«Мужчина! Хватит хулиганить! Я полицию позову!»

Я очень хорошо помню свой первый пост. Он был как раз Рождественским.

Незадолго до него я неожиданно для себя и всех моих знакомых пришла к вере и решила, что с прошлой жизнью покончено раз и навсегда.

Выкинув на помойку все свои модные джинсы, топики и прочие атрибуты грехопадения, я нарядилась в какую-то допотопную юбку, обмоталась старой маминой шалью, которую она собиралась утилизировать, и купила себе четки длиной в метр. И огромный молитвослов! Который обезумевшими от «непрестанной молитвы» глазами читала везде, где только можно, включая метро и театральный институт. Благо, в последнем и без меня странных персонажей хватало. Так что начинающая богема просто решила, что я в новом образе.

Выглядела я как средневековая странница, а точнее – как наши храмовые попрошайки, только чуть чище. И очень гордилась, когда мне намекали на проблемы с головой. В эти сладкие мгновения чувствовала себя мученицей за Христа.

В таком примерно виде и душевном устроении и настиг меня мой первый пост.

***

Постилась я зверски! Поначалу вообще решила голодать, чем привела в неописуемый ужас мою совершенно неверующую маму. Но что понимают эти атеисты в подвигах и настоящем аскетизме!

Правда, очень скоро мне просто-напросто стало плохо, и, кляня себя за слабость тела и духа, я начала все же принимать хоть какую-то пищу. А потом слезно исповедовалась в этом (в приеме пищи в пост) – к великому удивлению батюшек.

Но главное даже не это. Главное – я решила обратить в Православие всех моих домашних, которые к Церкви никакого отношения не имели и, соответственно, на моих глазах неслись прямиком в ад – волосы назад.

Исступленно жуя свою постную траву, я доказывала маме, что на куриной ножке, которую она собиралась отправить в рот, кишмя кишат бесы и «Ну, давай, давай, увидишь, что будет! Сожрут они тебя изнутри, пикнуть не успеешь! И будут там кишеть… И смердеть… И хохотать».

Мама моя покойная, человек интеллигентный, такого непотребства допустить никак не могла. У нее напрочь отшибало аппетит, и ела она преимущественно, когда я ложилась спать. Но героически готовила мне овощные блюда. Потому что стряпать я тогда совсем не умела, а позже, выйдя замуж, звонила своей подруге с вопросом: «А как сварить куриный бульон?».

Еще ожесточенней, чем с куриными ножками, в тот пост я боролась с телевизором и громко молилась, когда перепуганные моим безудержным обращением ко Христу домашние смотрели новости. И усиленно пыталась поставить на молитву и их тоже.

Среди придурошных неофитов я была самым придурошным. Но я очень скучаю по тому времени. Очень! Душа горела так, как не будет гореть больше никогда

В общем, среди придурошных неофитов я была самым придурошным, чему несказанно радовалась. Ведь это и была в моем представлении истинная вера.

Но на самом деле, если совсем уж честно, я очень скучаю по тому времени. Очень! Как бы по-дурацки все это ни выглядело, душа горела так, как не будет гореть больше никогда. И хотя смысл христианства не был еще понят, он был обретен! И внутренняя пустота, которая меня мучила все предыдущие годы, медленно, но начала заполняться чем-то новым и очень важным. Самым важным в жизни!

И очень я люблю слушать рассказы о таких же «постниках», как и я. Или о других – более нормальных.

***

Вот, например, есть у меня знакомый, Олег. Он уже много лет в Церкви и сейчас вполне себе адекватный христианин. Это, кстати, очень важно для христианина – быть адекватным. Потому что иногда вера приходит без мозга. Как у меня было, например.

И так же, как и я, он хорошо помнит свой первый пост. Только он у него был Великим.

– Мне до сих пор стыдно, а сколько времени прошло, – признается он.

Он тогда был таким же горячим неофитом, как и я, только не в юбке и шали, а в штанах и бороде. Ну и вещественная атрибутика – все как полагается. А так как пост был Великим, то решил Олег делать великие постные дела. Иногда получалось, а иногда «подопечные» его возмущались:

– Мужчина! Хватит хулиганить! Я сейчас полицию позову!

Это было, когда он коляску с ребенком женщине помог снести в подземный переход метро.

– Уж как она меня просила-просила: «Мужчина! Спасибо! Не надо! Я сама, мне так проще! Я знаю, как держать равновесие!» – рассказывал мне он. – Но я же христианин! Как же я не помогу? Вырывал у нее коляску, она обратно тянула. Про полицию мне. Но что та полиция супротив моего милосердия! Вырвал коляску и вместе с ней загремел по лестнице. Слава Богу, ребенок не пострадал. В общем, причинил добро и нанес непоправимую пользу. Еле ноги унес…

Но еще больше стыдно Олегу за другую историю. Поехал он в тот пост дачу свою проверить. А там – соседи, старички древние, круглый год за городом жили в ветхом домишке.

