«Я всегда очень боялся, что один из них умрет»

– Накануне своей смерти Иван прочитал твою книгу. Ту, которую ты мне передала, – самую первую. Прочитал взахлеб, на одном дыхании, с улыбкой. И когда жена его Вера со мной этим поделилась, я сказал, что хочу и их историю тебе рассказать, – говорил мне мой друг отец Евгений. – Единственное, за что я переживаю, насколько получится ее передать. Для нас эта история очень глубокая. Страшно ее «измельчить».

Я привела эти слова батюшки не для того, чтобы похвалиться тем, что меня читают взахлеб. Хотя, конечно же, я очень тронута и благодарна. Особенно в свете того, что я потом для себя открыла.

Я хотела показать, как ко мне в руки попала эта история. Она правда очень глубокая. И у меня действительно вряд ли получится передать всю ее глубину. Она больше на уровне ощущений. Но я буду стараться.

Эта история о большой любви, которая никогда не перестает. О том, что мужчина и женщина правда могут стать единым целым

Эта история о большой любви, которая никогда не перестает. О семье, об отношении друг к другу. Она о том, что мужчина и женщина правда могут стать единым целым. И так остается даже тогда, когда один уходит. И она – об огромной Любви Бога к человеку. О пути человека к Нему и настоящем чуде. Чуде, которое, оказывается, глубже и шире простого человеческого счастья и благополучия. Она о боли и благодати. И о Небе, ради которого иногда нужно потерять землю.

– Это история, в которой, несмотря на земной ее трагизм, явно видно руку Божию, – говорил мне батюшка. – Замираешь, осознавая, как Господь все это написал, провел, расписал. Как мог только Он один.

Если один умрет, как другой будет жить?

– Когда-то Бог дал мне этих двух удивительных людей. И я всегда очень боялся, что один из них умрет. И как тогда будет второй без первого жить? – говорил мне отец Евгений. – Так и произошло.

Иван и Вера. Я видела их, когда приезжала в храм к батюшке – тогда еще на Украину.

Она – черноволосая, темноглазая, очень красивая. Он – интересный, мужественный. И оба простые, теплые и очень-очень счастливые. И уже тогда мне казалось, что их не двое, а это что-то ОДНО, что-то нераздельное.

Потом уже, когда все случилось, я узнала от батюшки, что Иван как будто бы чувствовал, что жизнь его вот-вот закончится.

Был чудесный день, и они вышли с женой прогуляться.

– Верочка! Какие же мы с тобой счастливые, – говорил он. – Если мы умрем, нас наш батюшка будет отпевать. У нас же батюшка свой есть.

– Да что ты такое говоришь! Что я буду делать без тебя, если вдруг ты… – испугалась жена.

Она даже не смогла это выговорить.

– Батюшка же есть. Он тебя не оставит. Он за тобой присмотрит, поможет.

Через два дня на работе Ивана убило током.

Каждый раз Вера удивляется, что о смерти ее муж говорил не с печалью, не с горестью. А с каким-то умиротворением. Даже с улыбкой

Очевидцы рассказывали, что он вообще не должен был лезть в тот электрический ящик. Это должен был делать другой. Но тот человек был намного моложе. А ящик очень запутанный, с большим количеством нарушений. И чтобы с этим парнем не произошло никакого несчастного случая, Иван его не пустил. Сказал: «Я сам посмотрю!» Полез устранять неполадку, его ударило, он упал, поднялся, отряхнулся и снова упал. Остановилось сердце.

Прошли годы…

Вера часто встречается с отцом Евгением. Как и говорил муж, батюшка очень ее поддерживает. Они говорят об Иване, но больше молчат. Иногда вспоминают, каким он был, и тот его разговор с женой. И каждый раз Вера удивляется, что о смерти ее муж говорил не с печалью, не с горестью. А с каким-то умиротворением. Даже с улыбкой.

– Как это так? Что это было, батюшка? Откуда он знал? – спрашивает она.

Отец Евгений молчит и молится… Ответить может только Бог.

Увидел и сразу полюбил

С этой семьей отец Евгений познакомился двадцать лет назад. Точнее, сначала он познакомился с Верой, которая в слезах пришла к нему в храм.

