«Подростком только и мечтал, что убьет отца или отравит»

Фото: Сергей Гапон / kp.ru

– Вот знаешь, как бывает… Человек делает все, чтобы его никто не любил. Мало того – чтобы его после смерти еще и никто хорошим словом не помянул. Хоть бы один кто-то… А Бог настолько милостив, что приводит его близких к Себе, касается благодать их сердец, теплеют они, и появляется желание молиться за тех, кто всю жизнь им исковеркал. И всем утешение – и тем, кого обижали, и тем, кто обижал… Потому что обида – это плен души. А прощение – свобода.

Обида – это плен души. А прощение – свобода

Когда-то отец Евгений, священник с новых территорий, рассказал мне историю.

В одной семье между детьми и матерью были большие противоречия. Да просто плохие отношения, если своими словами. Но потом взрослый уже сын пришел к вере и смог сделать так, чтобы умирающая его мать перед уходом исповедовалась и причастилась. Попросили они друг у друга прощения – и мирно закончилась ее земная жизнь.

Когда женщину ту отпевали, такая радость была у всех на сердце, как будто души правда из плена вырвались и ликуют, поют теперь на свободе.

Прикосновения Божии

– Часто между близкими людьми случаются разные противоречия – маленькие, большие, – которые очень мешают им жить в мире. Да просто жить, – говорил мне тогда батюшка. – Вроде и любовь могла бы быть (а у кого-то и есть), но все эти ссоры, споры, скандалы – это огромные препятствия на ее пути. И когда кто-то один умирает, кажется, что это огромное горе (а кому-то не кажется), но удивительное в том, что любить-то ничего не мешает. Все препятствия для любви ушли вместе с этой земной жизнью. И теперь любовь может по-настоящему восторжествовать. И наступают покой и радость.

Несколько раз батюшка рассказывал эту историю про мать, сына и торжество любви после земного ухода своим прихожанам. Без имен, конечно.

– И, оказывается, Господь все так премудро устраивает, – говорил он мне, – что события в жизни одних людей не замыкаются только на них, а и другим, совершенно посторонним и незнакомым, какую-то духовную пользу приносят. Да, все в этом мире неслучайно… Все неслучайно…

Мне по этому поводу совершенно другая история вспомнилась. Рассказывал кто-то…

Пришел к священнику мужчина с костылем:

– Батюшка, какая-то страшная, черная полоса. Родители умерли один за другим, потом – тетя. Потом – лучший друг. Ребенок в больницу попал, жена. Я на машине в аварию попал, ногу сломал. Что делать-то?..

– А это Господь вас к Себе призывает.

– Как?! Это они из-за меня, что ли, все поумирали и болеют?!

– Нет, конечно. У каждого человека свой путь и свое время уйти, заболеть и выздороветь. Но Господь так все устраивает, чтобы ничего без смысла и пользы для кого-то еще не прошло. Вот и сводит Он обстоятельства так, чтобы каждый из нас Его прикосновение почувствовал. Прикосновения это Божии…

Меня это очень впечатлило тогда. Прикосновения…

В храм ходят только хорошие

– И вот рассказал я ту историю про сына и его покойную мать одному человеку, – продолжал отец Евгений. – А у того был отец, который давно уже умер. А пока был жив – постоянно хулиганил. Пил, гулял, дебоширил. Жену избивал, сына…

Отец помер, только легче от этого не стало. Человека нет – а ненависть есть

Вырос уже сын этот, своя семья, но как в детстве ненавидел отца, так и после смерти его продолжалось. Не мог простить ни слезы матери и синяки на ее лице, ни того, как сам, скуля и трясясь от страха, прятался по углам. Как боялся домой приходить и с завистью смотрел на чужие счастливые семьи. Подростком только и мечтал, что сам прибьет его или отравит. Отомстит за все мучения. Но не прибил и не отравил, потому что тот сам помер. Только легче от этого не стало. Человека нет – а ненависть есть.

– А незадолго до смерти отец этот надел на себя крест, который раньше никогда не носил, – рассказывал отец Евгений. – Видимо, почувствовал и скорый уход, и никчемность жизни своей. И потянуло его к Богу. Но так часто бывает. А когда он этот крест на себя надел, близкие на него посмотрели вообще как на скотину какую-то: «Ты нам все кишки выматываешь, ведешь себя как сволочь, как вампир, кровь пьешь. А еще тут на себя крест надел». Такое было отношение. Хотя вроде бы радоваться надо: человек из тьмы к свету повернулся. Но они все тогда в храм не ходили еще. Для них это было лицемерие какое-то.

Отвлекусь… Я же сама из нецерковной семьи. Но крестил меня дедушка по маминой линии. Мне тогда двенадцать лет было. Он всех внуков летом собрал (мы в Краснодар все приехали) и повел в храм. Собственно, на этом мое воцерковление на долгие годы и закончилось.

