Одна жизнь и две смерти

– Я очень переживал за свою бабушку, – говорил мне отец Евгений, знакомый священник с новых территорий. – Получается, жизнь заканчивается, а человек со своим грехом справиться никак не может. Он не любит его, этот грех, борется с ним. А грех все равно побеждает. Человек падает, встаёт, опять борется, опять проигрывает. И так по кругу... Но в такие моменты и рождается смирение: «Господи, без Тебя я ничего не могу! Одна у меня надежда – на милость Твою!» И когда человек вот так вверяет себя Богу, все и разрешается.

В этот раз отец Евгений рассказал мне о своей бабушке Таисии. Странно так. Мы столько лет знакомы, а эту историю я слышу от него впервые.

Как кошка с собакой

– У бабушки моей очень непростая была жизнь, – рассказывал батюшка. – С рождения, можно сказать. Ее отец, мой прадед, женился на ее маме против своей воли. Он влюбился в какую-то простую бедную девушку, но родители не разрешили, навязали ему другую – из зажиточных. Мою прабабушку. Они сами с Урала, потом уже попали на Юго-Восток Украины. А дома у них были какие-то серьёзные устои. Родители принимали решения.

В этой семье родились трое детей. В том числе бабушка отца Евгения. А потом началась война...

– Прадед воевал, а после победы вернулся не к своей жене, а к той, которую все это время так и любил. К той бедной девушке. И остался там. А прабабушка моя осталась с тремя детьми.

Военное детство и вся жизнь бабушки Таисии прошли на Юго-Востоке Украины. Там она вышла замуж за деда отца Евгения, которого тоже звали Евгений. И у них родилось четверо детей. Среди них – батюшкина мама, которую я хорошо знаю.

– Но с дедом у бабушки Таи были тяжёлые отношения, – рассказывал батюшка. – Он не пил, даже не курил. Но был огромный любитель чтения. Выписывал все советские газеты и журналы, которые только были. Тратил на них все деньги, и на детей ничего не оставалось. Он вообще был очень своеобразный человек. В семье жил так, как будто он один. Хотя я помню моменты, когда он брал меня с собой, показывал самолеты. Значит, и любовь была. А было и такое, что он на несколько лет уходил и жил отдельно. И бабушке вообще приходилось подавать на алименты, чтобы хоть какие-то деньги получить, потому что иначе он все тратил на эти газеты и журналы... Как кошка с собакой, в общем. Слово за слово, и никто из них не может смолчать. Я ей: «Бабушка, ну, потерпи. Ну, зачем ты отвечаешь? Ну, говорит он, а ты молчи. Это же просто». Я уже тогда священником был. А это у неё привычка, которая за жизнь сложилась. У обоих так. И работает она четко. Как у курильщика – покурить. «Щелк» – и понеслось...

«Когда благодати нет, ее придумывают»

До шестидесяти с лишним лет бабушка отца Евгения была некрещёной. Он ее потом и крестил.

А до этого часть батюшкиных родственников – дядя, тетя и бабушка Тая – тоже попали в модные тогда протестантские движения, которые начали просачиваться в разваливающийся Советский Союз.

– И я с бабушкой тоже иногда к протестантам ходил, когда пацаном был, – рассказывал отец Евгений. – В православный храм – еще нет: меня только крестили – и все. И, знаешь, эти люди мне тоже нравились. Потому что в своей общине они реально старались вести себя как братья. Очень друг другу помогали. И вообще – все классно, и вредных привычек у них нет. Но когда попадал на эти их службы, когда кто-то из них начинал что-то там выкрикивать, у меня начиналось дикое, просто дичайшее внутреннее противление всему этому действу. Как будто реально что-то бесовское происходит. Я ещё думал, что со мной что-то не то.

Раза три будущий отец Евгений посетил эти «богослужения». А потом к нему ночью пришёл черт

Раза три будущий отец Евгений посетил эти «богослужения», чтобы «выгнать из себя нечистого духа», наличие которого он в себе заподозрил. А потом к нему ночью пришёл черт.

