Золото на голубом

Кроны деревьев. Фото автора

Она ходила по этой дороге много лет. Сначала – одна, разведывая окрестности, потом – со старшими детьми, изредка, летом. Но по-настоящему узнала её с младшим. Каждый день, если не было дождя, выкатывала она коляску с годовасиком и шла – неспешно, если ребёнок позволял и не ныл, и торопливо, если находил на него стих. Иногда брали с собой собаку, и она бежала, рыжая, в тон листве, радостно и жадно нюхая осенний воздух, замирая от ржания лошади или от шороха фазанов за живой изгородью густого кустарника. Деревья справа и слева вдоль дороги всё тянулись и тянулись друг к другу макушками, пока однажды не срослись, и дорога эта напоминала Нарнию, вот только фонаря не хватало. У поворота на большом дубе показывался иногда летом совёнок, любопытный и испуганный, но к осени всегда исчезал или просто притаивался там, наверху.

Именно пасмурным ноябрем ей особенно дороги были эти утренние минуты солнца, золота и лазури, словно они обманывали приближающуюся зиму

Когда листья на больших деревьях облетали, на утреннем ноябрьском солнце кора светилась золотом, и она всегда думала про себя: «золото на голубом». В пасмурный день кора была серая и шершавая, обыкновенная, и она ждала ясных дней. Одевая утром и уговаривая малыша дать ручку и позволить застегнуть пуговку, она уже знала, что сегодня будет золото на голубом, и торопилась его увидеть, пока ноябрьское солнце не спряталось за тучей и не начал моросить дождь. Именно пасмурным ноябрем ей особенно дороги были эти утренние минуты солнца, золота и лазури, словно они обманывали приближающуюся зиму и дарили свет, радость и витамин Д. Старшие – в школе, они выйдут из неё уже перед сумерками, и поэтому особенно томятся они в ноябре. В декабре легче: на носу каникулы, Новый год, всё кругом украшено, везде ёлки и огоньки. Она сажала малыша в коляску, и они шли обманывать ноябрь.

Часто сынок не давал ей как следует насладиться прогулкой, ныл, чего-то требовал, маленький деспот. Но она и мимолетно наслаждалась, впитывала в себя и золото, и голубизну, и запах преющих листьев, и звонкий лай собаки, и малыш, не осознавая этого, тоже впитывал. Но ему мало было воздуха и красоты, он требовал осязаемого: листьев, желудей, каштанов, веточек, а больше всего – ягод шиповника. Она срывала ему самые красивые, яркие ягоды, и он надолго замирал, любуясь ими и перебирая их замерзшими пальчиками, иногда обрывая ягодку за ягодкой с ветки, иногда помахивая веточкой. Они обнаружили недалеко от дороги укромный уголок, где шиповник рос в изобилии, и там у малыша был пир: он по часу стоял и обрывал ягоды, и невозможно было его потом усадить в коляску.

Дорога. Фото автора А потом и малыш пошёл в школу, а она всё ходила и ходила этой дорогой, и летом, и зимой, и весной, и осенью, но самая пронзительная голубизна и самое яркое золото были по-прежнему в ноябре.

Когда мелкие дрязги и заботы отступили, пришло большое горе, и она всё ходила вдоль этих деревьев и шептала: «Упокой, Господи Иисусе...» – и деревья внимали ей, и нежно шелестели, и дарили, дарили ей золото на голубом.

Как-то тяжело ей было на душе, томило и давило всё, и она заставила себя выйти из дому пораньше, и когда подошла к большому дубу, где жил летом совёнок, с него ветром сдуло целую метель золотых листьев, и они кружились, кружились, и осыпали её, радостные, лёгкие, и она смотрела в небо, и на верхушку дуба, и вся тяготы уходили, испарялись, и она думала: почему молодые не ценят, не видят листьев, неба, всегда заняты проблемами, работой, деньгами, неприятностями, и тащат, тащат воз, не могут разогнуться, остановиться, поглядеть вокруг себя и обрадоваться. Ведь вот оно, счастье, – рассыпано кругом, а мы бредём мимо, не замечаем его. Счастье разбросано по жизни золотой пылью, оно оседает то в детской кроватке, то на лицах любимых, то на осенних листьях.

Она стояла под деревом, вбирала в себя осень, листья, воздух и золото на голубом.