Вера

Художник: Александр Прокопенко За бабушку, о упокоении, я молюсь. Хотя это и... Знаешь, как сейчас пишут: «Все сложно». Вот и у меня с бабушкой Галей все выходит сложно.

Я с ней жила все молодые годы. И не понять было – то она кричит, что вся молодежь развратная, и я тоже, то начинает рассказывать, как они в молодости хулиганили. Нет, ничего неприличного они не делали, просто ходили на танцы, пели, розыгрыши устраивали, иногда каким-то хулиганам подстраивали что-нибудь этакое. Ну, так и я ничего плохого никогда не творила.

То начинает: «Шляться б только, когда ж ты учишься». То, наоборот, ругается, что я ночами учу. То я нескромно одеваюсь, то слишком скромно. То много на еду трачу, то ничего не ем и тощая. В общем, нелегко с ней было.

Но это все ерунда. Самое странное с ней творилось, когда речь шла о вере в Бога.

Она атеистка была. И все время об этом говорила, в дело и не в дело, и что Церковь – это «поповский обман». Причем только православных ругала, у нас соседка была мусульманка, татарка, и все обычаи соблюдала, – так моя бабуля разводила руками: «У них так положено!»

Зато эта «атеистка» залпом стала читать всякие оккультные газетки. Вот которые после Перестройки появились. Выходили приложения к областным газетам, про что-то там «неизведанное», – и вот она эти статьи начитывала! «Катьк, иди сюда, тут интересное пишут». Да это ж, говорю, люди сами сочиняют, ничего такого не было! Нет, бесполезно...

Однажды стала мне рассказывать, что у них на работе уборщица странная. К ней все ходили гадать, и она предсказывать умела. И вроде как привораживать. Могла что-то дать съесть своей «клиентке» на удачу в делах. Причем бабушке сказали, будто эта колдунья доморощенная туда, в эту еду, тараканов кладет. Я потом день есть не могла, так противно было, а бабушка смеется и рассказывает. Она к этой уборщице не ходила, но та как-то сама пришла. И говорит ей: я тебе все передам, что умею, приходи тогда-то.

А я к тому времени уже сама полистала немножко те газетенки. Там про то, как колдуны свое ремесло передают, тоже было. И я уже дрожу и говорю:

– И что?

А она:

– А она пропала куда-то. Не вышла на работу, а потом ее вроде как уволили. Я ее больше не видела.

Я выдохнула, а бабушка опять смеется: «Такая чушь все это!»

А в газетах, надо сказать, было и кое-что дельное. Именно там я, например, узнала, что можно молиться за других людей. И в церкви, и самому. Потихоньку пробовала, хоть и не знала толком, как. И там же читала, что колдуны и креста и молитвы боятся.

– О тебе, – говорю бабе Гале, – наверное, молился кто-то.

И бабушка поморщилась:

– Нет, – говорит, – вокруг меня все всегда были без предрассудков, даже бабушка бросила в церковь ходить.

Я про себя думаю: ничего себе без предрассудков, как в церковь – так мы не ходим, хотя там красиво и иконы, а как к колдунье – так мы и тараканов есть готовы... Фу-у, какой же кошмар.

Пошла я в тот же день в церковь. Как на экскурсию ходят. Походила, посмотрела иконы. Красивые, большие. И какая же она огромная! Светлая. Как сказочный дворец. До неба прямо вот достает. Хорошо там было. Потом только, по дороге, сообразила: какой дворец? Храм-то совсем малюсенький! Долго думала об этом, не понимала, что это со мной такое там случилось.

А бабуля в тот же вечер подходит и говорит: «А ведь у меня еще одна бабушка была, и вот она – да, верила»

А бабуля в тот же вечер подходит и говорит: «А ведь у меня еще одна бабушка была, и вот она – да, верила. Дети на нее злились. И она всегда говорила, что за меня и сестер молится». Пока я стояла открыв рот, она ушла телевизор смотреть. Уже в комнату ей кричу: «А как ее звали?» «Вера, – говорит. – Не мешай сериал глядеть!» Что-то там такое показывали, какую-то Марию или Марианну очередную мексиканскую...

Я в другой раз под таким вот предлогом в храм и зашла. В тот раз все на месте оказалось, в смысле – ну, да, маленькая церковь. Уютная, но маленькая. Что ж это было в первый раз? Вот как если бы я туда совсем маленьким ребенком зашла, – правда же? Все большое... И в этот раз меня сразу спросили, что я хочу. Я и говорю: за упокой пра-пра-... в общем, Веры. Мне записали, отвели к кануну. Я тогда не знала, что там канун, а что нет, просто вижу – много свечек, и крест светится. Вот тут, говорят, свечи за упокой. Я и помолилась как могла. И за ту Веру, и за себя. А за бабушку – почему-то не вспомнила. Может, потому, что она говорила, будто некрещеная. А в тех газетах писали, что за некрещеных никогда и никак не молятся. Вот все-таки зря я говорю, что в них хорошее что-то было, в газетках этих. Правда вперемешку с враньем – это самое худшее. Как же не молятся? Это в храме на помин не пишут, а сама-то я могла бы молиться. Хотя я тогда вообще ничего еще не соображала: как молиться, как жить правильно, по Богу. Просто заходить начала время от времени.