– Я почувствовал рядом с собой что-то тёмное. И с красными глазами! Оно стало меня колошматить, душить. На меня такой ужас тогда напал, ты себе не представляешь! Но я на тот момент уже «Отче наш» знал. Прочитал – и это все рассыпалось. Эта зараза ушла туда, откуда она пришла. А ещё, пока это тёмное здесь было, я в душе ощущал то же самое, что на тех бабушкиных мероприятиях. Что-то вражье просто. И я сразу понял: туда мне ходить больше нельзя! Хотя по-человечески, с точки зрения морали, нравственности и отношений, с них пример можно брать. По крайней мере с тех – бабулиных...

Отец Евгений говорил, что потом уже, в своей священнической практике, сталкивался с тем, что к нему в храм приходили протестанты различного толка и нормально себя чувствовали, многое им нравилось. Особенно когда про святых отцов беседовали.

– А их – нам не заходит. Наверное, потому, что безблагодатное вообще. А когда благодати нет, протестанты, получается, ее придумывают. Видно, что их «молитвы» идут с каким-то надрывом, с истерикой. Такое, в общем... Дух не тот.

«Женечка, я же обещала Богу служить»

Когда отец Евгений стал священником, он много говорил об этом со своей бабушкой. Не то чтобы давил, но объяснял.

– Главное ведь, что у этих пятидесятников нет Причастия. Я ей это говорил. А в Писании четко сказано: «Если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную» (Ин. 6, 53). И бабушка очень переживала об этом. Сначала она, правда, считала, что там есть Причастие. Но я ей посоветовал поговорить с их пастором, спросить прямо: «Причастие или не Причастие? Тело и Кровь или не Тело и Кровь?» И он ответил, что нет, не Тело и Кровь, а символы.

Беспокоило бабушку Таисию ещё и другое.

– Женечка, я же обещала, что буду Богу служить, когда приходила в эту протестантскую церковь. Я была так благодарна, что Он мне открылся. Как же теперь быть с этим обещанием?

– Ну, вот, бабушка, ты свое обещание и выполнишь: то было начало пути, а теперь тебе Господь даёт возможность все и сделать, – отвечал внук.

– И тогда она со спокойной душой приняла Православие, – говорил мне отец Евгений.

Храм, куда ходила бабушка Таисия, находился в трёх километрах от ее дома. Человеком она была хоть и не так чтобы совсем дряхлым, но пожилым. Да и ноги болели. И она брала пустую детскую коляску и катила ее перед собой – как ходунки.

А ещё время от времени, когда местный батюшка просил, приходила туда ночью – подежурить.

– И пока она могла ходить, все время (ну, кроме того, когда была на огороде) старалась быть в храме, – рассказывал отец Евгений. – Я помню, что можно было позвонить туда в любое время и там ее найти. Это были 2000-е годы, а в 2005-м она умерла. Царство ей Небесное!

Принимая как Божию волю

Но пока бабушка Таисия была жива, они с дедом так и находились в постоянном противостоянии.

Пока бабушка Таисия была жива, они с дедом так и находились в постоянном противостоянии

– Я очень переживал, – признавался батюшка. – Было видно, как все это для неё мучительно. Поругались, она сожалеет. А потом по новой. Вот так страсти мучают людей... Знаешь, в житиях встречаются моменты, когда уходил человек в затвор, чтобы блуд, например, победить. А когда выходил по какой-то нужде, за водой или сухарями, обязательно встречал женщину, и с ним раз за разом приключался этот грех. Он возвращался, каялся, плакал. Но каждый раз с ним это повторялось. Он бы и рад не выходить из затвора, но не выйти не может – жизненная необходимость. Он не отходит от Бога, он пытается греху противостоять, но ничего не получается. И в итоге человек говорит: «Господи! Я делаю то, что могу. Но спасусь я или нет, зависит не от меня, а от Тебя! Хочешь видеть меня в раю, буду в раю. Слава милосердию твоему! Хочешь видеть меня в аду, будь благословен ещё больше! Слава правосудию твоему и справедливости твоей!» Человек со смирением принимает то, что ему Бог даёт.

