Юбилейная выставка «Многострадальная, героическая, великая…» народного художника России Дмитрия Белюкина, открывшаяся на днях в здании Академии художеств на Пречистенке, просто обязательна для посещения всеми, кто любит классическую живопись и наше Отечество. От проникновенных душевных пейзажей, тонкой пушкинской лирики – до духовных высот русской истории, – таков диапазон этого живого классика кисти и карандаша.
В ряде центральных работ выставки перед нами предстал совершенно иной, неожиданный Белюкин
Те, кто знал Белюкина по прошлым работам, последний раз выставлявшимся около 5 лет назад, будет на этой выставке удивлен вдвое: во-первых, количеством масштабных полотен, которые художник-труженик успел создать за этот период (в экспозиции более 130 живописных полотен и этюдов!), а во-вторых, тем, что в ряде центральных работ выставки перед нами предстал совершенно иной, неожиданный Белюкин – в ярких, почти кустодиевских красках. И, как в знаменитой белюкинской пейзажной «дымке», новая линия творчества органична и индивидуальна – она отнюдь не повторяет созданное в этом жанре до него. Собственно, сам жанр исторической живописи для Дмитрия Анатольевича не нов – он работает в нем давно. Его поклонники хорошо помнят его «пушкиниану» и, конечно, знаковые картины, посвященные русской революционной смуте прошлого века: «Белая Россия. Исход», «Осколки», «Зеркало», «Чужой рассвет. Казаки на острове Лемнос» и другие.
Но ныне другая русская эпоха – XVII век – продиктовала другое настроение и другие краски. Перед зрителем предстают несколько ярких сюжетных полотен, посвященных тому времени: «Венчание на царство Михаила Феодоровича», «АЛексей Михайлович и Патриарх Никон за обсуждением строительства Нового Иерусалима», «Охота на медведя при Алексее Михайловиче». К ним по цветовой гамме и художественному видению примыкает картина более раннего исторического периода – «Битва при Молодях в 1572-м году», максимально достоверно реконструирующая один из эпизодов важной исторической победы наших предков над сборными полчищами Крымского хана Девлет-Гирея, юбилей которой отмечался в этом году.
А.М. Романов и патриарх Никон за обсуждением строительства Нового Иерусалима
Как признался сам художник, он собирался написать гораздо больше картин по XVII веку, поскольку давно хотел предметно заняться этим временем.
Перед написанием каждой исторической картины я провожу большую исследовательскую работу – изучаю костюмы, нравы, придворный этикет
– Немного обижало, что некоторые считают меня художником какой-то «дымчатой матовости», – говорит Дмитрий Белюкин. – У меня всегда были разные колористические решения, в зависимости от задачи. В XVII веке, скажем, очень любили красный цвет, золото, венецианские ткани «золотного бархата» с узором бордово-малинового цвета. Перед написанием каждой исторической картины я провожу большую исследовательскую работу – изучаю костюмы, нравы, придворный этикет. И XVII-м веком я не так «владел», как моим любимым XIX-м, – пришлось потратить год только на его изучение. И не только внешне-декоративной стороны. Вот, к примеру, на картине, где Алексей Михайлович со своим тогда еще «собинным другом» Патриархом Никоном смотрят чертежи будущего Нового Иерусалима, через множество деталей отражена данность, что Русское царство было в то время хранителем мирового Православия и покровителем православных всего мира. Я был поражен тем фактом, что почти треть бюджета русского государства в то время шло на православные дела. Мы были тогда почти у вершины – у цели великой православной Империи, но сатана, не желая этого, через несовершенные души людей вверг государство и народ в страшный раскол.
Художник замечает, что на той эпохе «споткнулись» многие исторические живописцы России.
«В позапрошлом веке были очень неплохие, но слегка наивные работы Вячеслава Шварца, потом совершено неудачные, созданные ‟в сторону” от его таланта картины Василия Перова – вроде ‟Никита Пустосвят. Спор о вере”. А потом эту эпоху гениально изображал беспримерный Суриков, и за ним следовали качественные работы Клавдия Лебедева, Андрея Рябушкина, молодого Михаила Нестерова, красивые, но ‟бутафорские”, внутренне не правдивые картины Константина Маковского. Поэтому мне в эту сторону было идти очень непросто, и это стало определённым творческим дерзанием», – признается Белюкин.