– Я увидел, что человеку плохо, и подошел, – рассказывал мне батюшка. – Тогда у нее случилось сразу два несчастья – умерла мама, и муж был на заработках в Москве. Супруг был жив и здоров, но то, что его не было рядом, и правда было для этой женщины несчастьем. У этих людей были такие близкие отношения, такая привязанность друг к другу, что они долгое время друг без друга просто не могли. Как будто бы разрывали на две половинки одного человека. Они так сильно друг друга любили, что она не могла дождаться его с работы. Утром расставались и к вечеру уже места себе не находили. Но это были трудные девяностые – нулевые годы. У нас в городе платили мало, и все ездили на заработки в Москву. Вера не хотела его отпускать, для нее финансовый вопрос никогда ребром не стоял, как для многих. Для нее главным было, чтобы муж просто был рядом. Но Иван считал, что должен заработать – для НЕЕ. А раз здесь возможности нет, надо ехать. Я всегда этому удивлялся: люди женаты не один десяток лет, а любовь как у молодоженов. Они такие письма друг другу писали! Ты не представляешь, Лен. Я потом узнал. Теплые, глубокие. И такие отношения у них были всегда.

В этом состоянии тоски Вера и прибежала в храм.

Потом уже, когда отец Евгений стал теснее общаться с этой семьей, они рассказали ему, как познакомились.

Вера по профессии парикмахер. После окончания обучения ее отправили на практику в село на побережье Азовского моря.

Она работала там, стригла местный народ. И однажды к ней в парикмахерскую пришел молодой человек. Это был Иван.

– Увидел ее и сразу полюбил, – рассказывал мне отец Евгений. – Понял, что жизни без этой девушки у него нет. Ему тогда было 23 года, ей – 18. Иван работал в порту судовым электриком, хорошо получал. Поэтому у него были, например, модные джинсы, для других тогда недоступные. Много чего еще. В другой раз он пришел к Вере в парикмахерскую с магнитофоном и кучей кассет: «Вам, наверное, здесь скучно работать? Это вам». А вот Вере он понравился не сразу. Ей тогда были ближе городские, интеллигентные, красивые, бравые товарищи с манерами. Такие ее и добивались. А Иван – деревенский. Но он так за ней ухаживал!.. Был такой душевный, обходительный. Брал за руку и каждый пальчик целовал. И через полтора месяца она поняла, что тоже его любит.

Родителям Ивана Вера очень понравилась. А все соседи им говорили:

– У вас такая булка классная. Ее бы в кресло посадить и любоваться.

Девушка сначала удивлялась: почему это она булка? А просто там болгарские поселения, и Иван по происхождению – болгарин. «Булка» в переводе с этого языка – невеста.

Через три месяца после знакомства они сыграли свадьбу. Вскоре родилась дочь, потом – сын. И всю жизнь рядом с Иваном Вера чувствовала то же, что и в те первые дни и недели их знакомства. Когда он брал ее за руку и целовал каждый палец.

– Мне всегда было тепло, тихо и спокойно, – говорила она отцу Евгению.

Где батюшка – и где бычки?

С той самой встречи Веры с отцом Евгением в храме она начала потихоньку воцерковляться. Потом вернулся из Москвы Иван.

Он заработал денег и купил машину. Отец Евгений освятил ее.

– Через время они купили другую, а я как раз перебрался из города в село. И они приехали освящать ее уже ко мне домой, – рассказывал батюшка. – Мы попили чаю, поговорили. Так я ближе познакомился с Иваном.

Но в храм мужчина тогда не ходил. Не потому что был каким-то страшным атеистом и безбожником. Скорее – наоборот. Хотя и был далек он от Церкви, но благоговение имел, даже какой-то трепет.

– Они – простые и искренние во всем люди, – рассказывал отец Евгений. – Иван курил. Долго, много. У Веры из-за этого очень болело сердце за мужа. Что он вот так причиняет вред своему здоровью. Пыталась уговорить его бросить, а он – никак. И вот Иван и считал, что раз он курит, то и в храм зайти недостоин. От пристрастия этого даже по утрам удержаться не мог. Жену в храм провожал, до ворот доводил и говорил: «Ну, раз я покурил, ты иди, а я тебя здесь подожду». И стоял в сторонке за забором – опять курил, пока служба не закончится. А потом вместе – домой.

Тем не менее семьями они общались. Иван с Верой приезжали к батюшке домой, пили чай, разговаривали. Отец Евгений на мужчину не давил. Он вообще считает, что насильно в храм никого не надо тащить. У каждого человека свой путь и свой срок. Господь управит.

– Они поначалу очень смущались: «Как же мы будем с ним общаться?! Он же БАТЮШКА, – с улыбкой вспоминал отец Евгений. – Это же святой человек, человек с неба. А мы такие грешные! Что мы ему будем говорить?! Что мы будем с ним делать?!» Очень у них было благоговейное отношение к общению со священником в неформальных условиях. Однажды Иван привез от своих родителей соленых бычков. «А давай батюшку бычками солеными угостим», – предложила Вера. Почему бы и нет, прекрасная идея. А потом задумались: «А как мы его угостим? Это же такой человек! Батюшка! Где батюшка – и где бычки?..» Для них священник и ведро соленых бычков были вещи несовместимые. Вроде как недостойно «царю» такое приношение предлагать. Ему надо ведро черной икры. Но принесли. Стоят – мнутся: «А ничего, что мы их принесли?» – «Да вы что, у меня матушка их просто обожает!». А однажды зимой я их удивил – предложил на собаках покататься. Запряг свою овчарку в сани, и она их тягала. Они были в шоке, что батюшка такие финты отмочить может. В общем, подружились. Полюбили и они нас, и мы их. Они еще говорили: «Мы – однолюбы. Если человек нам встретился, он будет у нас один. Вот мы полюбили батюшку – и все, вы будете у нас один!»