И у бабушки отца Евгения так получалось. И вера у неё была. И бежала она в храм, реально как на источник водный. Причём не молодая ведь была, а пожилая, больная. Ей это давалось с большим трудом, но она шла. И оставалась с ночёвкой. А дома вечные скандалы.

– И она ничего не могла с этим поделать, – говорил батюшка. – Только смиряться. И я не мог. Только молился. Но насколько же милостив Господь! Такую любовь изливает на нас. Если человек правильно ставит себе вопросы о том, что он хочет получить, хочет он получить только какое-то облегчение в этой жизни, или хочет получить спасение – через примирение с теми обстоятельствами, которые в его жизни случаются, принимая их, как Божию волю… И бабушкину ситуацию Господь разрешил.

«Ой, как хорошо!»

За две недели до смерти бабушка отца Евгения заболела и попала в больницу.

– Причём Господь дал ей почувствовать, что она скоро умрет, – рассказывал он. – Накануне ее госпитализации я был у неё в гостях. И она показала мне старый сундук, где лежало все для похорон: от платочков до полотенчиков и ткани, которой обивать гроб. И была бумажка (она у меня до сих пор хранится), в которой написано – где, что и кому. «Это на руки тем, кто несёт, это – тем, кто опускает. Это – тому, кто крест несёт». Всё-всё. А бабушке только 70 должно было исполниться.

Хорошо поговорили. Ничего недосказанного не осталось. Как будто друг друга отпустили – до встречи

– Ну, ба, да ладно, – сказал тогда на это отец Евгений.

– Я знаю!

– И мы сели, поговорили, – вспоминал батюшка. – Долгонько так пообщались: и по поводу духовного состояния, и молитвенной поддержки. Хорошо поговорили. Ничего недосказанного не осталось. Как будто друг друга отпустили – до встречи. Ещё увидимся, но до этого долго видеться не будем.

А тогда – в больнице – бабушка отца Евгения оказалась изолирована от этой своей тяжёлой домашней ситуации. Господь как будто бы убрал от неё все раздражители. И, зная, что умирает, она обрела возможность находиться в себе, с собой и с Богом.

Зная, что умирает, она обрела возможность находиться в себе, с собой и с Богом

– Ей становилось все хуже, и буквально в последний день ее жизни мне позвонила моя мама, которая была с ней рядом, и сказала: «Так и так, она лежит, улучшений нет, может, надо ее уже и причастить?» – рассказывал отец Евгений. – Я позвонил местному настоятелю храма: «Сходи, пожалуйста, причасти бабушку». Он же ее знал. А он такой: «Ну, куда ты торопишься? Выдумываешь». – «Бать, пожалуйста. На сердце так лежит. Я тебя прошу – пойди сегодня и причасти ее». Пожурил меня, что я тороплю события, но причастил. И ушёл. А бабушка лежит на постельке и маме моей говорит: «Доченька, поправь, пожалуйста, подушечку!» Мама ей подушку поправила, бабушка легла: «Ой, – говорит, – как хорошо!» Выдохнула – и дух из неё вышел. Понимаешь? Мирная, блаженная христианская кончина. Я долго вопросом задавался, как она уйдёт от того, что ее мучает. И Бог все устроил, чтобы не было этой нервотрепки. Человек покаялся и так вот ушёл. Как в житиях, когда люди полное доверие на Бога возлагали. Они боролись со своими грехами и надеялись, что Господь их помилует так, как Он знает, управит, как Он может. И что они отойдут, как мы на службе просим, – мирной, христианской, непостыдной кончиной. И эта мирная кончина даётся людям, которые веруют Богу. Но не тем, кто думает: «Да ладно, я погрешу, а потом покаюсь». Вот такие как раз могут не успеть покаяться. Что-то произойдёт, и может не получиться. Потому что смирения нет. Есть дерзость, гордость, хитрость такая. А когда есть смирение, видение своих грехов, надежда на милосердие Божие и борьба изо всех сил, – вот тогда Господь такую милость и оказывает.