Бабуля встретила его, плачет:

– Ох, Олежек… У нас хата совсем развалилась. Крыша течет, печь засорилась… Да много там чего. Жить невозможно. Нет ли у тебя знакомых, которые нам недорого подправят все? Мой-то старик совсем слабый стал да слепой.

А у Олега у самого руки золотые. И деньжата водились. Пост – опять же, время добрых дел. Взял и сделал старикам по-быстрому ремонт. Бесплатно!

За это ему не стыдно. Стыдно за другое. Вечером, накануне его отъезда, позвали его старички к себе. Стол накрыли, пирогов напекли, курочку пожарили и даже порося зарезали. От всей души старались гостю угодить – в благодарность. Бабка остатки пенсии потратила, коньяк самый дорогой в соседнем селе в магазине купила. Специально на автобусе ездила.

У Олега при виде скоромного стола «в зобу дыханье сперло»: «Да вы что?! Какой поросенок! Пост Великий на дворе!» – хлопнул дверью и был таков

А Олег как тот стол скоромный увидел, так у него «в зобу дыханье сперло»:

– Да вы что?! Какой поросенок! Какой коньяк! Пост Великий на дворе! Что ж вы меня на грех толкаете?! И самим помирать скоро, а у вас одна еда на уме!

Хлопнул в сердцах дверью и был таков. А старички только глазами захлопали – чем же они так не угодили дорогому гостю?

– Нет уже их давно, померли, – говорил мне Олег. – А я как вспомню, так плачу! Обидел людей! А думал – подвижник!

***

А эту историю рассказала мне Валерия, моя давняя подруга. Когда-то она так же, как и я, резко ударилась в веру со всеми вытекающими. Но сейчас не об этом…

В храме, куда она ходила в то время, была одна очень интересная старушка. Вот как рисуют верующих старушек в каком-нибудь «Вестнике атеиста», такой она и была. С ног до головы в платках, ладанках, иконах и четках. Со взором горящим и апокалиптическими речами на смеси церковнославянского с нижегородским.

Помимо этого, была у нее еще одна изюминка. Старушка та по имени Антонина исступленно блюла чужую мораль, нравственность и благочестивый образ жизни. Так во время постов любила она по знакомым прихожанам ходить. Как бы в гости, но как бы и глянуть – постятся ли, молятся… Кто, если не она? Не поп же этот с его восемью детьми. Любит, видать, батюшка «это дело», строгает мелюзгу денно и нощно, не до постов ему.

И была у них в храме другая прихожанка, девушка молодая. Недавно появилась, но тут же впала в немилость у бабушки Антонины. Красивая слишком была, статная, макияжем не брезговала. Соблазн один да искушение для мужиков. Ну, так старушка решила.

И шуба у девчонки была дорогая. Родители подарили. А где Православие и где шуба? Православные же нищими должны быть, сирыми да убогими. И в лохмотьях! А лучше – одноглазыми и однорукими! Ну как Христос заповедал – глаз вырвать, а руку отсечь. И вовек ничем больше не соблазняться.

А тут красотка в шубе! Тьфу, стыдоба! И батюшка ей благоволит. Темная история…

В пост и к ней старая Антонина зарулила. Чтобы точки над «и» расставить. Девушка как раз рядом жила, ей родители квартирку маленькую снимали. Она в Москве училась, а те в Новосибирске жили.

Пришла к ней бабуля, адрес знала, а там ароматы на весь дом. Куриный бульон варится. В разгар поста!

Старушка аж руками замахала:

– Свят! Свят!

Как будто один только запах ее осквернил. И ушла удовлетворенно. Не подвела бабку чуйка, совсем девка с православных катушек съехала! Даже разговаривать не стала. Но батюшке на следующий день ликующе пожаловалась:

– Любимица-то ваша, которая в шубе, мясо бесовское в пост ест, не стесняется… Грешница, а вы и не знаете…

Тот удивился, при встрече с девушкой поговорил. А потом Антонину к себе потребовал:

– До конца поста благословляю вас, бабушка, покаянный канон читать! И не за другими следить, а за собой! И с Веры пример брать! Она-то пост держит, не нам чета.

Вера – это девушка та.

В те постные дни у Вериной соседки пенсию украли. Она узнала – и всю свою стипендию ей отдала. Дома же у нее из еды только курица в морозилке лежала…

Оказалось, в те постные дни у ее соседки мошенники пенсию украли. До копеечки. Вера узнала – и всю свою стипендию и то, что родители прислали, – ей отдала.

Дома же у нее из еды курица только в морозилке лежала. Ну и по мелочи. Молодость же… Купила – съела. Это мы, семейные да опытные, кладовки набиваем на случай всего на свете. А та – нет. Зеленая да неоперившаяся.

В общем, денег нет и курица эта… А организм же требует. У друзей попросить стеснялась, они ее церковности не понимали. Терпела-терпела, да и сварила бульон. Чтоб уж совсем до следующих денежных поступлений не загнуться… И ведь ругала себя еще, что пост нарушает.

– Но попостилась она, как мало кто делает, поймите вы, бабушка, – увещевал священник Антонину.

Но та так ничего и не поняла.

…Это не о том, что нужно все бросать и мясо в пост есть. О другом…