Православный психолог Мария Василенко: «Моя скромная роль – быть рядом с человеком»

Споры о психологии ведутся не только среди верующих людей, но и в светском обществе. Часто можно встретить настороженное отношение к этой сфере, иногда даже резко отрицательное. Но психология неоднородна, и корректнее говорить о том, насколько приемлема для человека с определенным мировоззрением та или иная методика. В Санкт-Петербурге с 2018 года существует «Мастерская православного психолога». О том, какое место может занимать психологическая работа в жизни человека, мы поговорили со специалистом мастерской клиническим психологом Марией Василенко.

Мария Василенко, православный психолог – Мария, что в вашей жизни появилось раньше – вера или психология?

– Вера. Я родилась с пороком сердца и в детстве пережила сложный период, у меня была клиническая смерть. Появилась детская вера, что со мной все будет хорошо, что меня Господь не оставит. У меня бабушка была верующая, она за меня молилась, когда была операция. И сейчас моя вера – такая детская. Просто знаю, что в любой момент рука Бога со мной, никуда меня не отпускает и ведет туда, куда надо. И надеюсь, что Промыслом Божьим я на своем месте в своей профессии. Я, к сожалению, не так уж много читала трудов православных подвижников, но мне близок покровитель православных психологов святитель Феофан Затворник. У нас, православных психологов, в феврале в Санкт-Петербурге проходит конференция в честь Феофана Затворника, день его памяти – наш профессиональный праздник. И я рада, что моих православных коллег все больше и больше, что и некоторые священники получают психологическое образование.

– Расскажите, пожалуйста, о вашем профессиональном пути.

По первому образованию я педагог, филолог. В 2000 году я окончила РГПУ имени Герцена и 6 лет работала в школе – преподавала русский язык, литературу и английский язык. Потом решила, что хочу развиваться как маркетолог, окончила экономическую школу и немного поработала в бизнесе. Занималась рекламой, и было интересно: так как я филолог, то любая форма проявления языка – разговорная, письменная – мне очень близка. И в рамках той своей должности я начала обучать новичков, то есть стала внутренним корпоративным тренером.

Говорение – это еще не общение, общение – это когда в процессе коммуникации мы становимся друг другу ближе

Потом прошла переподготовку и с тех пор занимаюсь уже бизнес-тренингом. Моя программа «Эффективные коммуникации» про то, как прокладывать мосты между людьми, как лучше понимать друг друга. Говорение – это еще не общение, общение – это когда в процессе коммуникации мы становимся друг другу ближе, и важно то, что в пространстве между нами. И вот я веду группу, где мы изучаем навыки общения.

В процессе работы я заметила, что ко мне после тренингов подходят люди и просят помощи в решении каких-то бытовых, семейных и других личных проблем. Это были не один и не два случая – я работала в больших корпорациях, соответственно, через мои тренинги проходило много людей. И часто оставалось пять-шесть человек, которые говорили: «Мария, вы психолог? Можно прийти к вам на консультацию?» – Я отвечала: «Нет-нет, я только про профессию, про переговоры». Но когда и год, и два, и три люди обращались с таким вопросом, я стала думать, не пойти ли мне поучиться.

Стала искать – ведь в психологии много направлений. Поняла, что психоанализ – точно не мое. А однажды увидела статью Ларисы Филипповны Шеховцовой, руководителя Общества православных психологов Санкт-Петербургской митрополии во имя святителя Феофана Затворника, потом прочитала ее книжку. И мне это пришлось по душе. А еще мне оказалась близка экзистенциальная психология, или психология смыслов Виктора Франкла.

И вот я окончила курс в Институте социального образования при Российской христианской гуманитарной академии. Мне было очень интересно и до сих пор интересно общение с моими коллегами, хотя я уже не являюсь членом Епархиального общества. В 2022 году я получила еще одно образование в нашем Первом медицинском университете имени Павлова (теперь я клинический психолог) и вступила в РОП – Российское общество психиатров, психотерапевтов и медицинских психологов.

Так что теперь я больше в медицине. Но медицинский психолог с православным мировоззрением, даже не будучи членом Епархиального общества, вероятно, может оказать помощь не только на физическом, но и на духовном уровне.

Мой профессиональный интерес лежит в зоне тревожных расстройств и зависимостей. Ко мне приходят люди с зависимостями алкогольной, наркотической, от интернета, от гаджетов, от секса, с расстройствами пищевого поведения и любыми другими поведенческими зависимостями. Например, трудоголизм – социально одобряемая и часто встречающаяся зависимость. Также в сферу моей профессиональной деятельности входят фобии и депрессия.

