«На Афоне непонятно, кто умер, кто живой. Чувство, будто все живые!»

Как и обещала, продолжаю свой рассказ про отца Евгения и раба Божьего Виктора. Это его друг, прихожанин и чадо духовное.

Я была с дочками в Крыму, и батюшка договорился, что тот нас встретит, проводит и будет всячески оберегать. А ещё историями разными поделится, которые с ними случались. Рассказывать – это он мастер. Поэтому даже то, что я и раньше от этого священника знала, заиграло новыми красками.

– Ты, пока будешь ехать, у него ещё про Афон спроси и про то, как он с магазином своим из долгов вылез, – советовал мне отец Евгений.

Ну я и спросила обоих. Трезвонила батюшке каждые пять минут за комментариями.

«Думал, что поп начнет мне мозги полоскать»

Познакомились они давно, когда Витя отцу Евгению помогал пчёл разводить.

Батюшка это дело только начинал, ничего толком не знал и весь покусанный ходил – перед прихожанами неловко. Отчаялся уже, но порекомендовали ему для инжиниринга самого опытного у них в округе пчеловода. Лютого вообще. Этого самого Виктора.

Но отца Евгения он поначалу сторонился. Пчёл «подрессировали», мёд покачали и все – разбежались. В храм он тогда не ходил и не планировал.

– Думал я, что «поп этот» начнет мне разной душеспасительностью мозги полоскать, – вспоминал Виктор в машине. – Дурак я был, прости Господи…

И, отпустив руль, одной рукой перекрестился. А другой он за него и не держался вовсе. Чем несказанно меня напугал. Крым же, перевал, так и улететь недолго.

– Делать мне больше было нечего, – смеялся мне в трубку отец Евгений. – Только время на всяких неверов тратить… Я с пчёлками своими копошился, опыт перенимал.

Каким-то странным образом, никому духовности своей не навязывая, удаётся этому священнику показать человеку Христа и Его Любовь

Но я-то его хорошо знаю. Каким-то странным образом, никому духовности своей не навязывая и загробными мытарствами не запугивая, удаётся священнику этому показать человеку Христа и Его Любовь. И какой-нибудь законченный атеист оглянуться не успеет, а уже исповедуется, причащается. И даже чётки себе заводит, как у монаха.

Так и с Виктором получилось. Сначала пчёлы, шмели и мёд с пергой. Потом у батюшки дома чаёк начал попивать, уху во дворе на костре варить. Все перед едой молятся, ну и он тоже.

– Не будешь же, как дурак, сидеть, когда приличные люди стоят, – аргументировал он.

В храм к отцу Евгению стал захаживать. Как бы по делу – ульи да пасеки обсудить. Но и осматривался заинтересованно. Потом на службу пришёл, постоял немного. Больше, правда, за забором задумчиво курил. Ну и пошло-поехало.

Только вот до исповеди и причастия тогда ещё не дозрел. Батюшка ему раз предложил, так тот руками испуганно замахал. Он с этим больше и не навязывался.

«Вот такой я грешный человек»

А потом у Виктора случился день рождения. Пригласил он к себе разный народ и отца Евгения в том числе. Последнего не просто, а с ночёвкой. Чтобы поздно вечером домой в соседнее село не надо было возвращаться. Там дороги такие, что по темноте можно колёса в ямах оставить. И чтобы вина можно было батюшке пригубить с чистой совестью – за руль же не садиться.

Сам же Виктор пригублял не вино, а водочку.

– Да так эффектно, – рассказывал отец Евгений. – Я глаз оторвать не мог. Половину рюмки в рот засовывал. Я боялся даже, что он ее съест. И – хлабысь одним глотком! Но то ладно… Захмелел слегка человек, и тут его на подвиги и потянуло. То в речке хотел искупнуться, то ещё что-то. Заводной, одним словом…

А ещё до застолья Виктор с его супругой отцу Евгению для ночлега комнату свою выделили. С большой двуспальной кроватью.