«Иди туда, где дрова»

А с дедом отца Евгения, тоже Евгением, получилось иначе.

– Дед у нас такой был... Когда был коммунизм, он критиковал коммунистов. Потом, когда развалился Советский Союз, он стал коммунистом, – рассказывал батюшка. – Ну, и атеистом. Был и остался. Мы его уговаривали принять Крещение, потому что он даже некрещёный был. А он отказывался. Он ещё читал какую-то «богохульную библию».

Под конец жизни дедушке отца Евгения поставили страшный диагноз.

– С одной стороны – страшный. С другой – Господь все же давал ему время на покаяние, – говорил батюшка. – У дедушки желудок зашёл в диафрагму. Он мог вкушать только маленькое количество пищи. Которого достаточно было, чтобы сразу не умереть. Но очень мало, чтобы хватало на жизнь. То есть его ожидала медленная голодная смерть. Был вариант вскрыть грудную клетку, но врач сказал, что 98 процентов, что он умрет. «Но есть 2 процента. Хотите, я сделаю. Но, честно, я не хочу его убить на операционном столе». И дед медленно, потихонечку, целый год умирал. Мама моя за ним смотрела.

Ночами дед Евгений просыпался в холодном поту от собственного крика. Ему снилось, что он летит в пропасть

Ночами дед Евгений просыпался в холодном поту от собственного крика. Ему снилось, что он летит в пропасть.

– Мне страшно! Я срываюсь в чёрную пропасть. И долго-долго – нет там дна, – говорил он своей дочери, маме отца Евгения.

– Пап, нужно покаяться, – отвечала она. – Потому что пока это просто сон или видение. Ты можешь проснуться и позвать меня на помощь. И этого всего не будет. Но однажды, когда душа твоя покинет тело, эта адская пропасть, в которую ты падаешь, будет для тебя навсегда. И, сколько бы ты ни звал, я ничем не смогу тебе помочь.

«А я лежал, и мне сказали: ‟Это все! Иди туда, где дрова”»

– Но дед отнекивался: «Ой, да ладно», – рассказывал мне отец Евгений. – Я был у иконы, у чудотворного кровоточивого лика Иисуса Христа. Приходил, рассказывал деду. Он видел в моих глазах, что я не вру. Он же меня знает. И в его глазах я видел, что он вот-вот скажет: «Да». И даже сам себе сконфузится. Я ждал, надеялся. Но он говорил: «Нет! Ну, и что?» Ну, и что... А в последнюю свою ночь он пошёл в туалет, по дороге упал и разбудил маму. Она подошла к нему: «Ну, куда ты пошёл? Ты же знаешь, что я готова тебе всегда помочь, провести. Буди меня». А он отвечает: «А я лежал, и мне сказали: ‟Это все! Иди туда, где дрова”. Я и пошёл».

Мама отца Евгения провела батюшкиного деда в туалет, и он там умер.

– Вот такая печальная история была с дедом. Но тоже показательная. «Всякое дерево, не приносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь» (Мф. 7, 19). Оно становится дровами... И, знаешь, рассказал я тебе про уход бабушки и дедушки, такой разный. А я ведь не раз уже замечал: в духовно важных вещах часто бок о бок происходят два противоположных варианта развития одного и того же события. Не потому, что так получилось, а как раз чтобы показать, что все это не случайность. Это выбор человека – с чем и Кем ему быть. Это как два разбойника на крестах. Оба одинаково распяты, оба одинаково должны умереть. Грехи у них одинаковые. Но каждый в последнюю секунду выбрал своё. И участь у каждого разная. Одна грешная жизнь, но две разные смерти. У одного – дверь вверх, у другого – вниз.