Красивое Православие

Цветущий май. Художник: Эдуард Панов

Весна – это прекрасно… Мысли о красоте, гармонии, эстетике невольно приходят при созерцании цветущей природы. Чувства радости и окрыленности, наверное, чаще посещают все же весной, да и время покаянного очищения и светлых пасхальных торжеств приходятся именно на период пробуждения и расцвета природы после зимней спячки.

Японская поэзия, мир созерцаний так воспевает весну:

О, если б целый год
Была весна!
И я, работая в полях,
Без устали
Цветущей вишнею бы любовался!

(Домё-хоси)

Слишком долго я ждал,
Так, что сердце невольно впитало
Цвет и запах весны –
Даже снег на ветках деревьев
Представляется мне цветами.

(Фудзивара-но Ёсифуса)

Святитель Григорий Богослов определял красоту как атрибут Бога

Потому разговоры о красивом и прекрасном весной особенно актуальны. Порассуждаем же о красоте в Церкви.

Начать нужно с главного: Красота – одно из имен Божиих. В «Ареопагитиках», одном из самых мистических произведений Древней Церкви, Бог называется «αὐτόκαλλος» – Самокрасотой, Красотой самой по себе, изначальной красотой. О Святой Троице автор этого сочинения говорит как об исполненной Божественной гармонии и Священной красоты. Святитель Григорий Богослов определял красоту как атрибут Бога.

После творения мира Создатель дал оценку собственному произведению: «Хорошо весьма» (Быт. 1: 31). На языке Библии «хорошо» и «красиво» – синонимичные понятия. Бог творит красивый, гармоничный мир, в котором нет греха. Гармония становится атрибутом красоты. Грехопадение вносит хаос, духовную дезинтеграцию между Богом, человеком и окружающим миром. Мир не теряет полностью своей красоты, но становится менее привлекательным, земля подвергается проклятию и начинает производить «терния и волчцы» (Быт. 3: 17–18).

Зло начинает входить в бытие людей, захватывая сердца потомков обитателей Эдема. Это отражается на их внешнем облике: «печать Каина» – не что иное, как уродство, исказившее его лицо после тяжкого греха братоубийства. После Каина одним из ярких беззаконников ранней библейской истории стал Ламех, имевший одновременно двух жен. От первой родился Иавал, ставший отцом «всех живущих в шатрах со стадами», и Иувал, «отец всех играющих на гуслях и свирели». Вторая жена родила Тувалкаина, который стал ковачом, и дочь Ноему, которая стала, по Преданию, изобретательницей ювелирных украшений (см.: Быт. 4: 19–22). Святоотеческая экзегеза в отношении рода деятельности детей Ламеха говорит о том, что первые люди пытались чем-то заглушить свою тоску по Богу, поэтому создавали произведения искусства. Их стремление к прекрасному говорило о том, что жива была еще на земле память о рае.

Само по себе стремление к красивому, эстетическое начало – одно из проявлений образа Божия в человеке, потому в Церкви, прекраснейшем творении Бога, Его проявлении в этом мире, априори должно быть красиво всё. Церковная гимнография, музыка, архитектура, иконопись всегда стремились быть на самом высоком эстетическом уровне. Прекрасный церковный хор, стройность и красота богослужения, изысканность архитектуры – это лучшие формы проповеди, которые когда-либо знала Церковь. Красота и стремление к ней – сущность христианского мироощущения.

Красота и стремление к ней – сущность христианского мироощущения

Всем нам известна фраза из романа Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы»: «Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей». Но мало кто помнит контекст этой фразы и предыдущее предложение, вводящее нас в постижении смысла этой борьбы: «Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь». Так за что же идет борьба двух противоположных начал в человеческом сердце? Не за правильное ли восприятие красоты?

В мире, где утверждается похоть плоти, похоть очей и гордость житейская (1 Ин. 2: 16), красота может быть поводом для соблазна. Говоря языком Байрона, есть и «дар пагубной чудесной красоты». На красивую девушку можно смотреть по-разному: возбуждать низшие инстинкты или последовать совету преподобного Иоанна Лествичника – глядя на прекрасное творение в женском обличье, прославить мысленно Творца, создавшего такую красоту. В этом и есть главный «функционал» всего красивого – говорить о Высшей Красоте. Красота мира, людей, вещей есть отражение невидимого в видимом, потому использование красоты в корыстных и иных греховных целях пагубна прежде всего для носителя этого Божьего дара.

Греческое слово kalos имеет значение «красивый», этимологически оно связано с глаголом kaleo, означающим «я зову», «призываю», «я молю» или «взываю». В этом случае видно особое качество красоты: она призывает нас выйти за пределы самого себя и войти в границы Другого, Который в том числе и через красоту стучится в наши сердца.