– Как появилась «Мастерская православного психолога»?

– Вступив в епархиальное общество православных психологов, я познакомилась с моей любимой и уважаемой коллегой Анжеликой Михайловной Ефимовой. Она арт-терапевт, профориентолог, работает в психодинамическом подходе. И мы с ней решили создать программу для людей, выросших в семьях зависимых, например, так называемых ВДА – взрослых детей алкоголиков и для людей, которые в настоящее время живут в семьях с зависимыми. Это не реплика 12-шаговой программы, но что-то похожее. Когда наша программа сложилась, то для ее продвижения мы с Анжеликой организовали сообщество, которое назвали «Мастерской православного психолога».

Наша программа называется «Развивающий диалог». Это безопасное творческое пространство, в котором мы с Анжеликой – ведущие. Программа длится полгода. Первые три месяца ведет Анжелика. Ее часть – это такое приближение человека к самому себе, когда при помощи арт-терапии человек, живущий в постоянном стрессе, раздрае, не имея никаких опор, возможно, первый раз в жизни обращается к своим ресурсам.

Некоторые в процессе участия в нашей программе впервые в жизни идут на исповедь

А моя часть программы про то, как выйти из созависимых отношений или сделать их более экологичными – когда человек остается в этих отношениях, но ведет себя несколько иначе. Мы знаем, что семья – это система. И если одно звено начинает меняться, то начинает меняться и вся система. Как вы понимаете, лечение этого биопсихосоциодуховного заболевания – большая психологическая работа. И вот если потрепанного человека мы бы сразу направляли в такую работу, наверное, многие не справлялись бы с ней и уходили. Ведь я даю много интеллектуальной информации, которую надо прорабатывать – о чем-то размышлять, обращаться к своим эмоциям, выстраивать отношения с людьми, а дальше, возможно, идти к Богу.

Некоторые в процессе участия в нашей программе первый раз после большого перерыва или вообще впервые в жизни идут на исповедь. Некоторые говорят, что Бог у них в душе, поэтому Церковь им не нужна. Мы им прямо в ответ не возражаем, но стараемся подвести к вопросам: «А как у меня в душе Бог умещается? Что у меня в душе? Может, там надо порядок навести?»

Соответственно, та часть программы, которую ведет Анжелика, – это как бы тихая гавань, где потрепанный бурей парусник подлатали, натянули новые паруса, и он может отправляться в новое путешествие. Мы с Анжеликой шутим, что первая часть – это как детский сад или начальная школа, а вторая – как старшие классы школы или институт. Анжелика занимается с клиентами арт-терапией, в том числе фототерапией, говорит о чувствах в бережной форме. А у меня уже после первого занятия кто-то говорит: «Мария, что это было?», кто-то: «Я не хочу. Зачем это?» В группу мы берем не больше 15 человек, и только небольшой процент уходит в течение работы – один-два человека по разным обстоятельствам.

У нас было уже семь выпусков. Еще у нас появился новый формат работы – клуб выпускников «Развивающего диалога». Ведь люди говорят: «Мы закончили программу, начали жить по-другому, но нам нужна ваша наставническая поддержка, нам хочется общаться между собой, хочется обсудить какие-то новые обстоятельства жизни». И мы устраиваем встречи, на которых проходят психологические просмотры фильмов, театральные занятия, занятия с метафорическими ассоциативными картами (не путать с Таро, это совсем другое – абсолютно безобидная методика по развитию творческих способностей). Но клубный формат – не лекционный, мы просто обсуждаем разные темы. Вот в начале этого года мы сразу начали с темы тревоги и прорабатывали ее с разных сторон, разными способами. Люди уходили очень благодарные. Интересно наблюдать, что изменилось у выпускников разных потоков.

– Можно ли выйти из созависимых отношений, не разрывая собственно отношения?

– Очень часто человек, находящийся в созависимости, боится, что если начнет выходить из нездоровых отношений с супругом, взрослыми детьми или родителями, то останется в одиночестве, разорвет близкие отношения.

Хочу обратить внимание, что именно деструктивная природа созависимости делает человека разделенным с другими – не только с людьми, но и Богом. И для многих моих клиентов и участников группы «Развивающий диалог» бывает неожиданным открытием, что когда они начинают меняться, то у них выстраиваются другие, более здоровые, теплые и доверительные отношения.

