез какие-то гостинцы: домашние пирожки, морковку-редиску с собственных грядок. Но на что они сетовали? Молодежи у нас мало. Молодым в деревне некуда пойти. С нами им неинтересно. Уезжают. Фапы (фельдшерско-акушерский пункт. – Прим. ред.) ликвидируются, школы закрываются. Школу закрыли – деревня умерла. Социальная сфера настолько тонкая и чувствительная, что оптимизация финансов может оказаться фатальна, а меры по реанимации к накачке ресурсами не сведешь. Что необходимо придумать? Нельзя же всю страну согнать в 10–13 мегаполисов? Как нам не утерять этот еще бьющийся пульс русских сел? Вы знаете, сколько деревень мы теряем ежегодно?

о. Д.:

– Даже не хочу знать.

Е.Н.:

– Десятки тысяч в год! Это тоже Русский крест. Попытка заново все это восстановить обойдется нам гораздо дороже.

о. Д.:

– Отец Павел (Груздев), очень любимый мною человек, говорил: «Церковь восстановить можно, деревню – никогда». Он всю жизнь прожил в деревне. Человек простой, но очень мудрый. Чрезвычайно. Молитвенный. Он это просто почувствовал. Действительно, представьте себе: человек приехал в город – что, он захочет вернуться в деревню? От ванной, где течет горячая вода?

Е.Н.:

– Важно сейчас и в деревнях обеспечить комфортное проживание. Современные технологии это позволяют. Горячая вода в доме на земле – несложно. Давайте задумаемся о модернизации деревень. Хочется в ноги поклониться тем губернаторам, которые сделали смыслом своего губернаторства комплексное развитие вверенной им территории, не упираясь исключительно в областные столицы и районные центры. Можно же русской деревне дать новый импульс развития?

Давайте задумаемся о модернизации деревень

о. Д.:

– Можно, только если деревня на 60–80% будет состоять из детей. Только в этом случае.

Е.Н.:

– Вот и определились причинно-следственные взаимосвязи.

о. Д.:

– Приедете сейчас в любую деревню – там одни бабушки-дедушки да дачники. Но у последних никаких проблем – скважину просверлили, у них там, в этих особняках, все есть, вплоть до джакузи. Но разве это деревенский житель? Эта публика вообще не дает ничего для того, чтобы выправить Русский крест.

Доиграем в вечности

Е.Н.:

– В работе над всеми этими проектами я все-таки остаюсь неисправимой оптимисткой...

о. Д.:

– Да и не надо исправляться.

Сергей Петрович Капица

Е.Н.:

– Хочу рассказать об одном разговоре с Сергеем Петровичем Капицей, которого мы в свое время уговорили стать нашим научным руководителем по подготовке доклада о Русском кресте. Он очень долго, кстати, называл себя «православным атеистом», а на склоне лет пришел к глубочайшей вере. Еще со студенческой скамьи в физтехе я привыкла предлагать ему каверзные вопросы. «Сергей Петрович, – говорю, – вы нам в свое время рассказывали про такое понятие в физике, как пен-переход...». Это когда вещество под воздействием внешней среды переходит в такое состояние, что качественно меняет свои характеристики, становится кардинально и безвозвратно другим. Подобные метаморфозы фиксируются в поведении электричества, в электромагнитных полях и т.д. Вся наша жизнь насквозь рифмуется по своим процессам. Господь так мудро создал этот мир, что, изучая одно, мы можем одновременно постигать целое. И вот я спрашиваю: «Раньше люди жили большими семьями, существовали общины… Устои жизни общества не менялись тысячелетиями...».

о. Д.:

– Столетиями.

Е.Н.:

– Потом – столетиями, потом – десятилетиями. Сейчас уже проходит год – и все меняется так, что человек просто не успевает перестроиться и осознать эти сдвиги бытия. Спрашиваю у Сергея Петровича Капицы: «Как бы вы назвали эту ситуацию?» – «Типичный фазовый переход, – отвечает он. – Мы стоим на пороге нового перехода». – «Классика Библии? – уточняю я. – То есть мы приближаемся к концу света?..»

Почему я решила рассказать эту историю? Если мы не осознаем, Кто есть источник этого света и куда мы на самом деле стремимся, удаляясь от Него, мы очень быстро окажемся за этой световой чертой.

Если Господь дает нам силы и жизнь, мы должны действовать во благо. Нести эту благую весть. Там, где тебя поставил Господь, надо жить с полной самоотдачей: кому-то – хлопотать в своей большой или малой семье, кому-то подвизаться на рабочем месте. Менять мир к лучшему конкретными делами.

Слово, сказанное в Церкви, имеет действенную силу, ибо «сначала было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин. 1, 1), – такое слово побуждает. Потому сегодня так важно церковное служение словом, проповедью.

А если мы снова научимся жить и работать соборно, то победим эти убийственные рознь и злобу, ибо также Господь сказал: «Я победил мир» (Ин. 16, 33).

о. Д.:

– Я большую часть своей жизни уже прожил. Утешает одно. Даже если кристаллическая решетка изменится настолько, что это тело обретет другое качество, то хотя бы я могу сказать: «Господи! Я тормозил пятками и истер их до костей. Я сделал все, что мог». Если удалось на какое-то время отсрочить неизбежное – слава Богу! Кто-то за это время подрос. Другой зародился. Третий еще раз успел вздохнуть полной грудью.

Это как у французского короля Людовика Святого, когда он был ребенком и играл в мяч, спросили: «Что ты будешь делать, если узнаешь, что во время игры наступит конец света?» Он ответил: «Я буду продолжать играть в мяч».

Независимо от того, успеем мы или не успеем доиграть свои роли, надо трудиться, а иначе в чем же тогда смысл жизни? Только делание и открывает нам возможности ощутить всю полноту жизни и что-то приобрести для души. А то, что для души, то вечно.