«Ну, помолимся»

Шло время. Они так же дружили, Вера воцерковлялась, Иван – не очень. Но за шесть лет до его ухода в вечность произошли события, которые прослужили для него толчком в этом направлении.

На моих глазах произошло превращение ветхого человека в нового! Господь призвал – Иван услышал

– Причем это было не просто «начать ходить в храм», – рассказывал отец Евгений. – На моих глазах произошло превращение ветхого человека в нового! Господь призвал – Иван услышал. «Оставив свои сети, последовал за Ним».

Вера заболела. У нее обнаружилась «женская» опухоль, и врачи в онкодиспансере так себя с ней повели, что она, по ее словам, почувствовала себя каким-то животным на конвейере.

– Там правда жуткая атмосфера, – вспоминал отец Евгений. – Я там был, людей причащал. Такое состояние гнетущее, когда туда попадаешь. Носилки туда-сюда –действительно, как на конвейере. Ей там напророчили, что и то ей нужно вырезать, и это, и вообще дело – дрянь. Она ездила к врачам в другие города, даже в Киев. И все ее пугали, говорили, что все очень плохо. В их семье начались очень большие переживания. А что касается Ивана, «переживания» – это мягко сказано.

Примерно в то время из Крыма (тогда это была еще Украина) приехала знакомая Веры, которая лечилась там «по-женски». Она рассказала об очень хорошем враче, который жил и работал в Симферополе и буквально творил чудеса.

– Мы тогда с ними поговорили и решили не спешить с операциями, а съездить еще и в Крым к тому доктору, – продолжал отец Евгений. – Приехали они в Симферополь. И оказалось, что врач – тоже болгарин, как и Иван. Отнесся к ним как к родным. Он очень хороший специалист, кандидат наук. Обследования назначил, начал лечение. «Придушили» опухоль уколами до минимума, а потом убрали лапароскопией.

Пока Вере делали операцию, Иван, весь на нервах, носился по Симферополю. Увидел первый попавшийся храм. Это оказался Свято-Троицкий монастырь, где хранятся мощи святителя Луки Крымского. Но он этого не знал.

Забежал, стоит рыдает.

– Что случилось? – спросил его священник.

– Жене операцию делают.

– Ну, помолимся нашему Луке Крымскому.

Так состоялось знакомство Ивана с этим святым.

А операция у Веры тогда прошла легко и хорошо.

«Батюшка, что это было?»

Потом они еще несколько раз ездили в Симферополь к тому доктору. Контролировали процесс выздоровления, делали положенные процедуры. И обязательно заходили к святителю Луке, которого очень полюбили.

– И там, у раки, произошла странная и удивительная история, – рассказывал отец Евгений. – Когда Иван в один из разов прикладывался к мощам, он вдруг увидел молнию с огнем, которая вышла из раки и ударила прямо в него. От этого удара он даже пошатнулся. Вера говорила, что потом он был сам не свой. Он и у меня несколько раз спрашивал: «Батюшка, что это такое было?». Но, понятное дело, никто этого тогда объяснить не мог. Это уже потом, когда его убило током, мы вспомнили. Возможно, это было каким-то предзнаменованием… С одной стороны, Божественная благодать в виде огня. Огонь исходит и на Гробе Господнем, и от святых. С другой – как электричество, которое его и убило. Но это так, рассуждения. Истину знает только Господь. Точно мы знаем одно: за несколько лет до несчастного случая у Ивана было такое видение и такой знак.

Благодаря тому врачу и помощи Божией Вера полностью вылечилась от своей онкологии. Но все это время Иван так сильно переживал за жену, что на нервной почве у него у самого началась язвенная болезнь желудка.

С каждым днем ему становилось все хуже, внутри все болело, но он скрывал, терпел и ничем свою боль не выдавал. Не хотел беспокоить Веру. Пока однажды в новогоднюю ночь он не упал и не потерял сознание.

В слезах Вера позвонила отцу Евгению. А он как раз был в храме.