Дед тогда сам только-только к вере начал приходить. Не знаю, насколько глубоко, на службы он меня не водил. Но пытался заставить Библию читать. Чему я противилась как могла. И хорошо помню, как взрослые – родители, дяди-тети – посмеивались, что вот такой человек, как мой дед, «в религию ударился».

Потом уже, когда я стала подрастать, опять же, из разговоров я поняла, что был он всегда очень сложным, тяжелым. Крови близким попил немало. На себе я этого, правда, никак не ощущала. И очень удивлялась. А когда в храм пришла, с благодарностью вспоминала, что именно он меня и крестил. И не понимала, чем все были недовольны, когда он к вере повернулся. Раз уж таким тяжелым был – радоваться надо. Покаялся человек. Или хотя бы оказался на пути к этому.

Но, видимо, так это все выглядит для нецерковных людей – лицемерием и осквернением собой креста. А в храм ходят только хорошие.

«Обидчик испортил тебе жизнь, а больше у тебя ничего и нет»

– А тот человек, который крест надел, однажды в пьяном угаре его сорвал и выбросил, – рассказывал отец Евгений. – Но когда протрезвел – поднял, поцеловал и опять надел. И в скором времени умер. А у сына осталась обида на всю жизнь. Десять лет после смерти родителя ненавидел его. Потом к вере пришел. Еще десять лет прошло. Десять лет он в храме. И все простить не мог. А тут я как-то ту историю при нем рассказал – про мать, с которой у детей разногласия были. Про то, как с ее уходом они исчезли. Про то, что смерть может быть не горем, а торжеством любви. Не специально рассказал, даже не думал. Само как-то вырвалось. И в этот момент у него лицо изменилось, разгладилось как-то. Он потом говорил, что в тот миг совсем по-другому посмотрел и на свое прошлое, и на смерть отца. Не с ненавистью, а с жалостью. В сердце пошла оттепель, появилось желание молиться за родителя. Осознание, что это огромное горе, беда – то, как тот жил. Что хуже этой нищеты, как у его отца, когда у человека нет Бога, нет ничего. И слабый пока проблеск радости… Вспомнил сын, как когда-то отец его поднял крест, им же брошенный, поцеловал и надел. Да, ушел без исповеди и причастия. Но, может, за этот порыв и даровал ему Господь милость. Пусть через двадцать лет после смерти, но начал сын за него молиться. И всем стало легче.

Пусть через двадцать лет после смерти, но начал сын за отца молиться. И всем стало легче

Отец Евгений закончил этот свой рассказ, но на следующий день опять позвонил. И заговорил о времени, о вечности… Что мы во времени живем и во времени согрешаем. Жизнь-то временная. И обиды во времени, и дурные воспоминания. И если человек думает, что у него только эта временная, материальная жизнь и есть, то получается, что все эти обидчики и обиды испортили эту единственную твою жизнь. И больше у тебя ничего нет.

– И все, обидчик этот – твой самый злейший враг, он исковеркал все, что у тебя было, – говорил батюшка. – И это правда огромная трагедия. Без духовного отношения очень больно, очень тяжело. И невозможно понять, как Христа, например, распинали, а Он говорил: «Отче, прости им, они не ведают, что творят». Человеку вообще такое трудно представить. Как можно так говорить в такой ситуации.

Если бы такое в отношении тебя или твоих близких совершалось, ты бы совсем другое говорил и делал. Но это именно потому, что человек замкнут на времени и на этой жизни. Как на единственном богатстве, которое у него есть. А дальше, на вечность, его взгляд не распространяется. И это все – конец…

«Немножко почувствовать, что будет в Царствии Небесном»

Я слушала отца Евгения и думала – это же всего вообще касается. Если мы смотрим на эту временную жизнь как на главное богатство, а вечность – где-то за пределами наших ценностей, то нас сломает. Родился ребенок-инвалид – конец всему. Не сложилась карьера, как мечталось, – конец всему, умер близкий человек – тоже. Болезнь тяжелая – ужас и паника.

Понятно, что мы люди земные и чувства у нас земные, и нам больно и страшно, это нормально. Но если знать, а главное – сердцем и душой верить, что здесь – не конец, то и легче будет. И многого мы не сделаем из того, что делаем. Да и вообще все по-другому будем воспринимать.

Как недавно мне написали:

– Не всякая женщина готова растить ребенка-дауна. Поэтому делать аборт или нет – это ее выбор.

