Я видел тебя…

В неделю Торжества Православия читают в храме отрывок из Евангелия, который всегда очень трогает меня. Когда Нафанаил удивляется, что Христос, впервые увидев его, обращается к нему, как к хорошо знакомому человеку, и самое главное — называет «Израильтянином, в котором нет лукавства» (Ин. 1, 47). В ответ на удивленный вопрос звучат слова, которые мог сказать только всеведущий Бог: «Прежде нежели позвал тебя Филипп, когда ты был под смоковницею, Я видел тебя» (Ин. 1, 48). Видел — когда Нафанаил не просто отдыхал под деревом, а молился… Однажды мне доверили историю, произошедшую не сейчас, а лет 30 тому, которая тоже очень тронула душу и живо напомнила о Нафанаиле.

Сказать о себе все самое скверное, отвратительное, неприглядное… Признаться в том, что ты совсем не так хороша, какой кажешься сама себе или кому-то еще… Марина собралась на Исповедь. Первый раз. Или, можно сказать, «впервые». Неважно! Главное — найти мужество сказать о себе вслух всё то грешное, что накопилось за 25 лет жизни. Но это же немыслимо! Вспомнить все-все и уложить свой монолог в ограниченное количество минут, которое достанется ей — в зависимости от того, сколько людей будет стоять в очереди к аналою. Ведь всем нужно успеть к Причастию.

«Ужас! Мне и целого дня не хватит, чтобы все рассказать! — думала Марина, судорожно перелистывая очередную книжечку с бесконечным списком прегрешений, которые могут случиться в жизни каждого смертного. — Советуют записать грехи, чтобы удобнее было и чтобы ничего не забыть от волнения или спешки. Так это целое собрание сочинений получится — пара увесистых томов!»

Масса мыслей, эмоций, переживаний роились внутри нее — душа маялась и томилась. Но она пойдет! Она решила. И часто обращалась к Богу с молитвой, а то и просто без слов вздыхала пред Ним о том, чтобы все сложилось.

Только сначала дочурка, ее двухлетняя Аннушка, должна причаститься. Тоже первый раз в жизни. Марина узнала, что такого маленького ребенка не обязательно к началу службы вести, можно и позже, а то трудно будет малышке. Значит, так: в пятницу утречком она приведет Аню, а в субботу оставит дочку с домашними и уже сама пойдет на свою первую Исповедь и Причастие. Сказано — сделано!

И вот Марина вместе с Аннушкой в храме, служба близится к своей кульминации. Молодая женщина много читала о литургии — из каких частей она состоит, что и когда поется, читается, какой смысл имеет каждое священнодействие. Но ей не довелось еще отстоять всю службу целиком. Ведь только недавно, совсем недавно она поверила…

Марина остановилась недалеко от того места, где пожилой священник с благородной сединой в волосах и бороде принимал Исповедь. Он выглядел добрым и мудрым. Стоя у аналоя, он беседовал с кем-то. Марина толком и не рассмотрела этого человека. Потому что это был… последний исповедник. Больше никто не ждал в очереди. Глядя на эти две фигуры: священника, склонившего голову поближе к губам кающегося, и того, кто просил сейчас прощения у Бога, Марина вдруг остро ощутила, как ей хочется быть на месте этого человека! Как же не хочется ждать до завтра! Правда, это всего лишь одни сутки. Всего лишь? Да это же целая вечность! Так мало и так много для ее души, которая переполнилась ожиданием, томлением перед Исповедью и созрела для того, чтобы избавиться от груза всех осознанных ею ошибок.

Марина, не успев вытереть слезы, подбежала к аналою и собралась выплеснуть все, что только успеет в эти оставшиеся мгновения

Желание избавиться от них немедленно, тут же, сейчас сжало горло мучительным спазмом! И соленая влага предательски брызнула из глаз… Ее невозможно было сдержать, как и нельзя было удержать вспыхнувшее в душе жгучее чувство раскаяния.

Священник уже накрыл голову незнакомца епитрахилью, а царские врата отворились, и прозвучало: «Со страхом Божиим и верою приступите». Марина, не успев вытереть слезы, буквально подбежала к аналою и собралась выплеснуть, выговорить все, что только сможет и успеет в эти оставшиеся мгновения… А батюшка нежданно для нее тут же положил ей на голову епитрахиль и спросил: «Как твое имя?» Марина изумилась и тут же, спеша исправить положение, выпалила: «Батюшка, да я же в первый раз!!!» Священник, взглянув на ее влажные от слез глаза, на Аннушку, уцепившуюся за край мамкиного пальто, мягко улыбнулся и произнес:

— Приходи завтра, я тоже буду исповедовать. Тогда и расскажешь все, что хочешь. А сейчас иди скорее к Чаше! Ты же не ела сегодня?

— Нет, батюшка!

— Тогда иди, иди скорей!

Подхватив на руки дочурку, Марина повернулась лицом к алтарю, у которого всего несколько человек неспешно подходили к Святым Дарам. Она потеряла ощущение реальности: неужели все это происходит с ней? Неужели после столь долгого ожидания и размышлений о Причастии она, наконец, может подойти ко Христу и не просто прикоснуться к Нему, а непостижимым образом соединиться с Ним? Но она даже не успела произнести вслух, проговорить, открыть перед священником Божиим свои несметные прегрешения… А батюшка уже прочитал над ней разрешительную молитву… Ей было не по себе: и страшно, и трепетно-радостно, и благодарно Богу, что Он принимает ее вот так — просто и без упреков. Да, именно так сказано где-то в Писании про Бога, дающего всем просящим «просто и без упреков».

Они вместе с Аннушкой причастились. А в субботу Марина еще раз пришла на Исповедь, и подошла к тому самому священнику, и рассказала ему по своей мелко исписанной шпаргалке все, что хотела.

Позже были многочасовые беседы с духовником, разбухшие от грехов покаянные тетрадки. Но первая Исповедь сложилась именно так. Почему? Марина много думала над этим. Ведь все получилось как бы неправильно — без слов, только в мыслях, только в сердце, где в одно мгновение вспыхнуло покаянное и горячее: «Господи, просто помяни меня во Царствии Твоем». И Господь принял одно это воздыхание вместо тысячи покаянных слов, которые она могла сказать о себе.

По-разному мы говорим с Богом. Слова наших молитв бывают горячими, а бывают и холодными, легковесными или даже лукавыми. Но Всевышний слушает не слова, а видит наше сердце, как Нафанаила под смоковницей.