Преодоление созависимости помогает человеку по-настоящему встретиться с собой, с другими людьми и в конечном итоге – с Богом

Что касается нашей группы «Развивающий диалог», то работа в группе возвращает участникам ощущение безопасности, поддержки, у них возрастает вера в собственные силы. Формируется образ социально адаптированного человека, обладающего личным потенциалом. Подытожу: преодоление созависимости помогает человеку по-настоящему встретиться с собой, с другими людьми и в конечном итоге – с Богом.

– Различаются ли ваши подходы в зависимости от того, верующий клиент или неверующий?

– Когда ко мне клиент приходит впервые, всегда спрашиваю: «Почему вы меня выбрали?» И православные люди нередко говорят, что видели меня и слышали, так как я провожу много лекций, в том числе для молодежи в Институте семьи. Как сказал один клиент: «Мария, я знаю, что с вами мне не надо будет отстаивать мое право на мою веру». Вот эта возможность говорить на одном языке и привлекает ко мне именно верующих людей.

Я начинаю с экзистенции, то есть для меня очень важен смысл. И даже неверующие люди задумываются о смыслах. Вот приходит ко мне человек и говорит: «Я изменил жене». Мы в этом случае не говорим: «Это грех! Надо покаяться!» Верующий человек и так это знает, а для атеиста это неважно. Мы задаемся вопросом: «Какой в этом смысл? К чему ты стремишься? И приблизил ли твой поступок тебя к этому?» С верующим православным человеком мы друг друга лучше поймем, потому что у нас общее мировоззрение.

Первое, что я спрашиваю: «Можете ли вы ответить на вопрос, кто вы, куда идете, с кем идете и зачем туда идете?» Потом мы обсуждаем вопросы свободы и зависимости, смерти. Некоторые об этом просто не думают. И мне кажется, уже хорошо, если человек хотя бы начинает об этом размышлять. Или вопрос одиночества. Если мы с Богом, то мы не одиноки, а если у нас Бога нет, то одиноки. Без Бога человек чувствует, что он из мрака, где ничего не было, вышел, тут пожил и дальше во мрак уйдет. Как правило, человека это страшит.

– А если не страшит? Вот человек принимает эту картину мира и видит смысл в том, чтобы просто хорошо прожить эту жизнь, раз уж она есть.

– Я психолог и помогаю человеку прийти к самому себе. А к Богу он может потом идти сам. Если он знает, что я православная, то может меня о чем-то спросить. Вот есть вертикаль «я и Бог», есть горизонталь «я и мои земные проблемы, я и другие люди». И вот моя работа как раз в горизонтали.

– Приходят ли к вам представители других конфессий, вероисповеданий?

– Да, конечно! Однако, на мой взгляд, психология не доходит до конфессионального уровня. Когда ко мне на сессию приходит человек и рассказывает, что у него проблемы в супружеских взаимоотношениях, то это далеко от богословских вопросов.

Думаю, что моя задача как психолога – сделать так, чтобы человек, верующий или атеист, стал не объектом, а субъектом своей жизни, то есть начал отвечать себе на вопросы, о которых я уже упомянула, а также на вопросы: «О чем думаешь?», «Кого ты винишь в своих неудачах?», «Умеешь ли общаться?», «Можешь ли понять, что с тобой происходит?». Этот огромный пласт экзистенциальных вопросов мы обсуждаем на наших встречах с клиентами и участниками «Развивающего диалога» – как с православными, так и с представителями других конфессий.

– Бывало ли у вас так, что ваши христианские убеждения противоречили профессиональным моментам? Если да, то как вы разрешали эти внутренние конфликты?

– Есть то, что я не принимаю – ни как личность, ни как профессионал. Например, расстановки по Хеллингеру или представление о власти либидозной энергии в психодинамическом подходе, то есть во фрейдизме. Так я это и не практикую.

Бывают сложные, спорные моменты. Я вижу людей, которые долго жили в зависимых и созависимых отношениях, и призываю их обращать больше внимания на себя, больше рассказывать о себе, даже, можно сказать, больше баловать себя. Вот клиент спрашивает: «Можно я покатаюсь на самокате и ребенка с собой не возьму? Я не буду тогда плохим родителем?» или «У нас очень скудный бюджет. А можно я куплю себе мороженое?» Я понимаю, что в храме человек может услышать: «Отвергнитесь себя, отдайте другому…».

Психолог не дает советы – и, следуя этому правилу, я даю только рекомендации

Психолог не дает советы – и, следуя этому правилу, я даю только рекомендации, так как уважаю своих клиентов. Но стараюсь, чтобы эта рекомендация способствовала не только физическому и психологическому, но и духовному здоровью человека.