«Высокого полета мысль»

– Было у меня тогда такое. В порыве особого благочестия решил я в Новый год служить службы, – улыбается сам над собой батюшка. – И служил, пока не было ковидных карантинов или комендантских часов, как сейчас. Поначалу рассуждал так: есть у нас одинокие бабушки, дедушки, одинокие люди, которым не с кем побыть в новогоднюю ночь. Будем служить в храме, потом вместе посидим, чайку попьем… Но скоро выяснилось, что одиночество и «чайку попьем» никого особо не заморачивало. И службу надо служить ради службы и ради Бога, а не из гуманистических идеалов. И не все, что тебе кажется нужным для людей, таковым ими воспринимается. У нас есть прихожане, которые в храм ходят недавно и Новый год отмечают по старинке – за столом, не соблюдая пост. Меня это тоже расстраивало. Я не только одиноких звал на свой «свадебный пир», но всех вообще. А, например, Иван с Верой на эти мои службы не попадали, потому что для них Новый год – семейный праздник. Они его встречали с детьми, с родными. Не так, как мне бы тогда хотелось. Не по-духовному, короче говоря, без душевной пользы. «Как это так, не понимать важности момента, – думал я. – Ведь прямо сейчас кто-то в беде, кто-то умер. Есть блудники, есть те, кто в запое. И всем нужны наши молитвы. Там бесчиние происходит, а мы тут молимся за них». В общем, было у меня такое. Высокого полета мысль. Но на самом деле: «Тук-тук, кто там». Хотя, мне эти новогодние службы определенное утешение приносили. Они давали ощущение, что это торжество, на котором ты, правда, не забываешь никого, молишься и за живых, и за мертвых. Получается, что литургия и есть самый лучший праздник. И на душе умиротворение.

Врачи были уверены, что он умрет

За несколько минут до такой новогодней службы Вера и позвонила отцу Евгению. Сказала, что Иван в очень тяжелом состоянии, и его без сознания увезла скорая помощь.

– Из-за язв в желудке образовались дырки. В больнице у него случился геморрагический шок. Тело трясло, кидало на носилках, кровь летела изо рта во все стороны. Большая потеря крови. Врач сказал, что чуть ли не ¾ от всего объема.

В ту новогоднюю ночь все складывалось для Ивана очень печально. У него была редкая четвертая отрицательная группа крови. Ни в больнице, ни в городе ее не было. Ее нужно было искать по всей области. Этим занимались зять с дочкой.

Врачи были на 98% уверены, что умрет. Сами так говорили. А он взял – и выжил!

– Была очень плохая погода, гололед, дорога никакая, – рассказывал батюшка. – У нас спуски-подъемы, сама знаешь. И трассу закрыли. Но они эту кровь как-то нашли. Однако и врачи тоже люди – в Новый год они отдыхали. А тут такая сложнейшая операция… Дальше – во время операции у Ивана случился инфаркт. Врач заметил, что сердце телепает куда-то не туда. Ему кое-как быстро заштопали желудок, потому что медлить было нельзя. Иначе он у них там, на операционном столе, и умер бы. И все равно врачи были на 98% уверены, что умрет. Сами так говорили. А он взял – и выжил! Хотя все было против этого. Ночь, Новый год, группа крови, дорога, гололед, невозможность ничего достать, инфаркт. Но мы очень молились, я служил службу. И случилось такое вот чудо. Хотя потом Ивану даже гастроскопию не могли сделать. Сунули «шланг», а он дальше не идет. Упирается во что-то. «Я дальше лезть боюсь. Вот вы живете, кушаете – и ладно. Не будем искушать судьбу», – сказал доктор.

Как только Ивана выписали из реанимации, отец Евгений его соборовал.

– Мы еще потом смеялись. Ему же пить было нельзя. А там лежала охлаждающая грелка. Так он приноровился преступным образом добывать из нее воду. Врачи заметили – пресекли.

Эта история в духовном плане очень мобилизовала Ивана. С одной стороны, он был благодарен Богу за чудо, которое с ним случилось вопреки всем обстоятельствам. С другой – понимал, что жизнь человека может закончиться в любую секунду. И уже не будет ни времени, ни возможности что-то изменить или исправить.

– Когда Иван вышел из больницы, он очень крепко за себя взялся. Я такого, наверное, больше никогда и ни у кого и не видел, – признавался отец Евгений.

«Господу нужно потрудиться»

– У Ивана были определенные пристрастия, от которых он решительно отказался. Курение, другое, – рассказывал батюшка. – Причем этот отказ стоил ему многих напряжений. Часто он находился буквально на грани нервного срыва. Но с Божией помощью все прошел.

Иван стал постоянно ездить на службы. Если в этот день не работал, обязательно был в храме. Даже если только что вернулся с ночной смены.

Вера жалела мужа после того инфаркта, говорила:

– Давай ты побудешь дома, отдохнешь.