Наиболее мистичная и глубокая встреча Бога и человека происходит в Церкви, особенно во время Божественной литургии. Каждому церковному человеку известна литургическая красота. Сама литургия полна символизма, мистики, красоты. Это Царствие Божие, приходящее зримым образом по благодати Святого Духа.

Служение Божественной литургии – величайший и красивый творческий акт Бога и человека. Таинственное соединение Христа и Его творения, происходящее на литургии, есть то, что невозможно познать умом и облечь в слова. Торжественность и красота литургии не оставляет равнодушным никого, даже тех, кто далек от Церкви. Все лучшие творческие силы человеческой души вложены в литургию: церковная архитектура, гимнография, иконопись, пение, облачения – всё это возвещает о литургии и о Красоте Самого Бога.

Литургия невозможна без народа: само слово «литургия» переводится как «общее дело», и собрание людей для участия в главном таинстве Церкви есть первый и важнейший акт Евхаристии. И если красивы все литургические действия, то должны быть красивы и сами участники этих действий. Не будем вести речь о красоте внутренней – это то, к чему мы, дай Бог, стремимся всегда через исполнение заветов Христа. Печальным иногда является внешнее проявление христианского образа – связь формы и содержания никто не отменял. Чеховская фраза «В человеке должно быть всё прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли» может быть вполне применима к православным церковным людям. Сам Христос призывал к подобной красоте даже во время поста: «А ты, когда постишься, помажь голову твою и умой лице твое» (Мф. 6: 17).

Современная церковная реальность в вопросах внешней красоты и эстетики сейчас весьма разнообразна. Можно увидеть молодых парней и мужчин, не первый год ходящих в храм в чем придется, часто весьма затрапезного вида. Такое поведение они аргументируют тем, что сместили духовные приоритеты от внешнего к внутреннему. Аргумент, честно говоря, спорный. Неужели трудно погладить в воскресное утро или заранее рубашку и брюки, почистить обувь, привести в порядок внешний вид и прийти в храм красивым? Ведь ходим же мы на важные официальные встречи в совсем ином виде, а к Богу, значит, можно попроще?.. И скажут же: «Да Ему это и не надо», – и вроде бы не погрешат против истины. Однако это нужно нам, это вопрос нашей дисциплины, нашего отношения к священным местам. Если к князьям человеческим мы являемся на поклон «при параде», а к Небесному Царю – только лишь заботясь о внутреннем, то возникает вопрос: а так ли хорошо это наше внутреннее?..

Церковная архитектура, гимнография, иконопись, пение, облачения – всё это возвещает о Красоте Самого Бога

Мы сказали о том, что красота – это одна из форм миссии. Не стоит забывать о том, что в храм во время службы могут зайти «случайные» люди, и, наверное, у них будет более яркое впечатление, если они увидят там людей в «брачных одеждах» с красивыми ликами, в которых отражается мужественность и женственность – дарованные Богом качества представителям обоих полов.

Нельзя в этой связи не упомянуть о женской красоте в Церкви. В порыве неофитства многим прихожанкам хочется надеть черную юбку в пол, замотать платком голову, иметь потухший взгляд, сутулую фигуру, и всё это – ради стяжания целомудрия и отчужденности от мира. Не так все-таки умирают для мира. По крайней мере, обычные миряне. Борьба с красотой часто становится у наших сестер видом особого духовного делания, плоды которого видны сразу: не только собственная внешняя неопрятность, но и осуждение тех, кто всё же заботится о собственной внешности перед посещением храма.

У наших барышень-монахинь есть на это «железный» аргумент – знаменитое изречение апостола Петра: «Да будет украшением вашим не внешнее плетение волос, не золотые уборы или нарядность в одежде, но сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, что драгоценно пред Богом (1 Пет. 3: 3–4). Но если внимательно прочитать контекст этой фразы и святоотеческое толкование, то можно увидеть, что ученик Христа всего-навсего расставил приоритеты, но не упразднил внешнее проявление женской красоты. Уж если можно просто есть во славу Божию, как заявил другой ученик Спасителя, («Итак, едите ли, пьете ли, или иное что делаете, всё делайте в славу Божию» (1 Кор. 10: 31)), то почему нельзя выглядеть красиво во славу Божию?

Автору этих строк приходилось видеть во времена своей ранней церковной юности поистине красивое зрелище в храмах – во время больших церковных праздников девушки и юноши одевались под цвет облачений священнослужителей. Зеленые рубашки и платья – на Троицу, голубые и синие – на богородичные праздники, все в красном – на Пасху. А сейчас этого практически нет… К сожалению…

Да, подлинна красива святость и приобщение к ней, убога и ущербна внешняя красота, если она не союзница внутренней гармонии и чистоты, но привести в порядок свой внешний телесный храм для внутреннего духовного обновления – вполне посильная задача для каждого. И тогда уж форма «подтянет» содержание.