Он, чудак, на исповедь потому и не шёл. Думал – так меня несказанно своими грехами удивит, что я с ним после этого общаться перестану

– Я им: «Да зачем? Я и на диванчике». А они: «Нет! Дорогой гость. Милости просим!» Ну я Витька разгулявшегося под белы ручки – и на ту двуспальную кровать: «Все! Благословляю в люлю!» Сам с краю прилёг – караулить, чтобы приключений искать не пошёл. Он пару раз порывался, а потом размяк и начал мне свою жизнь в подробностях рассказывать. «Я, – говорит, – сейчас пьяный. А значит – смелый и дерзкий. Поэтому, отец, все как на духу! Трезвый – боюсь. Что ты, как все обо мне узнаешь, даже пчёл со мной разводить побрезгуешь. Такой вот я грешный человек!» Он, чудак, и на исповедь поэтому не шёл. Думал – так меня несказанно удивит, что я с ним после этого общаться перестану. Нашёл, чем священника напугать – грехами людскими. А тут всю душу передо мной вывернул. Со слезами, с покаянием.

Так всю ночь и проговорили…

В ближайшую же службу был мужчина у отца Евгения на исповеди. Уже не боялся. Причастился.

– Потом стоял, вжавшись в стену, и рыдал, – рассказывал мне Виктор. – Почему – сам себе объяснить не мог. Текли слёзы – и всё. А на душе – хорошо.

Так и начал жить церковной жизнью. И от батюшки ни на шаг теперь. В духовном смысле.

– Так что и от водки иногда может быть польза, – смеялся отец Евгений.

И серьезно так добавлял:

– А все потому, что Господь и зло может обратить в добро. Так Он любит человека.

«Что-то я далековато заехал со своими грехами»

А года три назад побывали они вместе на Афоне. Это их паломничество отец Евгений чудом большим считает.

Он давно о Святой Горе мечтал. Но батюшка он простой, многодетный. Откуда деньги на такие мероприятия? Но нет-нет, а вздыхал он о том ко Господу и Пречистой Матери Его. Но потом сам от себя отмахивался: «Где Афон и где ты? Сиди уж в своём селе».

Но Господь от него не отмахнулся. И ни с того ни с сего решили Виктор и ещё трое прихожан поехать как раз туда – на Афон. И батюшку с собой пригласили – скинулись, кто сколько мог, и подарок такой ему сделали ко дню рождения. Хотя тот своим мечтам втайне предавался и никому ничего не говорил.

– Я даже не знал, как Господа и людей этих благодарить, – вспоминал отец Евгений. – За что мне милости такие, грешному протоиерею.

– А я хоть на Афон и собрался, но был уверен, что Божия Матерь меня туда, в удел Свой, не пустит, – рассказывал Виктор. – Такой я грешный человек, что нечего мне там делать. Зачем поехал – сам не знаю.

Я их слушала и думала, что вот как люди в смирении соревнуются. Каждый себя последним грешником считает…

Отец Евгений такой: «Спокойно! Ща! Молимся!». Помолились мы, тест мне переделали, а он отрицательный. И пропустили меня на Афон

– Когда мы диамонитирион получали, нужно было ПЦР-тест сделать, – вспоминал Витя. – Ковид же. У всех наших отрицательный, а у меня – положительный. «Ну что, господин такой-то, – нахмурились греки, – нельзя вам на Афон. Вы нам всех геронд позаражаете». Я даже не удивился. Наоборот, ещё раньше думал: «Что-то я далековато уже заехал с моими-то грехами». Прощаться начал с пацанами. А отец Евгений такой: «Спокойно! Ща! Молимся!». Помолились мы, тест мне переделали, а он отрицательный. И пропустили. Слава Богу!

«Что, грешник, куришь? Нна – получи!»

– Ходили мы по этому Афону и не понимали – на Небе мы или на земле, – рассказывал мне Виктор. – Вот батюшка все удивлялся, за что ему такие милости. Ему-то понятно за что: он с Богом на прямой линии. А вот мне за что? Зато я там второй раз курить бросил.

А дело было так. Приехали они в Дохиар. Там – могилка.

– Это кто тут лежит? – спрашивает Виктор.

– А здесь старец Григорий (Зумис) лежит, – отвечает отец Евгений. – Борец с курильщиками.

И рассказал он чаду своему историю, которую аккурат накануне в интернете прочитал. Как-то человек, знающий старца Григория, привёз к нему своего приятеля – заядлого курильщика.

– У тебя сигареты есть? – спросил геронда того мужчину.