– Нет! Надо к Богу!

– Ну тогда хотя бы посиди. Батюшка сказал – во время этих молитв можно сидеть.

– Нет! Господу нужно потрудиться! Нужно потрудиться! Батюшка это тоже говорил.

Иван стал еще более ревностным, чем была Вера, когда он провожал ее до храма и стоял за забором – курил.

Они с женой всегда вместе причащались. Так получилось, что первое их совместное причастие было не у отца Евгения, а у другого священника – отца Николая. Всеми уважаемого старенького молитвенника. В тех местах среди людей даже ходили слухи о его прозорливости.

– Тогда Иван потерял работу и очень долго не мог ее найти, – рассказывал отец Евгений. – Они с Верой поехали к тому батюшке, исповедовались, причастились и попросили его молитв. На другой день у Ивана сразу пять хороших предложений! Через три дня уже работал. Они и венчаться хотели у отца Николая. У него большой, красивый храм был. А у нас – сама знаешь… «У нас есть духовник, но мы хотим венчаться здесь», – сказали они ему. А он им как дал разгон: «А ну брысь отсюда к своему батюшке венчаться!»

– Но это все не главное, – говорил отец Евгений. – Внешняя ревностность, постоянное хождение на службы и даже отказ от курения сами по себе немного значат. Много значит любовь к Богу, к ближним, внимание к ним и к себе. И Иван понудил себя к таким внутренним переменам, которые для других стали большим утешением. А я только диву давался. Все подробно я, конечно, рассказать не могу, это тайна исповеди. Но если одним словом – человек присмирел. В хорошем смысле. Хотя он и до этого был очень хорошим мужиком. Про отношение к жене, к семье я уже говорил. А еще он же был классным электриком. И кроме основной работы обслуживал школы, роддом. Его очень там любили. Он все делал на совесть и никогда не выкручивал никому руки. А на работе у него были одинокие женщины – вдовы, разведенные и так далее. Так он им всегда помогал. Починить что-то, наладить. Такая мужская работа. И Вере всегда говорил: «Кто им еще поможет, кроме нас?..» Добрый был человек. Но неизменность состояния – это Божие свойство. А нас, при всех самых светлых чувствах, может очень сильно колбасить. Иван очень любил Веру, детей, но от природы был такой горячий, темпераментный, упрямый, вспыльчивый и порой даже гордый болгарин. А тогда, выйдя из больницы, он во многих вопросах просто переступил через себя. Даже на уровне бытовых мелочей. Но ведь настоящую духовную жизнь с этого и надо начинать – с исправления мелочей. Для Бога и для ближнего. Это очень тяжело, на самом деле. Все же хотят глобального: «Я теперь верующий! А остальное все – суета и тлен!»

«Этого в нашей жизни больше не будет!»

Мелочи. Отец Евгений, сколько я его знаю, всегда пытался донести до нас, что мелочи, на которые мы часто даже не обращаем внимания, могут стать огромной разрушительной силой! Открытый тюбик пасты, над которым все смеются, разбросанные носки… Минутное невнимание, минутное раздражение на близких…

– Сейчас люди часто «втыкают» в телефоны, какие-то игры, подвисают, – говорил он мне. – Пришел муж с работы и засел, например, в «танчики» поиграть. Или соцсети листать. Тык – и человек вырван из жизни и семьи. Он для себя это проблемой не считает. Он же не пьет, не гуляет, не бьет, даже не курит. Он просто хочет полчаса «повтыкать». А жена обижается: она ждала, пирожков напекла, ей много чего ему нужно сказать. Или, наоборот, муж устал, у него голова болит, а жене неймется, чтобы он прямо сейчас полку прибил. И ей обидно, что он «косорукий», и ему, что ей до его головы дела нет. Она даже не замечает. Или муж голос повысил – а что такого, не ударил же?.. Но любые, даже самые хорошие отношения могут быть нарушены этими банальными мелочами. Сплошь и рядом такое наблюдаешь. Когда душа тянется к душе и встречаются такие вот «незначительные» преградки, разрушается нормальный уклад жизни.

И Иван буквально наступил себе на горло во всех возможных мелочах. Начал искоренять в себе все, что было хоть как-то не так. Малейший упрек со стороны окружающих, и в первую очередь – жены, становился поводом для серьезной работы над собой:

– Да, любимая, я все сделаю, я все исправлю. Этого в нашей жизни больше не будет! Ради Бога и ради тебя я от этого отказываюсь. Начинаем все с белого листа!

