«Дочка задыхалась у меня на руках, я ее теряла…»

Огюст Ренуар. Материнство

Нередко дети-подростки, которые выросли в вере, всегда алтарничали, начинают что-то оспаривать, почти все подряд подвергать критике и сомнениям. Во время наших разговоров спрашивают: в каком мире мы живем, столько несправедливости и жестокости, как Господь такое допускает? Конечно, они проходятся скептицизмом и по тому, что в жизни нет места чуду, зато везде сплошная прагматика, трудолюбие, а когда волна подросткового отрицания настигает высокой точки, говорят: вообще все в жизни решают деньги, они побеждают, а не добро. В такие моменты спорить бесполезно, по своему опыту знаю. Зато хорошо воспринимаются и производят впечатления личные истории из жизни.

Этот рассказ о том, насколько Господь милостив. Причем милость проявилась в отношении не то что невоцерковленного человека, а вообще некрещеного. Много лет назад я работала корреспондентом информагентства «Интерфакс». У меня был противоречивый круг обязанностей – освещала работу коммунистов от Виктора Анпилова до Геннадия Зюганова, генерала Александра Лебедя и Сергея Юшенкова, нацистов и антифашистов, демократов. Позже мне добавили религиозную жизнь страны, в первую очередь – православную.

Мне повезло, в Московской Патриархии встретились отзывчивые люди, объясняли, как обращаться к священникам, Патриарху, епископам, какие есть службы в храме и так далее. Мне помогали с аккредитацией на разные мероприятия, включали в списки СМИ, которые будут летать вместе со Святейшим Патриархом Алексием II, митрополитом Смоленским и Калининградским Кириллом (нынешним Патриархом) во время пастырских визитов.

Православная жизнь заинтересовала меня. Никто из церковных кругов, конечно, меня не заставлял креститься, я сама собиралась стать православной. Но решение пришло не сразу. Признаюсь, знакомство с верой, церковной жизнью было непростым у меня. Была молодой, любила красиво одеваться, выделяться. По своей работе должна была присутствовать на службах Святейшего Патриарха Алексия II. Бабушки делали замечания, и не всегда тактичные. Даже, когда как корреспондент «Интерфакса» сопровождала Святейшего Патриарха, умудрялась поругаться с кем-то из местных пожилых прихожанок. Например, в Литве в Вильнюсе во время вечерней службы выходила на улицу посидеть на скамейке, с непривычки и из-за еще недостаточного понимания хода красивой службы уставала. Ко мне подошла местная женщина: «Тебе дать ткань, чтобы нашила юбку подлиннее, срам такой – все мужчины смотрят на твои голые коленки» Из-за усталости и нежелания раздувать спор ничего не ответила. Женщина покружила, покружила и снова ко мне: «Дорогая, прости меня, не имела я права осуждать. Пришла в храм – и слава Богу».

Мне запомнилось, как Святейший говорил об Иисусовой молитве

Я лишь молча кивнула, незнакомка опять вокруг походила, походила: «А ты вообще по-русски говоришь? А то я тут стараюсь…» Другие прихожане, которые сидели рядом со мной на скамейке, за меня ответили: «Еще как говорит…»

Я делала интервью с Предстоятелем Русской Православной Церкви, с известными архиепископами, а еще мне посчастливилось просто беседовать с Патриархом, задавать вопросы не для печати, а для себя. Например, в самолете, когда мы летели из Казани, Вильнюса, Одессы. Мне запомнилось, как Святейший говорил об Иисусовой молитве. Мне и моя верующая бабушка Паша (Прасковья) всегда рассказывала, что есть коротенькая, но очень сильная молитва, всего несколько слов, а такая сила. Патриарх Алексий сказал, что эту молитву можно произносить по дороге на работу, в магазин, перед важным делом и после него, в минуты сомнения, радости и грусти. Главное, чтобы она от сердца шла, а не как заученная речовка.

Я навсегда запомнила слова Патриарха и бабушки. Однажды моя старшая дочка, тогда ей было четыре года, подавилась конфетой-леденцом. Ужасную ситуацию описываю не для того, чтобы кого-то испугать, а чтобы показать, насколько все было серьезно и страшно. Из-за смеха конфета попала «не в то горло», дочка начала задыхаться. Сначала я ее била по спине – бесполезно (впоследствии вторая дочка, став врачом-педиатром, сказала, что так категорически делать нельзя), далее пыталась мизинцем попасть в горло и зацепить злополучный леденец и вытащить его, еще трясла за плечи, наклоняла голову к полу, сгибала пополам… Все тщетно. Я просто теряла маленькую девочку, у нее глаза помутнели, кожа побледнела, она не падала на пол, потому что я стояла перед ней на коленях и держала за хрупкие плечики. Мне стало очень страшно: я рядом с дочкой, еще несколько секунд, и она умрет, а я ничего сделать не могу… «Скорую» вызвала, но что толку – бригада будет через 10–15 минут. Трудно сказать, сколько это продолжалось, время замедлялось, картинки плыли перед глазами… Я что-то говорила, но свой голос не узнавала.

Вдруг я четко и громко со слезами закричала: «Господи, помилуй мя! Господи, помилуй нас! Спаси мою дочку», – и наклонила голову ребенка вниз. Я услышала, как леденец из «неправильного» горла вышел и упал на пол. Дочка тут же заплакала, ожила, щеки стали розоветь, глаза блестеть. Мы с ней обнялись и проплакали несколько минут. Позже отправились в больницу, необходимо было сделать фото и замерить давление глазного дна, ребенок какое-то время не дышал и могли произойти необратимые изменения в головном мозге. С Божией помощью, все было в рамках нормы. (Сейчас дочери 32 года, она работает клиническим психологом, воспитывает детей.)

После этого случая у меня не было никаких сомнений, креститься или нет, вернее, креститься я искренне хотела, но откладывала: собиралась еще раз все обдумать, все взвесить, посмотреть, посоветоваться.

Если Господь услышал молитву некрещеной, то что можно говорить о Христовых чадах?

Я так детям-подросткам и говорю: если Господь услышал молитву некрещеной, проявил такую милость к ней, к ее ребенку, спас маленькую девочку, то что можно говорить о Христовых чадах? Господь всегда с нами, всегда протягивает нам Свою руку, это мы сами отворачиваемся, ждем каких-то «сигналов», красиво рассуждаем о справедливости, а себя забываем спросить: мы дарим любовь и милость? Мы сами надеемся, уповаем на милость Господа? Хорошо бы чаще вспоминать, что Бог есть любовь.