И вот так рассуждают именно тогда, когда для человека земным временем все и ограничивается. И это время надо легко и радостно прожить. «Жизнь одна! Кайфуйте!» А когда впереди вечность, которую не отменить и не избежать, – смотришь на это уже иначе…

– Когда человек приходит к вере, ходит в храм, молится, получается, что Господь освобождает его от всех этих вещей, которые связывают его в земной жизни, – продолжал отец Евгений. – Дает ему свободу. И эта свобода приносит мир и тишину в душу. Это не от человека, это от Бога. Сами-то мы в себе страстей побороть не можем. Это с Богом приходит, Богом дается. Не сразу, конечно… Вот этот сын десять лет был в Церкви и ничего не мог с собой сделать. Так ему казалось. Но постепенно он же переосмысливал свою жизнь. Сначала головой, потом молитва потихонечку очищала его сердце. Постепенно благодать Божия действовала, действовала… и уже человек видит свои собственные немощи. И начинает судить о других именно по своим немощам. Знаешь, ведь как бывает. В детстве думаешь: «Я никогда не буду так с детьми обращаться, как моя мама со мной». А вот у тебя уже свои дети, и ты можешь поступить с ними так же. Так же накричать, обидеть. Или даже хуже. Не потому что ты какой-то очень плохой, просто ты слабый… А потом Господь через какую-то жизненную ситуацию вдруг дает откровение. И у человека через двадцать лет вдруг приходит желание молиться за того, кто его обижал. Искреннее желание – с жалостью, с состраданием. И он начинает это делать. И через эту молитву приходит утешение и тому, кого обижали, но теперь он отпустил эти обиды, и тому, кто обижал. Да-да… Но это все – через покаяние. Вместе с покаянием приходит милость Божия. И Бог дает человеку понять, что такое переживание одного и того же события без Него и с Ним. А с Ним появляются благодать, внутренняя тишина, желание всем добра, духовной радости, которая тебя посетила. Когда есть благодать, чувствуется, что болезнь немножечко отходит. А отсутствие благодати – это боль, обиды, страсти. Это тюрьма. А если Господь по своей милости дает нам каплю благодати, то мы хоть немного можем почувствовать, что будет в Царствии Небесном. Где нет страстей, зла, болезней…

«Без толку делать вещи, злые по сути своей»

Я уже заканчивала эту историю, когда отец Евгений опять позвонил. Наверное, все это его самого натолкнуло на разные мысли. «Я сейчас какой-то философ», – написал он мне потом, явно смущаясь.

Месть никогда не сможет удовлетворить человека

– Вот знаешь, многие говорят: «Есть такое прекрасное блюдо, как месть», «месть – это блюдо, которое нужно подавать холодным», ну и всякое другое про это чувство. Но ведь месть никогда не сможет удовлетворить человека. Даже если он отомстит за свою обиду, в душе у него ничего хорошего не произойдет. Где месть, там нет благодати. Потому Господь и говорит: «Мне отмщение, Мне суд! Я буду судить, вы в это дело не лезьте… Потому что хорошо вам от этого не будет». Я, знаешь, о своем отце еще подумал… Мне пять лет было, как его в тюрьму посадили. Папа очень добрый человек был, но пил с подросткового возраста. По пьянке ударил человека, тот пошел, вызвал милицию, а его чемодан остался на месте преступления. И это было истолковано еще и как «гоп-стоп». Дали ему восемь лет, отсидел он шесть. Вышел из тюрьмы и через шесть лет погиб. А пока сидел, сильно по семье тосковал, многое переосмыслил, нормально жить хотел и как мог пытался. Работал, нас воспитывал, покрестил… Мы же все некрещеные были – вся семья. Он первый из нас, кто со священником пообщался и молитвослов в дом принес. Правда, так и не причастился… Душа к Богу тянулась, а бросить пить так и не смог. Пытался бороться, но эта зараза его все время побеждала. Запои были недели по две. И все это всегда было связано у нас дома с большими-большими скандалами. Я обижался на него, злился… Все люди как люди, а у нас вечно… А по итогу все эти скандалы бесполезны были. Сейчас я понимаю, что не скандалить надо было, а мобилизоваться всем. Поддерживать человека, чтобы не падал, жалеть, молиться. И даже если бы ничего не изменилось, мы бы эти шесть лет прожили без скандалов.

Что эти скандалы изменили? Ничего.

У него ж душа и так болела. А у меня сейчас болит. Я перед ним больше виноват, чем он передо мной. Так что смотришь на временную жизнь и понимаешь, что без толку делать вещи, злые по сути своей. Мстить, обижаться, ненавидеть…

…Я, кстати, эту статью в кафе писала. Отвела Машку в сад и засела. Там и голосовые сообщения батюшкины слушала. Без наушников. А недалеко за столом парень сидел, кофе пил. Видимо, до него все это тоже долетало. Потому что, уже уходя, он сказал мне: «Я сегодня отцу позвоню. Мы двенадцать лет не общались, как он бросил нас. Он потом пытался, но я не хотел. Обижался на него. Спасибо вам!»

Да мне-то за что? «Господь все так премудро устраивает, что события в жизни одних людей не замыкаются только на них, а и другим, совершенно посторонним и незнакомым, какую-то духовную пользу приносят». Так-то…