В последние дни жизни Ивана их с Верой дети говорили: «Мама, папа для нас как священник. Как батюшка»

– Его поначалу крутило, конечно, выворачивало, выкручивало. Тем более что он не внешне только менялся, как бывает. «Спаси вас, Господи», а сам убить хочет, – вспоминал батюшка, – А все сорняки у себя из души выкорчевывал. Но если у человека есть искреннее стремление исправить себя, то что он сам не в состоянии поделать, совершает в нем благодать Божия. Ведь в конечном итоге добро и хорошие поступки не спасают человека, его спасает Бог. Поэтому в таких делах обязательно должен быть духовный смысл. Когда человек без упования на Господа и без Божественной благодати хочет решить свои страстные проблемы, такое может начаться. Что последнее зло будет больше первого. Это как с проблемой алкоголизма, когда человек идет и кодируется. Да, ты закодировался и не пьешь, но тебя так внутри это все выкручивает, такое начинает из тебя переть… Что ты просто не можешь с этим справиться и начинаешь сам себя раскодировать. В общем, Ивану с его горячим болгарским характером это очень тяжело давалось. Но это и дорого. Он стал буквально служить людям. В последние дни жизни их с Верой дети говорили: «Мама, папа для нас как священник. Как батюшка». Настолько были очевидны перемены в его духовном состоянии.

«Я надеялся, что это была ошибка»

Иван как будто бы куда-то спешил и боялся потерять даже секунды на этом своем пути. Каждый день жил как последний.

– Хотя умирать не собирался и не хотел, – говорил отец Евгений. – Потому что, когда началась вся эта ковидная «дребедень», он очень переживал – за себя со своим инфарктом, за жену, за детей. «Поговори с батюшкой, открой, что у тебя на душе», – просила Вера. И вот мы сидели за столом семьями. Иван говорил о своих страхах. Я вдруг ему: «Не того боитесь. Точно не от этого умрете». И до сих пор Вера нет-нет да и вспомнит это: «Как же так! Боялись одного, а получилось – как вы сказали. Откуда вы знали?» А я – не знал. Но Господь через какие-то небольшие знаки как будто бы нас предупреждал. Я смотрел на их трепетные отношения и всегда думал, что с этими людьми мне придется разделить какую-то тяжесть. И я ничего не смогу сделать. Никак это предотвратить.

За неделю до смерти Иван причастился. Как всегда – вместе с Верой. Хотел еще, даже начал готовиться.

Накануне несчастного случая они вместе вычитывали вечернее правило.

– Сядь, посиди, – сказала Вера, видя, что муж устал.

– Нет! Потружусь!

Утром они тоже вместе помолились. Вера проводила мужа до дверей. Она всегда его провожала и встречала. А в девять утра ей позвонили…

– Это было девятое мая, и мы с ветеранами и моими прихожанами служили панихиды у памятников павшим воинам, – рассказывал отец Евгений. – Были уже запреты, но мы, несмотря на это, всегда объезжали все обелиски в округе и молились. И в тот раз так было. Раздался звонок, и Вера таким срывающимся голосом бросила в трубку: «Батюшка! Ваня, Ваня…» Я сперва подумал, что у него сердце прихватило, раз был инфаркт. «Током, током убило». Я надеялся, что это была ошибка. Но нет, никакой ошибки. Я этого всегда и боялся, что что-то такое будет, я говорил. И такое чувство было странное. С одной стороны, я плакал. Я же его тоже очень любил. С другой – внутри было какое-то утешение. Такая вот раздвоенность: по-духовному все нормально, а по-человечески – страшно. Не знал, что говорить Вере, как говорить. Как утешить. Как увидеть вообще даже. Но во всем этом все равно не терялось присутствие Бога.

Первые дни после трагедии Вера была в полусознательном состоянии. Были как раз выходные, и она кругами ходила вокруг морга. И все не могла понять и поверить: как так? Она здесь – а он там, в каком-то холодильнике?..

– Тяжело, очень тяжело было, – рассказывал отец Евгений. – Да и сейчас тяжело. Она недавно была у нас в гостях и сказала, что все хорошее было с ней как будто бы не в этой жизни. А боль такая, как будто бы это случилось только вчера. Но при всей этой боли она все равно чувствует Божию поддержку.

«Это была бы двойная утрата»

С той новогодней ночи, когда Ивана отвезли в больницу, и до дня его ухода прошло шесть лет. Шесть лет Господь дал ему для спасения души. Много это или мало, отец Евгений не знает. Но он точно знает, что Иван это время использовал «на полную катушку».

Шесть лет Господь дал ему для спасения души. И Иван это время использовал «на полную катушку»

Почему Господь дал ему это время? Можно, конечно, сказать: потому что Иван всегда был добрым, совестливым, порядочным человеком… Но на самом деле Господь ведь каждому желает спасения. И по своей Любви время на это Он дает всем, призывает к Себе всех. Но, к сожалению, не все слышат.