Тот вытащил пачку, протянул. А в ответ вместо благодарности получил от старца смачную оплеуху.

– Всё, больше курить не будешь.

«Странный дед какой-то, – подумал потерпевший. – Сейчас всё брошу и… брошу».

А у него где-то в вещах ещё блок был припрятан. Но когда он позже попробовал закурить, то стало ему так плохо, что и правда завязал.

– Витька слушал-слушал, а потом как давай тикать, – вспоминал со смехом отец Евгений. «Стой, ты куда, чудак-человек?!» А он ещё быстрее. Потом признался – испугался, что старец тот и ему врежет. «Так он же умер», – говорю. «Да на этом Афоне непонятно, кто умер, кто живой, – отвечает. – Чувство, будто все живые! И встанет сейчас отец Григорий, погрозит мне пальцем: «Что, грешник, куришь?! Нна – получи!» Так что лучше я сам.

Отец Евгений потом ещё говорил, что Виктор хорошо помнил, как в Курско-Коренной пустыни у него сигарета навозом вдруг запахла и взрываться в руках начала. Как легко у него тогда бросить получилось с Божией помощью.

– А через год я вновь закурил, непонятно зачем, – сокрушался Виктор. – И думал, что за это сейчас ещё больше огребу. Мне Господь такую милость: «Не кури, это же вредно! И не хоти даже! Видишь – они кизяками воняют». А я – через не хочу, грешник неблагодарный.

Так и бросил второй раз на Афоне. Ещё год не курил. Но опять начал. А что делать? Духовная брань! Упал – встал!

«У меня спина прошла!»

А ещё на Афоне с их другом и попутчиком Павлом чудо случилось в монастыре Зограф. Эту историю я частично и раньше от батюшки слышала.

Прибыли они туда и зашли в храм в честь великомученика Георгия, где находятся три его чудотворные иконы. Две первые, большие, – у алтаря. А третья, поменьше, – почти у самого входа.

Помолились, приложились. А у Павла спина давно болела. Как скрутит – так искры из глаз. И решил он почему-то именно великомученика Георгия о помощи попросить.

Но когда мужчина к третьей его иконе прикладывался, которая поменьше, лампаду перевернул. И масло ему на голову вылилось. Стоит Павел, а оно по спине течёт и на пол капает.

Увидел это местный монах:

– Ах вы, такие-сякие паломники. Понаедут тут и давай нашу монастырскую благодать нарушать! Короче, вот вам инструменты, убирайте сами за собой. А у нас и без вас богоугодных дел хватает!

– Причём он это на чисто русском говорил, – рассказывал мне Виктор в машине. «Вот это чудеса, – думаю. – Они тут как хотят, так и говорят. Огненные языки на них снисходят – не иначе». Высказался он, а потом сам стал нам помогать. Я еще больше удивился. Такой важный монах афонский, на языках глаголет, а ничего, обычную человеческую уборку делает.

Но с «языками» все оказалось банально. Ни откуда они на монаха этого не снизошли. Сам он родом с Украины. В четырнадцатом году, когда на Донбассе началась война, растерялся. Вроде и в стороне остаться нельзя, но и с кем быть – непонятно. Со всех сторон разное кричат. Послушаешь одного – прав человек. Послушаешь другого – тоже прав, хотя с точностью до наоборот всё говорит. Новости послушаешь – вообще крыша едет.

С этим своим внутренним смятением поехал он на Афон.

– За кого воевать? – спросил.

Но вместо ответа его благословили остаться в Зографе…

Но история эта должна была быть о Павле и его многострадальной спине.

– Мы, пока монаха слушали, о Пашке вообще забыли, – вспоминал Виктор. – Тут смотрим, а он то смеется, то плачет. «Ты чего, из-за масла так расстроился?» – спрашиваем хором. А он: «Да у меня спина прошла! Я ж дышать не мог! А как масло на себя пролил, все и пошло!»

– Ну раз прошло – бери вон там тряпки и мой храм, – строго велел ему монах. – И «Слава Тебе Господи!» – повторяй. Это у нас, кстати, не первая такая история.

Приехали к ним как-то такие же паломники. И один из них точно так же, как и Павел, решил приложится к той иконе. Тоже лампаду перевернул, и точно так же масло ему на голову вылилось.

