Эскиз к картине «У врача». Художник: Марина Иванова Смирение – одна из важнейших христианских добродетелей. Когда я только шла к вере и воцерковлялась, мне казалось, что это качество – от слабости, от нежелания и неумения бороться, сопротивляться, отвечать на несправедливость.
И только несколько реальных историй заставили понять сердцем и принять, что сила – в смирении, в умении принять волю Божию, в вере в милость Господа.
Когда я училась в вузе, жила в Главном здании МГУ на Воробьевых горах. В соседней комнате жила Нино – аспирантка из Грузии. Она была доброй и неконфликтной, но что-то раздражало в ней, мне она казалась слишком правильной и спокойной, хотелось подшутить над ней, даже задеть ее. К соседке часто приходили в гости ее родственники, после ужина они пели красивые грузинские песни. Мы с друзьями веселились: начинали перекрикивать, громко пародировать их. Соседи смущались, и пение прекращалось. Тогда мы были уверены в своем «всемогуществе», в том, что легко можем заставить кого-то замолчать, быстро испортить настроение. Однажды Нино догнала меня, когда я возвращалась с утренней пробежки, и передала сумку с огромными сочными яблоками.
– Ты учишься и много работаешь. Я видела тебя по телевизору на пресс-конференции, возьми – это живые витамины…
Я остановилась перед входной дверью, теребя сумку, хотела извиниться, подбирала слова, но Нино быстро ушла
Мне стало стыдно: я некрасиво шучу, коверкаю трогательные грузинские песни, считая это достижением, а женщина, вместо того чтобы накричать на меня или хотя бы сделать замечание, как минимум обидеться и не разговаривать со мной, угощает яблоками. Я остановилась перед входной дверью, теребя сумку, хотела извиниться, подбирала слова, но Нино быстро ушла. Конечно, больше соседке мы петь не мешали.
Вспомнилась моя бабушка Прасковья Прокофьевна. Для меня она была примером веры, доброты, смирения и любви к людям. Она на месте Нино поступила бы так же: воздействовала бы любовью, а не злобой. Ее умение всех прощать и смиряться, верить в милость Господа поражала. Однажды в магазине у мамы украли кошелек со всей получкой. Ушли домой с пустыми руками, и мы с мамой заплакали от обиды и несправедливости, и только бабушка утешала нас:
– Господь не оставит. Значит, кому-то эти деньги были нужнее, может, вор – ребенок, у которого мама болеет. Все равно заявление подавать в милицию бессмысленно, вы даже описать вора не можете.
Мы пытались спорить с ней, говорили страшные слова о воре, желали ему жестокой кары. Бабушка же останавливала нас: никому не надо желать зла, нельзя никого проклинать. Ее любимый аргумент:
– Когда Господа распяли, люди, которым Он помогал, смеялись: мол, спаси Себя Сам. Но разве Господь злился, говорил проклятия? На ваших молодых и красивых лицах так неприятно смотрится гнев…
Мы с мамой стали сетовать, что останемся без обеда на ближайшие дни, ведь хотели приготовить борщ на мясном бульоне на неделю вперёд, отстояли очередь за говядиной, нам её взвесили, а кошелек из сумки исчез... Бабушка лишь улыбнулась: с голоду не помрем.
Вечером к нам неожиданно приехала бывшая бабушкина пациентка. Прасковья Прокофьевна много лет работала акушеркой в Баку. У нежданной гостьи более 20 лет назад она приняла непростые роды, в результате чего на свет появился 4-килограммовый мальчик-богатырь. Бывшая роженица приехала с мужем и уже взрослым сыном из Азербайджана. Сын отслужил в армии и собирался жениться, и его родители нашли наш адрес в Москве, желая отблагодарить бабушку за добросовестный труд, теплое отношение к пациенткам. К нам в квартиру в несколько заходов внесли большие корзины с фруктами, спелыми помидорами, готовой долмой, разными восточными десертами. Отдельно для бабушки привезли роскошный натуральный ковер. Гостинцев хватило даже не на неделю, а до следующей получки. А мы-то злились и плакали, что борщ не сварили... Мои одноклассники, оценив спелые груши и айву, шутили: «Нельзя ли сделать так, чтобы гости с Кавказа чаще внезапно приезжали?»
Было немало случаев, когда бабушка со своим смирением оказывалась права
Было немало других случаев, когда бабушка со своим смирением оказывалась права.
У брата врожденный порок сердца, и участковый педиатр обещала «выбить» ему операцию. Она уверяла: и так чудо, что он дожил до семи лет, но больше рисковать нельзя. Мы прошли всех врачей, от невролога до офтальмолога, сдали анализы, а главврач всё не визирует, отказывает. Мы переживали, пытаясь и конфетами, и словами, и через знакомых, и даже конвертом с деньгами добиться согласия главврача. Бесполезно.
Нас охватило отчаяние. И только бабушка всех успокаивала и говорила: «Если Господь так устраивает, значит, мы должны смириться и надеяться на милость Господа». Родители даже голос повысили на нее: «Сколько ещё смиряться?! Мы можем ребенка потерять, а ты со своей милостью! Еще добавь, как любишь: ‟Да будет воля Твоя”!» Бабушка не спорила, а уходила к себе и тихо молилась. Через месяц знакомые устроили встречу с ведущим кардиологом-хирургом, академиком. И тут оказалось, что операция брату не нужна и даже противопоказана. Ученый, изучив медкарту, анамнез, сказал, что в данном случае на сердце надо смотреть как на мышцу, которую можно и нужно тренировать:
– Олимпийским чемпионом, да и просто спортсменом он никогда не будет. Пусть ищет себя в другой сфере. Но плавать, делать лечебную зарядку с перерывами на отдых – пожалуйста, и доживет до глубокой старости.
Опять бабушка была права, а могли бы и дальше спорить с главврачом, искать другие подходы, и неизвестно, чем бы это все закончилось.
Через много лет, когда у меня после 40 лет наступила беременность, знакомые и некоторые врачи убеждали, что в таком возрасте и с онкологией в анамнезе рожать небезопасно. Не грубо, но настойчиво указывали на «прерывание беременности». Героем себя не считаю, признаюсь, что было страшно. Был ропот: за что это?!. Боялась сдавать кровь и делать плановые УЗИ, боялась услышать о возможных патологиях у ребенка, переживала, что организм не выдержит родов. Я вспомнила, как бабушка искренне верила в милость Господа, как при любых удачах, приобретениях, трудностях и потерях смирялась, и перестала сомневаться и роптать. Родила здорового ребенка самостоятельно, без медицинских вмешательств. Роды прошли легче, чем самые первые, состоявшиеся в 22 года: при схватках не было характерных болей, мы чуть не опоздали в роддом. Врачи сказали: «Согласилась на четвертую беременность, сохранила ее, выносила правильно – заслужила безболезненные роды».
Меня поддерживали и укрепляли Исповеди и Причастия, праздничные литургии, паломнические поездки в Свято-Троицкую Сергиеву лавру. Когда молилась перед иконами Пресвятой Матери Божией и других святых о благополучном родоразрешении, вспоминала слова бабушки: «Да будет воля Твоя!»
Когда меня спрашивали, как же я решилась в таком возрасте родить и не побоялась, шутила: не просто в 44 года, а в 44 – четвертого, а не испугалась, потому что Господь всегда рядом.