– Конечно же, не только у Ивана был такой шанс, – говорил отец Евгений, – Господь каждому дает по жизни много предупреждений и знаков. Только люди их не воспринимают. У меня было много примеров, когда приходил человек в храм после какого-то события (чаще печального). Я ему объяснял, что все не просто так. Что Господь его любит и хочет спасти. Что он должен из этого события что-то почерпнуть, понять, изменить, сделать шаг навстречу Богу. В храм начать ходить, в конце концов. Человек и ходит поначалу. Потом ему легчает – и он уходит. И появляется лет через 5–7–10, когда ситуация уже другая. Более катастрофическая. Но ее можно было бы избежать, если бы человек в храме остался, в грехах начал каяться. Господь его призвал, а он тогда не услышал. «Помните, я вам это говорил?» – спрашиваю. Кто-то даже не помнит. А Иван с Верой пришли и остались. И он ни секунды не потратил впустую. Поэтому, несмотря на всю боль, которую уход этого человека причинил и до сих пор причиняет всем, это очень большое утешение. И даже в этой тяжелой ситуации Господь милостив и все «продумал». Потому что, если бы такое произошло с ней, а не с ним, она бы ушла и потерялись бы оба. У Веры, при всем том, что она прекрасная женщина, не было такой внутренней духовной готовности предстать перед Богом. А Иван был готов, как я это видел. И с ним, останься здесь он, а не Вера, я бы не справился. Ей тяжело, ни дня без боли, но она этот крест несет. А зная его, это была бы двойная утрата. Было бы такое уныние, что человек не смог бы перенести. Что-то бы случилось. Я бы сам с ним «чокнулся».

Только она и Бог

Батюшка замолчал. Задумался о чем-то своем. Немудрено, потому что повторное переживание этой истории далось ему непросто. Я это понимала. А потом начал вспоминать, как приезжали к нему в гости Иван с Верой. Как жарили они шашлыки, говорили, смеялись.

Я сама хорошо знаю и люблю эти посиделки у отца Евгения. Когда много народа и ломится стол. Ломится не потому, что батюшка сказочно богат. А потому что каждый что-то принес с собой. На костре варится уха или жарится мясо. Или грибы: батюшка – мастер делать шашлык из шампиньонов. Тут же домашнее вино или вишневая настойка. А для меня персонально «не женское» пиво. Я ни вин, ни настоек не люблю.

И течет беседа. И мирская, и духовная одновременно. Хорошо, тепло, легко, по-домашнему.

Никакие соболезнования не утешают. И не утешат никогда. Утешает молитва

– И знаешь, – говорил мне отец Евгений, – если раньше радость общения с той семьей поддерживалась накрытым столом, то с уходом Ивана и стол ушел на 125-й план. Радости от него нет никакой. Понятно, что он есть, мы сидим, общаемся. Но душа-то болит. И воспоминания эту боль не облегчают. И никакие соболезнования не утешают. И не утешат никогда. Утешает молитва. Ты сидишь, молчишь, молишься про себя. И вдруг попадаешь на такую волну, что спокойно и тебе, и человеку. Совсем другое качество общения. Совместное пребывание в молитве дает обоюдную внутреннюю тишину. А словесное утешение не дает ничего. Особенно – с упором на мир.

– Ой, ну хватит. Столько времени прошло, – говорили Вере знакомые. – Сколько можно скорбеть?!

– Тю. Что тут такого?! Сколько жен теряет мужей. Ты красивая, еще выйдешь замуж.

– Но от этого ей становилось только хуже, – говорил батюшка. – Потому что такие браки – это огромная редкость. Их почти не бывает. Это дар Божий и труд человеческий. Я Вере сразу сказал: «Никому ничего не рассказывай, ничем ни с кем не делись. Тебе будет только больнее. Ты откроешься – а тебя никто не поймет. Только додавят».

Додавят. Увы, так тоже бывает. Кто-то «додавливает» из лучших побуждений, не специально, как бы утешая. А кто-то, к огромному сожалению, и специально. Для чего? Сложно объяснить. Возможно, хотят убрать из своего благополучного мира даже намек на беду и боль.

