Другой — это я сам

Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного;
нет мужеского пола, ни женского
(Гал. 3, 28).

Люди часто говорят о ком-то: «Он расист», говорят о классовых различиях, о расизме, а некоторые мудрецы века сего и вовсе утверждают, что надо быть выше Родины, выше религии и т.д. Но 2000 лет назад святой апостол Павел, чьи слова сохранены в Священном Писании, говорил нам, что пред Богом нет никакой разницы, еврей ты или эллин — с национальностью покончено, — раб или свободен. И это в те времена, когда рабов за людей не считали, в Римской империи и даже в греческой философии рабов не считали людьми: ты раб, значит, ты не человек. Римляне считали, что раб — это вещь, предмет.

«Нет мужеского пола, ни женского», ни тех различий, когда другой человек оказывается низшим. Все это упраздняется, «ибо все вы одно во Христе Иисусе».

Здесь не сказано, будто «вы все — одно смешение во Христе», что означало бы уравнивание всех и превращение в какое-то желе, нет, каждый сохраняет свою личность, мужчина остается мужчиной, он не становится женщиной, женщина остается женщиной, иудей остается иудеем, он не становится сирийцем, турок остается турком, грек греком, но мы все — один человек, а не какая-то смесь.

Когда-то существовали идеологии, говорившие о равенстве, потом от них отказались, но тогда учили о равенстве, о том, что все люди равны, и между ними должно быть равенство. У одного старца спросили:

— В чем разница между равенством в такой идеологической системе и равенством евангельским?

Он ответил:

— Разница между ними такая же, как между уравниванием и равенством.

То есть одно дело — всё уравнять, и другое — равенство. Уравнивание значит, что ты берешь бульдозер, проезжаешься сверху и все раздавливаешь, и все становится одним целым: мужчины, женщины, евреи, эллины, иудеи, рабы, свободные, большие и малые — все превращаются в пюре, исчезает индивидуальность человека, исчезает его личная история, исчезает личное существование человека. Он превращается в пюре.

Когда мы делаем котлеты, мы берем картошку, фарш, лук, яйцо, все смешиваем и потом формируем одинаковые котлетки. Христос не поступает так с человеком. Христос сохраняет индивидуальность человека, сохраняет все его особенности, черты и историю, всё, что его отличает как человека.

Христос сохраняет индивидуальность человека, сохраняет все его особенности, черты и историю, всё, что его отличает как человека

А что Он делает с человеком? Он удаляет из него духовные токсины, страсти, грехи — и вкладывает в него чувство, что другой — это мой брат, другой — это я, мы — один человек, а не какая-то смесь. Мы, все люди, образуем одного человека, как Отец, Сын и Святой Дух являются одним Богом, единым Божеством в трех Лицах. Есть миллиарды человеческих личностей, но мы — один человек, потому что соединены в любви Христовой.

Этого, конечно, достигнуть нелегко. И все-таки, как человеку достигнуть того, чтобы смотреть на брата своего как на самого себя? Некоторые говорят, что для этого надо любить себя, ведь Христос говорит, что ближнего надо возлюбить как самого себя (Мф. 22, 39), следовательно, чтобы возлюбить ближнего, надо сначала полюбить себя. Потому что кто-нибудь может сказать:

— А я себя не люблю.

Знаете, сколько вокруг таких людей, которые не любят себя? Ведь сегодня у людей большие проблемы с самоуважением, с самооценкой, и бедные психологи от этого страдают, потому что стараются исправить самооценку другого человека. А он говорит: «Я не люблю себя!» Бывают случаи, когда человек до того себя не любит, что наносит себе увечья. Да, есть такие психиатрические проблемы, когда человек так сильно себя ненавидит, что калечит себя. И что же, выходит, такой человек не должен возлюбить другого? Или, поскольку он не любит себя, то может сказать: «Я не люблю себя, поэтому не буду любить никого»? Нет, это не так. Возлюбить другого, как самого себя, значит возлюбить его так, словно он твое «я». Другой человек — это не другой, не кто-то чужой, стоящий передо мной, а мое «я», это я сам. И в этом наша цель, поэтому святой апостол и говорит здесь: «Вы все — один человек».

Когда любишь себя эгоистично, сластолюбиво и себялюбиво, ты никогда не полюбишь другого человека. Ни один индивидуалист, ни один эгоист не любит кого-нибудь другого. Мы любим другого тогда, когда он любит нас. Вы видите это даже на примере брака. Ты собрался взять девушку в жены и говоришь:

— Но только смотри, если обманешь меня, я тебя убью! Я так сильно тебя люблю, так сильно обожаю, что готов убить и превратить тебя в фарш, если ты меня обманешь!

Говорить так — это по-человечески, но по-евангельски ли? То есть разве любовь зависит от того, любишь ты меня или нет? «Если любишь меня, и я буду тебя любить, сделаюсь для тебя ковром, чтобы ты ступала по мне, но если не будешь любить, тогда вместо ковра превращусь в змея, чтобы тебя проглотить!» Это не евангельская любовь, это «любовь» Кроноса. Помните Кроноса из древней мифологии, который от большой любви съедал своих детей? Такую великую любовь питал к ним.