Вот в чем мне повезло: в церкви продавалась газета. Настоящая, православная. И я ее купила и стала ее читать. И дальше покупала, не могла ж я ее выписать на бабушкин адрес.

А у бабушки новая причуда началась. Она как про ту гадалку вспомнила – вдруг откуда-то достала карты и начала гадать. Пару раз мне разложила. А потом я прочла, что это грех, и в следующий раз отказалась. Знаешь... я впервые бабулю такой злой видела.

– Баб Галь, – говорю, – ты чего?

А она на меня кричит, как будто я ей что плохое сделала. Потом я ее часто видела с картами, она себе раскладывала. И на меня ругалась при этом каждый раз, представляешь? Я однажды без спросу их взяла и выбросила. И думала, уже собираться мне придется из дома, в общежитие там или еще куда. Сбегала записку подать за Веру – и жду. А она... не заметила! Не заметила, представляешь? Как будто забыла о них. Всегда перед сериалом своим раскладывала, уже как ритуал у нее появился. А тут – спокойно налила чаю и пошла себе к телевизору. Как и не было.

У меня экзамены в том семестре были особенно сложные. Сижу до утра, учу, потом выползаю бледная и еду сдавать. Так она подходила ко мне у порога – и крестила! Неумело, куда-то вообще не в ту сторону, но крестила же! И я сдала все отлично. А она мне потом сказала:

– Я каждый раз за тебя молилась! Икон у нас нет, так я в угол молилась!

Я сдуру предложила иконы принести. У нее с лица улыбка вдруг сползла, и она мне: «Только попробуй!» Потом поостыла и говорит: «Это ж я просто так. Никакого Бога нет!»

Ох. И вот смотрела я на все это, смотрела. И стала думать: вот как человека мотает. А вдруг оно всех так мотает, кто без Церкви живет? Сегодня одно, завтра другое. Бабушка-то у меня совершенно здоровая была, до самого инсульта здравый ум был. Но при этом... семь пятниц на неделе, а не настроение. Ну, я тебе рассказывала. Мать мне ничего не говорила про это, а вот тетя как-то сказала, что она всю жизнь такая и была. И всегда сложно с ней было. «Да мы все такие, – говорит, – сегодня одно хотим, завтра другое». А я тогда уже про святых стала читать. А они-то не такие были! Надежные, честные. И не мучились всяким «то хочу, то не хочу».

Пару раз моя бабушка, кстати, включала какие-то передачи, где священники выступали. Тихо-тихо, чтобы я, видимо, не слышала. Но так это, видимо, ни к чему и не привело. Я уехала после института, с ней тетя стала жить... А потом инсульт случился.

Все к тому времени знали, что я стала в храм ходить. И мне тетя говорит:

– Запиши Галину.

Я и не знаю, что ответить, а тетя мне:

– Она крещеная. Мне баба Нюра, ее мама, лично говорила: Галя крещеная! Все они крещеные, сестры.

Вот это да... Я начала не только сама молиться, но и в храме записки подавать. Тетя мне как-то говорит:

– Кажется, недолго ей осталось, принеси крест, что ли.

Я тут же побежала к ним. Ручкой себе на груди крест начертила, а у порога сняла свой и отдала тете, боялась не успеть. Та меня в комнату не пустила. Не знаю, почему, – боялась за квартиру, что ли, что не ей может отойти... Потом вышла и сказала, что бабуля хоть после инсульта и слаба – а от крестика отбиваться стала, и она ей просто на подушку положит.

Она берет рукой крест, смотрит на него. Потом кладет обратно, гладит его и зажимает в руке

Тетю вдруг соседка окликнула, дверь-то открыта осталась. Она – к ней, а я – прямо в комнату. Боже... Бабулю не узнать было, лежит там... Но вдруг шевельнулась. И я четко увидела, как она берет рукой крест, смотрит на него. Потом кладет обратно, гладит его и зажимает в руке. Господи помилуй! Я разревелась и убежала, до сих пор жалею, я ж ее больше живой и не видела.

Мама моя уверяла, что баба Галя говорила:

– На моей могиле чтоб никаких крестов.

А тетя настояла:

– Сейчас, – говорит, – у всех кресты, не веришь – иди сама на кладбище, посмотри.

Мама всегда кладбищ боялась и махнула рукой, тем более что тетя эти траты на себя взяла. Ну, и поставили крест...

А знаешь, в какой день она умерла? В праздник святой Веры. Ну, в смысле, в день святых мучениц Веры, Надежды, Любови и мамы их Софии. То есть, выходит, моя прапра... бабушка, в общем, Вера – за нее все-таки молилась? Я это как знак приняла, что за бабу Галю молиться можно. И молюсь теперь. И за нее, и за всю семью свою. В храм редко хожу, грешница, честно признаюсь. Но на праздники – обязательно, и на день святых мучениц вот скоро тоже пойду.

А как же иначе? Буду их просить обо всем.

И прабабушка Вера тоже меня услышит, наверное.