Дмитрий Анатольевич рассказывает, что в процессе изучения эпохи он открывал для себя «маленькие», но важные для достоверности детали. Например, что в то время рукава у парадной рубахи или кафтана (заметных из прорези ферязи, охабня, опашня или шубы), в зависимости от социального статуса, могли доходить до двух метров, и мода была в том, чтобы собрать их складками.
Заметим сразу, что такой скрупулёзной дотошности Белюкин придерживается в исторических темах любых эпох. Скажем, в серии картин, посвященной дуэли Пушкина, созданных по заказу Государственного музея А.С. Пушкина и руководителя Департамента культуры Москвы, автора исследований о роковой дуэли Александра Кибовского. В ней художник отдельными картинами, не превратив их в «раскадровку», воспроизвел события 28 января 1837 года – от встречи Пушкина и его секунданта Данзаса у кондитерской Вольфа и Беранже – через отдельно изображенные выстрелы поэта и Дантеса – до толпы у дома смертельно раненного Пушкина на Мойке.
– Этот заказ был очень уязвим с художественной точки зрения, и я поэтому сперва от него отказывался. Он мог превратиться в комикс, в диафильм – подобной задачи в истории искусства никто не ставил до этого. Пришлось мобилизовать весь свой интеллектуальный потенциал и найти ход – отчасти ‟киношный” – меняя ракурсы на одних и тех же персонажей, зимний пейзаж. Повезло найти возле станции Удельная удивительно красивую березу, которая стала одним из главных героев в этой моей дуэльной серии.
При этом Дмитрий Анатольевич, не потеряв художественности, очень точно исторически воспроизвел на своих холстах важные детали дуэли. Например, Дантес, увидев, что Пушкин как опытный дуэлянт быстро подошел к барьеру и начал прицеливаться ему в голову (наверняка убил бы), был вынужден стрелять на ходу, отчего его пистолет «клюнул», послав поэту пулю в живот. Стрелять в живот по дуэльному кодексу считалось подлостью: целились или в голову, если хотели убить, или в конечность, чтобы только ранить, – или уж мимо. Или другая важная деталь: как именно при ответном выстреле Пушкина стоял Дантес, прикрываясь пистолетом, так что пуля поэта попала ему в пуговицу подтяжек – иначе у него было бы столь же тяжелое ранение.
Конец Третьего рейха. Парад Победы 24 июня 1945 года (триптих)
Второй после картин XVII века смысловой центр выставки – огромный, во всю стену, триптих «Конец Третьего рейха. Парад Победы 24 июня 1945 года». По словам художника, эта знаковая для него работа создана не по заказу, а по зову сердца. Будучи написана в первоначальном варианте всего за 2 месяца в 2015-м году, она участвовала в вставках, но потом была решительно отложена художником в запасники, простояв ожидая переработки около 4-х лет. Белюкин рассказывает:
Я понял вдруг, что картина меня не удовлетворяет – поставленная задача не решена
– Я понял вдруг, что картина меня не удовлетворяет – поставленная задача не решена. Но при этом я долго не знал, что с нею делать: ситуация мучительная для художника – замысел должен быть воплощен на холсте сполна или стёрт, уничтожен. У меня такой случай был первый раз за все время творчества. И вот, в позапрошлом году я на эту картину взглянул – и понял наконец, что не так. Я укоротил излишне растянутый холст справа почти на полтора метра, оставив вместо двух одну «точку схода». Вместо отрезанного куска получилась правая часть триптиха, мгновенно к ней была придумана левая часть с Историческим музеем. Исправилась перспектива – я пытался раннее загнать в одно изображение собор Василия Блаженного, который был нужен по смыслу, но не вписывался «по правде». А в триптихе без нарушения исторической композиции получился охват Красной площади почти в 360 градусов.