– Я еще в детстве читал сказки, и меня всегда удивляло, – вспоминал отец Евгений. – Вот есть несчастный персонаж, у которого беда на беде. А рядом с ним какие-нибудь сестры, мачехи, бабки, которые его еще больше догружают и добивают. Своей детской душой я никак не мог это принять. Люди же не могут быть такими! Неужели не видно, что человеку плохо? А они зачем-то делают еще больнее! Но так не бывает! Какие-то выдуманные злые герои. А когда я вырос, я понял, что часто так и есть. Это, знаешь, как одного гуся укусила собака. Ты под перьями этого не видишь. Но другие гуси его начинают сторониться и к себе не подпускают. А если он начинает подходить: «Я же ваш, я всегда с вами был. Мне просто сейчас больно», – они начинают на него шипеть, прогонять. Ты смотришь: что такое? Один гусь отдельно, а все в стае. Осматриваешь его, и оказывается – он ранен. И поэтому гусиное общество его не принимает. Выживает сильнейший. И в жизни люди зачастую ведут себя как животные. Человек тяжело ранен. Может, он и не будет носить темный платок и иметь скорбное лицо, но он уже будет другим. Не внешне – внутренне. Он не будет разговаривать на какие-то темы. Он не будет материться, он не будет празднословить, не будет осуждать, слушать бестолковую музыку. Ему не до того, ему больно. Но никто этого не будет понимать. Его будут толкать, щипать, как эти гуси. Гнать от себя, если он не будет как они. Чтобы жить, не задумываясь ни о чем таком. И то, что в сказках показывается, оказывается, в жизни так и есть.

Конечно же, вокруг Веры были и есть добрые люди, которые искренне стараются ей помочь. Батюшка с матушкой, другие. Но главное – рядом с ней Бог, Который ее поддерживает и несет на руках.

– Если бы не эта Его поддержка, она бы сошла с ума, – говорил мне отец Евгений. – Потому что по большому счету сейчас она совсем одна. Иван ушел, и ни дня без боли. Дети – на той стороне. Увидеться с ними возможности нет. Из тех, с кем она работала, никого не осталось. Никаких клиентов. В домах нет отопления. Одиночество, холод, непонимание. Только она и Бог.

Этот мир уже не настоящий

Я слушаю, и мне все равно непонятно. Непонятно, почему Богу нужно было забрать одного человека и сделать несчастным другого? Почему нельзя было оставить обоих здесь на земле и позволить им быть счастливыми еще десять-двадцать лет?

Я спрашиваю об этом отца Евгения. Хотя и знаю, что он не любитель «препарировать Промысл Божий». Он сам так и говорит, что неблагодарное это дело.

Он молчит, думает. Я вижу его по видеосвязи. Я очень хорошо знаю это его лицо. Сейчас он скажет что-то, что было выстрадано, вымучено, сотни раз думано-передумано. Он проводит рукой по лицу, как будто смахивая думы, которые и ему самому нелегки. И отвечает на мой вопрос. Отвечает не потому что точно знает ответ. А потому что сам его ищет:

На моих глазах произошло удивительное духовное преображение человека. Свершилось настоящее чудо

– Эта история для меня очень важна, потому что на моих глазах произошло удивительное духовное преображение человека. Свершилось настоящее чудо. Но оно не такое, к которому мы привыкли: «Жили они долго и счастливо и умерли в один день. Хэппи энд!». Оно с каким-то явным упором на вечность. Знаешь, Лен, иногда самые чистые человеческие чувства смазывают настоящую Божественную Любовь. Когда нам хорошо, мы часто останавливаемся на этом простом человеческом счастье. Пусть очень светлом, но – земном. Это тяжело выразить словами, но в духовном мире есть такая глубина, которую невозможно постичь без полной веры и доверия к Богу. А зачастую это доверие выражается в несении креста. «Что тебе, человек, нужно? Ограничишься ты только земным или жаждешь большего?». Мы почти все ограничиваемся земным. А ведь в нас сокрыт огромный духовный потенциал! Но мы сами этот потенциал возделать не можем. Нам мешает наше земное счастье. Нас ограничивает наше земное положение. Мне самому это больно и страшно понимать. Это приблизительно как у апостолов со Христом. Они любили Его как учителя, как Сына Божиего. Но со своим земным, меркантильным пониманием. Но это оказалось несравнимо с тем, что произошло после Его воскресения. Когда все мирском отошло, и пришла благодать, сошел Дух Святой и открыл им высоты, не соизмеримые ни с чем. «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его». Но это пришло через огромную трагедию, потерю и боль. Духовное царство, которое Господь обещает и обязательно даст, нельзя променять на земное. А совместить – не знаю… Может быть, поэтому с нами это случается. Господь забрал Ивана в самый лучший момент. Это избитая фраза – но это так. Я тому свидетель. А Вере, отняв у нее земной рай, Он, возможно, приоткрыл Свою дверь туда, где Он приготовил для нас лучшую жизнь. Да, боль никуда не уходит, но и постоянная благодать чувствуется. Жизнь ее стала совсем другой. Для многих это непонятно. Потому что все люди по-разному переживают подобные ситуации. Кто-то находит себе другую пару. Кто-то уходит в общение с подругами. Кто-то – что-то еще. Здесь этого ничего нет. Есть духовное уединение. Как будто этот земной мир для нее уже не настоящий. А настоящее – ТАМ.