Такова эгоистичная любовь. Мирская, человеческая, плотская любовь любит, но хочет чего-то взамен, хочет воздаяния, ответа. А любовь Божия, Христова любовь, говорит святой апостол Павел, не ищет своего (ср. 1Кор. 13, 5), она любит и не хочет быть любимой, не ищет воздаяния, и поэтому не порабощает другого человека. Напротив, делает его свободным. И благодаря этому другой обретает себя, не испытывая того давления, когда от большой любви его хотят задушить.

Всё это делается в Иисусе Христе, благодатью Христовой и Его присутствием

Да, человеку трудно достигнуть того, чтобы смотреть на всех людей как на самого себя, как на одного человека, но он может прийти к этому через Христову любовь, через очищение себя от страстей, через свободу, через преодоление своего эгоизма, эгоцентричности, себялюбия, сластолюбия, сребролюбия, — так он может достигнуть того, чтобы смотреть на брата своего вот таким образом.

Для этого у Церкви имеются практические добродетели. Она велит нам подавать милостыню. Зачем? Чтобы преодолеть нынешний экономический кризис? Или чтобы бедные стали богатыми, а богатые бедными? Нет, не для этого, а чтобы ты помог себе сам преодолеть свой индивидуализм. Чтобы ты смог избавиться от мнимых костылей, за которые хватаешься каждый раз, когда думаешь, что с твоими деньгами ты что-то из себя представляешь, с твоей красотой что-то значишь, с твоей ученостью ты такая важная персона, и у тебя такое чувство, что ты вот-вот покоришь мир. Но всё это — ложные опоры. Они все рушатся. Поэтому ты их преодолеваешь и останавливаешься на истине, на том, чтобы встать рядом с другим человеком не как эгоист, не наводя на него страх, не причиняя ему боли, а видя в нем свое «я». Как не боишься своего «я», но заботишься о себе, так же начинаешь относиться и к брату своему. Но, конечно, всё это делается всегда в Иисусе Христе, благодатью Христовой и Его присутствием.

***

Однажды я приехал в одно село, и хозяин говорит мне:

— Сейчас приготовлю тебе что-нибудь поесть!

— Я ничего не хочу!

— Нет, я тебе приготовлю что-нибудь! Приготовлю!

— Ну, тогда сделайте мне жареную картошку!

— Жареную картошку?

— Да. Это сложно?

— Жареную картошку?

— Да, жареную картошку.

— То есть картошку фри?

Я сказал ему:

— Эх, деточка моя, ну, где же ты это взял? Разве в вашем селе вы называете жареную картошку картошкой фри?

***

— С одними людьми мы больше подходим друг другу, а с другими нет. Как поступать в таких случаях?

— Вот поэтому мы и говорили, что это очень трудно. Это человеческое, то, о чем ты говоришь. Все мы, пока пребываем в своих естественных качествах, функционируем таким образом. Есть люди, которые нам нравятся, нам радостно с ними быть, а есть другие, которых, как только увидим, мы хмуримся: «Опять явился? Опять он здесь, передо мной?» Ну что ж, так оно бывает, но давайте хотя бы будем знать эту свою немощь и не оправдывать себя, а говорить: «Я человек, откуда у меня сила не делать этого?»

Как-то один юноша пришел к святому старцу Паисию, желая стать монахом. Он был с характером, ходил ко многим старцам, но все его прогоняли со словами:

— Сын мой, ты не для монашества, ты своевольный!

Приходил он и к нашему старцу Иосифу, и тот сказал ему:

— Сын мой, у меня уже был старец, я его похоронил и другого старца не хочу!

Пришел он к старцу Паисию и говорит ему:

— Меня все прогнали, остался только ты, святой!

Старец Паисий говорит ему:

— Слушай, если бы я был святым Антонием Великим, я бы оставил тебя и даже исцелил бы. Но, поскольку я не святой Антоний, тебе надо будет до вечера уйти и пойти куда-нибудь в другое место. Я не могу тебя оставить.

То есть по-человечески, по человеческим качествам, действительно есть люди, которые несут нам утешение, а есть другие, которые создают нам трудности, иногда даже ничего не сделав, просто мы не подходим друг другу. Поэтому нам надо превозмочь свое «я» и еще больше подвизаться, если другой человек нуждается в нашем присутствии. Давайте постепенно отсекать свою волю. Идеалом для нас было бы испытывать утешение со всеми людьми, и чтобы никто нас не раздражал.

Действительно, было удивительно, как эти великие святые чувствовали утешение со всеми людьми. У них не было никаких проблем. Тогда как человеческое — одних людей хотеть видеть, а других нет. Это не совершенное, а человеческое, то, что нам надо преодолеть, но после того, как для начала мы осознаем это.