В храме тогда другой монах был, но тоже строгий:

– Ну что вы все к этой иконе постоянно лезете? Вон ведь две большие. К ним удобнее прикладываться.

Тот смотрит на него ошарашенно: «Отче, я вас слышу!» – «Конечно, слышишь! Я же с тобой разговариваю!» – «Вы не поняли! Я глухой, и я вас сейчас слышу!»

А тот смотрит на него ошарашенно:

– Отче, я вас слышу!

– Конечно, слышишь! Я же с тобой разговариваю! – засмеялся монах.

– Вы не поняли! Я глухой, и я вас сейчас слышу!

– У того паломника, как и у Павла, еще и позвоночник болел. После того как маслом облился, не только слышать стал, но и спина прошла, – добавлял отец Евгений. – Да. Чудеса… Но что мы удивляемся? Господу и святым все возможно. «Бог идеже хощет, побеждается естества чин».

– А я уговорил монаха мне из той лампадки масла немного отлить, – признался мне Виктор. – На всякий случай.

Рука дающего не оскудеет

Ну и последняя история про магазин.

Виктор давно уже пчёл своих распустил и торговлей занялся. Нельзя сказать, чтобы всегда успешно, но с огоньком. Продукты нехитрые, вещички, мелочевка разная – всё, что в селе людям пригодиться может.

В пандемию торговля просела, и влез он со своей лавочкой в большие долги. И вылезти из них никак не мог.

– А я как раз в храме у себя ремонт затеял, – вспоминал отец Евгений. – Над нами же разные органы, как коршуны, кружили, чтобы мы на службы народ не собирали, не заражали. Что ж зря время терять?

Выскреб батюшка средства из церковной кассы. Что-то благотворители пожертвовали. И начали, помолясь. Всё своими силами.

– Я дома гвоздь не могу прибить, – признавался мне Виктор. – Вот такой я криворукий, рабочих зову. А в храме за что ни возьмусь – все спорится. Смотрю потом – как будто и не я делал. Батюшка молится – и всё получается.

Ремонт уже за половину перевалил, и тут поняли все, что ни денег, ни материалов, ни цемента. А цемент им в тот момент очень нужен был. И что делать – непонятно.

– Вдруг смотрю, Витька на своей машине подъезжает. И давай цемент этот мне выгружать, – рассказывал отец Евгений. – И другое разное, что нам нужно было. «Откуда?» – спрашиваю. «Да так. Подарили». – «Правду говори!»

Делать нечего: признался он, что к своим долгам ещё долги прибавил, чтобы храму помочь. Не мог смотреть, как все на полпути останавливается.

– Виктор, – говорит батюшка, – как же ты расплачиваться будешь?!

А он на икону Божией Матери показал:

– Вот, на Неё вся надежда! Если она меня, грешного такого человека, на Афон к Себе пустила, может, и тут не оставит?

– И мне так стыдно стало, – признавался отец Евгений. – Я священник, а у Витьки веры больше, чем у меня.

Ремонт закончился. Прошло время. И грянули известные события. Был момент, когда на тех территориях людям туго приходилось. Сетевые магазины ушли. И если у кого деньги и оставались, то купить на них было нечего… У кого-то и денег не осталось. А сады-огороды ещё не выросли.

Кому война – а кому мать родна. Отдельные предприниматели за муку, макароны и мыло такие цены ломили, что старушки слезами горькими умывались.

Кто-то ему даже больше положенного платил, зная, что он людей кормит. Месяц так, другой – и долги-то и раздались

– А Витька посмотрел на это все дело и начал то в Крым, то ещё куда мотаться за товаром, – рассказывал мне батюшка. – Кто мог у него купить – покупал. У кого денег не было – он так отдавал. Бабушкам всяким, вдовам. А кто-то ему даже больше положенного платил, зная, что он людей кормит. Месяц так, другой – и долги-то и раздались. Не то чтобы в большой прибыли сейчас, но и не в минусе. Рука дающего не оскудеет.

– Это все Господь, Божия Матерь да отец Евгений с его молитвой, – говорил мне Виктор. – Он так за меня молился, что мне даже стыдно было. Он Бога упрашивает, а я курю опять. Вот такой я грешный человек…