Знаю, что рука Господа меня не отпускает. Если я ее не чувствую, то прошу Господа управить создавшуюся ситуацию. Но как профессионал не могу сказать клиенту: «Правильно, не покупайте себе ничего и вообще не оказывайте себе никакого внимания». Я понимаю, что сейчас человек этого не выдержит. Господь ведь не показывает человеку тех его грехов, осознания которых он не может перенести. Так и психолог должен не делать травму еще больше, а наоборот уменьшать ее. Ведь бывает, что и в детстве клиенту не хватало заботы, внимания. И потому беру на себя смелость на вопрос «а мне это можно?» ответить: «Вам это можно».

– В чем разница между советом и рекомендацией? Разве это не синонимы?

– Советы психолога – это медвежья услуга для клиента, поскольку они мешают ему обрести самостоятельность. Разница между советом и рекомендацией есть, и она существенная. Самое главное: совет дается на основании жизненного опыта советчика, а, давая рекомендации, психолог опирается на свои знания, умения и на опыт тоже, но профессиональный. Кроме того, советы обычно касаются глобальных жизненных решений, а рекомендации носят практический характер и касаются конкретной ситуации.

И помимо прямых рекомендаций мне нравится задавать своим клиентам вопросы в экспериментально-вопросительной форме, предлагая человеку разные варианты решения проблемы: «А что, если…?», «А не пробовали ли вы делать то-то?», «Не думали ли вы об этом так-то?», «А как вам такой вариант?» и так далее.

– Как сочетается ваше неприятие фрейдизма с психодинамическим подходом, в котором работает ваша коллега Анжелика Ефимова? Ведь именно Фрейд считается основателем психодинамики.

– Говоря о психодинамическом подходе, я подразумеваю, что наша группа основана на групповой динамике, то есть процессах межличностного взаимодействия участников. Другими словами – в психодинамический группе не обсуждаются заранее заданные темы, нет множества упражнений, а основная терапевтическая работа происходит за счет установления и развития отношений в группе, осознания и изменения тех способов, с помощью которых участники в отношениях участвуют и добиваются или не добиваются удовлетворения своих потребностей.

– А если клиент делится с вами чем-то, что прямо противоречит христианской этике?

– Работа психолога предполагает безоценочность. Я не оцениваю поступки человека в разговоре с ним, это не моя прерогатива. Я воспринимаю клиента как страждущую душу – его ранит то, что он совершил. Ведь если мужчина изменил жене и пошел спокойно в семью, он к психологу и не придет.

Я не оцениваю поступки человека. Я воспринимаю клиента как страждущую душу – его ранит то, что он совершил

Но с подобным могут прийти и православные. Вот у меня есть клиентки, у которых произошли в жизни такие грехопадения. Иногда клиентка сама это понимает, говорит мне: «Я не могу прийти в храм, не могу причащаться – мне стыдно сказать священнику о таком поступке». И она пришла к психологу не для того, чтобы я ее погладила по голове, а для того, чтобы разобраться, почему это произошло. Моя история – это принятие каждого человека. И евангельская норма – бороться с болезнью, а не с больным. И врач, как правило, борясь с чьей-то болезнью, не ругает самого пациента за то, что тот заболел.

Есть темперамент, характер – это индивид. Индивид стяжает что-то для себя, обижается, строит козни и так далее, настроен на свое эго, в том числе на свои удовольствия. А личность – это стадия развития человека, когда он поднимается над инфантильной историей индивида и начинает смотреть, как выстраиваются отношения между людьми.

Моя задача – подвести человека к осознанности, к пониманию, что жить и просто потреблять, как сказано у Гоголя, «срывать цветы удовольствия», – не единственно возможный путь. Конечно, человек может и так прожить жизнь (я ему не судья и не указчик, грехов не отпускаю), но у него есть выбор. Можно показать человеку другие пути, какие-то из них ему, вероятно, даже понравятся. Возможно, он придет к Богу, возможно – нет. Но думаю, так или иначе, все мы идем к Богу, ведь «каждая душа – христианка».

Мне как психологу важно человека «взять за ручку» и, если он позволяет, вместе проделать его путь от индивида ближе к личности, когда работает схема «стимул – осознание – реакция», то есть человек уже реакцию выбирает, при этом понимает, что его поступок не равен его личности. Моя скромная роль – быть рядом с человеком. В каком-то моменте мы с ним встретились, он пригласил меня в это путешествие, и я сопровождаю его. Когда-то, окрепнув, он пойдет сам, но за это время, вероятно, что-то в нем изменится – надеюсь, что в лучшую сторону.