В получившемся триптихе явственен «эффект присутствия». Слева и справа воины бросают гитлеровские знамена на кремлевскую брусчатку. А в центральной части, которую Белюкин написал заново, солдаты сводной роты идут прямо на зрителя, низвергая знамена рейха ему под ноги – так, что ты ощущаешь глухой стук древков этих поверженных штандартов под барабанный бой. Мостовая блестит от прошедшего недавно дождя – как и в тот день. Ощущение завораживающее!
И вновь мастер с большой точностью воспроизвел все документальные детали того события, которыми пренебрегали многие авторы предыдущих полотен на эту тему. Они писали солдат в обычных гимнастерках «х/б» и в кирзовых сапогах, а не в офицерских «хромачах», офицерских галифе, в специально пошитых для этого френчах с особыми погонами – малиновыми с черной выпушкой. Для этого нужно было всего лишь посмотреть хронику в военном архиве, поднять документы.
– Я хотел показать космичность этого события – возможно, главного в истории Советского Союза, – поясняет художник – Тогда было невиданное единение народа, осознавшего себя богатырем: мы всех победим, нам все по плечу. Была «советская соборность». Увы, это чувство давно утеряно – на это десятками лет работали многочисленные организации и фонды «оттуда», были затрачены миллиарды долларов. И они, в общем, достигли своей цели. Может быть, наша народная соборность снова возродится, но, видимо, только через очень большие испытания.
Тогда было невиданное единение народа, осознавшего себя богатырем: мы всех победим, нам все по плечу. Была «советская соборность»
Выставка порадует зрителя некоторыми прежними проникновенными пейзажами Иерусалима и Святой Горы Афон, но в основном – новыми образами: церкви Покрова на Нерли, нашей деревенской «поэтичной прозы», русскими полями и лесами. А также вдумчивыми непростыми портретами Петра I, светлым, проникновенным Александром Суворовым у деревенского окна; Пушкиным, задумавшимся о нерукотворном памятнике у «Александрийского столпа»; жанровой цветастой картиной «Контроль духовенства за мерами и весами в Великом Новгороде в начале ХIII века», сюжетным полотном «Ангелы с моря», изображающим помощь русских моряков итальянской Мессине, разрушенной землетрясением в 1908-м году. А еще – выписанным с натуры служением Святейшего Патриарха Кирилла и портретом старообрядческого митрополита Корнилия. Сама Русь, словно бесконечная, неодолимая временем река, плывет на выставке Дмситрия Белюкина от холста к холсту, проникая в сердце смотрящего.
Ангелы с моря. (Подвиг русских моряков в Мессине в 1908 году.)
На вопрос, должен ли художник что-то сегодняшней России и может ли он как-то повлиять на судьбу Отечества, юбиляр, немного задумавшись, отвечает:
Мертвыми глянцами или какими-то хулиганскими плевками на холст не воспеть Россию, не рассказать о ее вечной красоте и страдании
– Мы все помним тяжелейшее безвременье 1900-х – время наглого торжества золотого тельца, обрушения нравственных основ, хоть и с парадоксальным возрождением русского Православия. Но и в том кошмарном пространстве, куда загнали страну, настоящие художники продолжали работать для униженной России настоящего и торжествующей России будущего. Это определялось совестью художника и принадлежностью его к «касте» реалистов, работающих в духе русской классической живописи, графики; продолжающих традиции иконописи, книжной иллюстрации. Этих усилий русских художников-реалистов, как и раньше, практически не видит наше Министерство культуры, для него мы как бы и не существуем – в отличие от тех, кто занимается разными, скажем так, «художественными фокусами». Но ни мертвым «глянцем», ни заумными «изысками», ни тем более хулиганскими «плевками» на холст не воспеть Россию, не рассказать о ее вечной красоте и страдании. Я имею честь принадлежать именно к этой когорте художников-реалистов, для которых ничего не значат очередные модные веяния, разные «ветры перемен». Мы работаем во славу России, во Славу Божию и знаем, что это нужно русским людям. А самую главную радость испытываем тогда, когда явственно чувствуем в своей работе помощь Господа и святых Его.